В тебе моя жизнь... - Струк Марина. Страница 126

— Как ты себе это представляешь? — разозлился Арсеньев. — Я меж двух огней был. И потом — если бы ты попросил меня о подобном, я бы сделал то же самое для тебя. Тут не вы выбирали с Загорским. Это был ее выбор меж вами.

— Нет, — покачал головой Анатоль, сжимая кулаки. — Она выбрала меня с самого начала и не имела права распоряжаться своим словом. Ведь оно уже не принадлежало ей. И я не уверен, что ты помог бы мне, окажись я на месте Сержа. Ты всегда был за него. Он был первый во всем у нас. Только он!

Арсеньев отшатнулся, пораженный словами Анатоля в самое сердце. О Боже, сколько в них прозвучало злости и яда! Как же все повернулось теперь. А ведь когда-то они были готовы отдать друг за друга жизнь.

Он опустил лицо в ладони, не в силах более смотреть на Анатоля. Их юношеской дружбе пришел конец, вдруг пришло болезненное осознание. Больше нет тех юношей, что проводили вместе все свободное время, что готовы были всегда подставить плечо в случае беды, делили совместно и радости, и горести. Серж был тем самым звеном, что соединяло их всех в единую цепь. Всегда основной задира и шалопай. Прав Анатоль — Серж всегда был первым в их троице, и если Арсеньев никогда не стремился на роль лидера и никогда не завидовал своему более яркому другу, то, видимо, у Анатоля было другое видение их единения.

Как мог измениться Воронин за столь недолгое время при дворе? Всего несколько лет, и тот человек, что провел рядом с ними десяток лет, словно испарился, оставив взамен этого, холодного и расчетливого.

— Я все же проведу свое расследование, как могло случиться так, что в приходской книге нет записи о венчании, — решительно сказал Арсеньев, поднимая глаза на Анатоля. — Я не верю и никогда не поверю, что Серж так жестоко и подло поступил по отношению к ней. Ведь, как бы ты не отрицал этого, он любил ее. Действительно любил. Я убежден, что они были венчаны. Иначе и быть не может.

Анатоль замер на мгновение, а потом подошел к бару и налил себе и Павлу коньяка в пузатые бокалы. Затем он вернулся к своему собеседнику и протянул ему один.

— Для чего тебе эта правда? Для того, чтобы успокоить свою совесть? В память о Серже? — отрывисто спросил он. — Что изменит это сейчас? Она моя жена. У нас растет ребенок. Серж мертв. Вот и все. Что здесь обсуждать?

— Но правда…

— Да кому она нужна эта правда? — вдруг вспылил Анатоль. — Кому?

— Не тебе, я это вижу, — спокойно сказал Арсеньев. — Ты сделал многое, чтобы опорочить Сергея, забыв, что de mortuis aut bene, aut nihil [245]. Я даже не знаю сейчас, следует ли мне благодарить Марину Александровну или проклинать за то, что она словно клин встала меж всеми нами, и узы, связывавшие нас столько времени, порвались так легко, словно тонкие нити. Как такое возможно, ведь были кровными побратимами?

— Не знаю, — резко ответил Анатоль. — Ты мне скажи, ведь вы первые с Сержем нарушили свои обещания.

Они помолчали некоторое время. Каждый из них думал о своем, у каждого было тяжело на душе.

— Не надо искать доказательств этого венчания, — попросил тихо Анатоль. Арсеньев покачал головой.

— Это низко и подло скрывать правду и обманывать ее, пойми же.

Анатоль ничего не ответил на эту реплику, лишь молча допил ароматную жидкость в своем бокале одним глотком и поставил его на каминную полку.

— Уже пора возвращаться к женам. Они, верно, думают, что мы уже поубивали друг друга, — постарался пошутить он, но ничего не вышло — голос дрогнул, и его реплика вышла жалкой. Потом он выправил тон голоса и уже твердо сказал. — Низко и подло обманывать друга, Paul. Так что не тебе говорить мне о морали. Я лишь хочу попросить тебя оставить сейчас все, как есть. Ради себя, ради нашей дружбы, пойди мне навстречу. Она только стала привыкать ко мне, только раскрылась. Прошу тебя, не надо знать ей ничего. Прошу тебя.

Арсеньев поднялся с кресла и теперь стоял напротив друга, глядя тому в глаза. Именно в них он прочитал ответы на все свои вопросы и ужаснулся в глубине души тому, что ему открылось.

— Ты все знаешь, — Анатоль ничем не подтвердил его утверждения, но Арсеньев продолжил. — Осторожно, ты ступаешь по тонкому льду, Анатоль. Настанет день, когда Марина Александровна узнает, что ты обманул ее, и сможет ли она простить тебе твой обман? Я ничего не скажу ей более об этом. Но не могу обещать, что если она спросит напрямую, промолчу.

— Спасибо, — Анатоль сжал его предплечье в знак благодарности. На большее он и не рассчитывал — принцип «умолчать не значит солгать» был хорошо ему знаком еще по дворцовым интригам. А уж что Марина не спросит, так это была только его забота, ее мужа.

Она не узнает. Никогда.

Глава 34

Марина в последний раз перепроверила все приглашения, а затем, убедившись, что все так, как она и планировала, без единой помарки, передала увесистую стопку стоявшему рядом Игнату. Тот положил их на поднос, чтобы после позаботиться о том, чтобы приглашения нашли своим адресатов.

— Все ли готово к приему? Приготовили ли залу? Проветрили ли спальни? Просушили перины? — спросила Марина у дворецкого.

— Так точно-с, барыня. Все стекла в зале вымыли-с, паркет начищен и наполирован до блеска, — склонил голову Игнат.

— Ну уж, не слишком стараться-то при том нужно было, — нахмурилась Марина. Она помнила, сколько конфузов, бывало, случалось, когда паркет уж чересчур был отполирован. Надо будет сказать лакеям проверить его, да и самой пройтись попробовать — не будут ли чересчур скользить атласные туфельки по полу.

— Спальни проветрили, барыня. Все убрано, перины выбили и хорошенько просушили, — продолжил тем временем Игнат. — Варвара интересуется, будут ли изменения в меню ужина или это уже окончательный список блюд?

— После просмотрю, голова уже кругом идет, — Марина откинула в сторону перо и выпрямила затекшую от долгого сидения за бюро спину. — Ступай, Игнат Федосьич, больше нет никаких указаний. После призову.

Оставшись одна, Марина поднялась со стула, аккуратно расправив складки на батистовом платье, затем прошла к окну и посмотрела, как слаженно идет работа в парке. Там помощники, набранные Одлербергом из числа дворовых, занимались посадкой цветов, рассада которых была выписана из оранжерей Петербурга. Скоро приедет подвода с розовыми кустами. Часть из них будет рассажена в парке, а часть пойдет в кадки да в бальную залу. Марина очень надеялась, что они не засохнут в дороге в эту жаркую июльскую пору.

В Завидово давался первый после смерти матери Арсеньева бал. Он был приурочен к празднованию Марининых именин. Так решил сам Анатоль, приехав как-то после Иванова дня.

— Нам просто необходимо дать бал, мой ангел. Я хочу всем показать, какова у меня жена — красавица, умница и превосходная хозяйка.

— Ах, вы мне льстите, Анатоль! — улыбалась Марина в ответ. — В свете много женщин красивее меня.

— Нет, — качал он головой. — Другой такой нет и не будет. Никто не может сравниться с тобой, мой ангел.

И Марина послушалась желанию супруга, тем паче это полностью отвечало ее мечтам — устроить праздник в Завидово, показать обновленный за последние два месяца парк. Пусть он и немного пока поменялся, ведь растения так быстро не могут прорастать, но некоторые перемены были уже заметны.

Подготовился список приглашенных гостей, который был чуть ли не вдвое увеличен Анатолем после прочтения. Слуги намывали стекла окон и зеркал да хрусталь люстр до исключительной прозрачности. Чистилось столовое серебро к большому званому ужину, что будет дан после бала.

По велению Анатоля из Петербурга приехала на несколько дней m-m Monique со своими помощницами. Граф приказал супруге не обращать внимания на траты и заказать себе несколько платьев, в том числе и бальное к предстоящему празднику. В письме к Марине он выразил желание, чтобы модистка превзошла саму себя и создала очередной свой шедевр, как тогда год назад, к их венчанию. Он еще помнил, как долго обсуждали красоту его жены в свете после их свадьбы, и он желал, чтобы и после этого праздника люди шептались, каков бриллиант он держит в своей руке.