В тебе моя жизнь... - Струк Марина. Страница 55

— Что это за шрамы? — спросила Марина мужа, гладя его по спине. Прямо под правой лопаткой у него были две небольшие полоски.

— Розги, — ответил он.

— Розги? Кто мог избить тебя так, что остались шрамы? — изумилась Марина.

— Мой дед, — Сергей помолчал, а затем, когда Марина решила, что он не будет рассказывать ей об этом, перевернулся на спину и привлек ее к себе. Она удобно расположилась у него на груди, а Сергей продолжил, гладя ее по волосам. — Мне было тогда восемь лет. Я всегда был неугомонным мальчишкой. Мне нужно было обследовать чуть ли не каждый уголок в имении. Степан тогда с ума сходил от моих выходок. В тот день я обнаружил старый заброшенный сеновал за большим лугом. Мне захотелось его обследовать. Я пошел туда не один. С сестрой.

— С сестрой? — Марина удивленно посмотрела на мужа. — Я не знала, что у тебя есть сестра.

— Сестра-близнец. Мы всегда были неразлучны с ней, несмотря на то, что мы разного пола. Как не пытались наши родители направить ее на «путь истинный», она всегда была верным моим товарищем по играм и проказам. В тот день мы полезли в этот старый сарай вдвоем — я и она. Ей захотелось залезть на самый верх. Мы даже предположить не могли, что наверху доски прогнили донельзя. Она провалилась и упала. Слава Богу, что все обошлось — она могла сломать себе шею, но получила лишь перелом ноги, — Сергей помолчал, а потом вдруг поднялся с постели, прошел к сигарному ящичку и закурил. Потом он повернулся к жене. — Надеюсь, ты не возражаешь против сигары? Дурная привычка, признаю, но ничего не могу с собой поделать.

Марина покачала головой в знак того, что не возражает. Она села в постели, подтянув к себе одеяло поближе — уж полдень миновал, и в комнате было довольно светло, а она до сих пор стеснялась собственной наготы. Да и не только собственной…

Сергей усмехнулся, видя ее алеющие щеки и то, как она отводит взгляд от его тела, и натянул исподнее. Затем прошел к столику, где стоял поднос с вином и фруктами, и налил себе и Марине по бокалу.

— Возьми, — протянул он ей вино, подойдя к кровати.

— Так полдень же, не пристало даме… — попыталась возразить Марина, но смолкла и взяла бокал из его рук.

— Я тебя пристращу еще и к не к таким порокам, — усмехнулся Загорский, целуя ее в плечо, опустившись рядом с ней на постель. Он с явным удовольствием наблюдал, как опять на ее щеках вспыхнул яркий румянец и разлился по всему лицу и шее. — Мне нравится, как ты смущаешься. Такая невинная, такая неискушенная…

— Ты не досказал мне про шрамы, — поспешила напомнить ему жена, заметив блеснувший отблеск желания в его глазах. — Кто тебя так покалечил?

— Дед, — коротко бросил Сергей. — Видишь ли, сестра была его любимицей, в отличие от меня. Дед считал, что она хрупкий и нежный цветок, и ее надо беречь и лелеять. Она была схожа лицом с его супругой, моей бабушкой. Он потерял бабушку в родах, когда получил наследника — моего отца, и эта потеря была очень тяжела для него. Именно поэтому сестра для него была словно свет в оконце. Я же должен был расти в большей строгости, как будущий князь Загорский. Я понимал необходимость в этих различиях воспитания, но иногда эти грани уж слишком выделялись, иногда он явно перегибал палку. Мои родители были против подобной системы, поэтому старались свести к минимуму подобные различия, но не всегда им это удавалось. Но никогда он не был так жесток ко мне, как в тот день, когда мы пошли в тот прогнивший сарай.

В тот день дед заперся в конюшне со мной и избил меня розгами так, что я едва не потерял сознание. В этом есть и моя вина, — усмехнулся Загорский. — Мне не следовало идти на поводу у собственного самолюбия — я тогда решил, что лучше умереть, чем выдавить хоть стон, поэтому он даже не понял в своей злости, насколько сильны его удары.

Марина в ужасе прижалась щекой к широкой груди мужа. Боже, как можно так! Она представила себе пожилого мужчину, яростно стегающего маленького мальчика, который, стиснув зубы, старается ничем не выдать, как ему больно.

— Отец тогда выбил двери в конюшне. А то кто знает, чем бы закончилась эта порка? Мама устроила скандал деду, и в тот же день родители в спешке вместе с нами, детьми, выехали в собственное имение, доставшееся им через приданое матери. Несколько недель продолжался этот наш семейный раздор. Затем дед приехал к моим родителям и предложил мир. Просил прощения и у меня. Я простил его, но что-то, какое-то маленькое зернышко нелюбви к нему и сомнения в его родственной приязни ко мне, зародились тогда. Наша разлука, когда я уехал на учебу в Кадетский корпус, только обострила наши отношения. А уж история с моей первой любовью…

Марина напряглась, и Сергей сразу же замолк, понимая, что ей неприятно упоминание об этой странице его жизни. Он смотрел на огонек сигары и внезапно осознал, что сейчас наедине с этой женщиной он открылся настолько, насколько не был искренен никогда и ни с кем, даже на исповеди со своим духовником.

— Где она сейчас? Я говорю о твоей сестре, — вдруг вторгся в его раздумья голос Марины. — Я не слышала о ней ни разу с тех пор, как выехала в свет. И о твоих родителях. Что с ними?

— Их больше нет с нами, — хрипло сказал Сергей. — Они погибли шесть лет назад. И Элен… Элен тоже.

Некоторое время они молчали, не в силах нарушить ту тягостную тишину, что установилась после его зловещих слов. Затем Загорский, потушил сигару, повернул к себе лицо Марины и, глядя прямо ей в глаза, заговорил:

— Мне было меньше, чем тебе сейчас, когда я встретил Натали. Тогда мне казалось, что это то самое чувство, о которых пишут романы, которое воспевают в стихах. Теперь, когда я рядом с тобой, я понимаю, что ошибался, что родители и дед были правы, когда отговаривали меня от брака с Натали. Они видели мое состояние, мою слепую увлеченность Натали, и всеми силами пытались удержать меня от поспешного венчания с ней. К тому же я был слишком молод тогда, чтобы стать супругом. И слишком много страстей кипело в моей душе.

В тот вечер мы все сильно повздорили. Открылось, что я хотел бежать с Натали, забрав ту из стен Смольного. Родители были в ужасе от моего поступка. Маменька плакала, умоляла забыть о Натали, отречься от любви. Я же настаивал, что нам с ней просто необходимо пожениться сейчас, когда все открылось.

Загорский прикрыл глаза, и перед его мысленным взором снова встала большая диванная петербургского особняка их семьи. Растерянный отец, стоявший у камина и неотрывно глядевший в огонь. Мать, кусающая губы и теребящая в руках мокрый от слез платок. Элен, сидящая рядом с ней и утешающая ее. Арсеньев, сидящий в кресле у окна, вжавший голову в плечи, словно это сделало его невидимым при этом скандале. Дед, стоявший прямо напротив него, широко расставив ноги и заложив руки за спину. Вся его поза выражала гнев и презрение к поступку внука, его неодобрение.

— Пойми, Серж, эта девушка не может стать твоей супругой по многим причинам, — говорил он. — Мало того — не только по ним, но и по своим душевным качествам, по своему нраву. Это далеко не самый лучший выбор, что ты мог сделать.

— Я мог сделать? Я? — Загорский зло расхохотался. — Да ты же сделаешь этот выбор за меня, когда решишь, что пришла пора! Ты и никто другой! Разве не так?

— Как ты разговариваешь со мной, щенок! — вскипел дед. — Со мной, твоим старшим родственником! Совсем потерял разум. Теперь я сделаю все, чтобы ты никогда даже не приблизился к ней, пока она не пошла под венец с тем, кого выбрали ей родители. Я никогда не позволю тебе назвать ее своей супругой! Никогда!

— Ты не сможешь заставить меня! Я не твой крепостной и не твой раб! — сорвался на крик Сергей. От его неожиданного вскрика вздрогнули все, находился в диванной. — Если Натали станет супругой другого, то я клянусь вам…! вы, вы все! Никогда я не приведу в этот дом супругу! Пусть ваш род зачахнет на мне, пусть никогда не продолжится прямая ветвь Загорских! Наследник тебе нужен правильных кровей! Вот тебе наследник, — Загорский показал деду неприличный жест и, схватив с кресла шпагу, кинулся к двери.