В тебе моя жизнь... - Струк Марина. Страница 94

Марина обвела взглядом церковь и встретилась глазами с императорской четой, которая наблюдала за женихом и невестой с довольными улыбками на лице. Она замерла на мгновение. Что ей делать? Присесть ли в реверансе? Но тут священник соединил ее правую руку с ладонью Анатоля, накинул на них епитрахилью и повел их из притвора в храм.

Марину вновь вдруг захлестнула волна паники и страха, лишая разума. Она не может сделать это! Бежать! Бежать отсюда прочь, пока не поздно! Пусть ее ждет позор и бесчестье. Пусть Воронин возненавидит ее за этот поступок. Все будет лучше, чем им быть вот так, навеки соединенными под сенью ее лжи и предательства. Она не сможет смотреть на то, как Анатоль будет ласкать этого ребенка, и лгать ему снова и снова, мило улыбаясь!

Марина дернула рукой в намерении вырвать ее из-под епитрахили, но в это же мгновение Анатоль быстро, но незаметно для окружающих поймал ее ладонь под плотной тканью и сжал ее так сильно, что у Марины слезы выступили на глазах. Затем он метнул на нее взгляд, словно одними глазами приказывая остаться здесь, пройти до конца то, что уготовано им судьбой.

И она подчинилась. Приняла от священника зажженную свечу и перекрестилась, прося про себя в который раз прощения у Господа за свой грех и прося о милости к ней в этом браке, вознося свою молитву вместе со всеми собравшимися в храме.

Господи, услышь меня, Господи! Прости мне мой грех, дай мне сил стать хорошей супругой рабу твоему Анатолию и матерью его детей. Господи, дай мне сил открыться ему в тяжести моего греха перед ним, даруй милосердие рабу твоему Анатолию понять и простить его…

— … Обручается раб Божий Анатолий рабе Божьей Марине во имя Отца, и Сына, и Святого духа…

Марининого пальца вдруг коснулся холод венчального кольца.

— …Обручается раба Божья Марина рабу Божьему Анатолию во имя Отца, и Сына, и Святого духа…

Она вздрогнула при этих словах. Ее сердце так больно сжалось, что она невольно едва слышно всхлипнула. Хорошо, что священник громко читал молитвы, и ее полувсхлипа-полустона никто не заметил. В памяти возникло другая церковь, другое венчание, другой мужчина… За что, Господи? За что мне все это?

Анатоль еще сильнее сжал ее пальцы, и она вернулась из своих горьких мыслей обратно. Повернулась к нему и посмотрела на его профиль. Он смотрел прямо перед собой, его губы были плотно сжаты. По щекам то и дело ходили желваки. Что происходит? За что он злится на нее? За то, что она вспоминает другого? Но ведь он знал, что ее сердце не принадлежит ей, когда ввел ее сюда, в храм.

Священник вновь накинул на их руки епитрахиль и повел дальше в храм, ближе к алтарю. Марина заметила белый плат на полу и слегка помедлила, пропуская вперед Анатоля, как знак того, что отныне он господин в их единстве.

— Имеешь ли ты искреннее и непринужденное желание и твердое намерение быть женою Анатолия, которого видишь перед собою? — услышала Марина. Она с трудом разлепила пересохшие губы и ответила:

— Имею, честный отче.

— Не связана ли обещанием другому жениху? — снова спросили ее. Она мгновение помедлила, вспоминая серые глаза, светившиеся таким неподдельным счастьем. «Муж мой… жена моя…»

— Нет, не связана.

Внезапно по церкви при этих словах пронесся легкий ветерок (как выяснилось позднее, это приоткрыли двери храма, впуская прохладу и свежий воздух, так как от количества гостей да от гари церковных свечей стало душно в храме). Этот ветерок быстро пробежал мимо многочисленных собравшихся на этом венчании, легко, словно лаская, коснулся Марининых обнаженных плеч и лица, поиграл с пламенем ее свечи, взметнул фату и локоны. Потом он достиг венчальной свечи Анатоля и тут же погасил ее, оставляя после себя только легкий дымок.

Марина услышала, как вокруг зашептались окружающие и ее, словно волной, накрыло этим суеверным шепотом. Она почувствовала, как пол уходит из-под ее ног, и только сильная рука Анатоля удержала ее от падения.

— Суеверие есть грех, — укоризненно сказал священник, глядя в глаза побледневшей Марине, и дал знак Анатолю зажечь свою свечу от венчальной свечи Марины. — Верить надобно токмо в волю Господню, только в нее одну!

Всю оставшуюся церемонию Марина думала о том, что произошло. Что это было? Просто ли ветер? Или это была душа Сергея, разозлившаяся на нее за то, как быстро она пошла под венец с другим, как быстро успокоилось ее сердце после его кончины?

Нет, милый, думала она, я не забыла тебя. Ты всегда будешь в моей душе, до конца моих дней. Но ты уже на не белом свете, а я здесь. И мне нужно жить дальше. Для нашего ребенка и ради него.

Затем в уме вновь всплыли слова старой цыганки, пророчествующие Анатолю смерть. Ведь и вправду все сбылось так, как предрекала она: Марина уже пережила и смерть близкого ей человека, и предательство, которое изменило ее жизнь. Кроме этого, сегодня она стала венчанной супругой Воронина, а значит, ей суждено отныне разделить с ним его судьбу до конца дней своих и его.

Задумавшись так глубоко, Марина, словно во сне, прикоснулась губами к иконам, которыми их благословил отче, а затем прошла рука об руку из храма в залу, где их окружили многочисленные гости с поздравлениями. Сначала согласно всем правилам их поздравили императорская чета от лица родителей жениха и родители Марины.

Император и его супруга расцеловали новобрачных в обе щеки, что очень смутило Марину, не привыкшую к подобным знакам внимания от малознакомых ей людей.

— Ну, хитер! — улыбался государь. — Вон какую beaute [171]ухватил! Счастливец! Ну, Марину ты уже получил из рук господина Ольховского, а из наших рук прими Анну.

Анатоль склонил голову в благодарственном поклоне. Подошедший к нему Шангин подал ему бархатную коробочку, в которой лежал упомянутый орден, задорно при этом подмигнув. Анна второй степени. В другое время он бы сильнее только порадовался награде. Сейчас же она была только красивым подарком в его руках, долгожданным, но не приносящим той радости, что должно испытывать человеку в сей момент. Как и Марина. Он добивался ее любыми средствами, даже лукавством (не зря же он выкупил накладную тогда), и вот он получил ее. Но что принесло ему это приобретение? Радость ли? Довольство ли?

Марине же императорская чета презентовала жемчужный набор — серьги, браслет и длинную нить с бриллиантовым фермуаром — поистине роскошный подарок.

Затем молодые по обычаю подали родителям, как родным, так и названным рюмку водки на серебряном подносе, как знак благодарности за их дары. Император выпил махом свою водку, скривился, подкрутил усы и громко проговорил, улыбаясь:

— Ох, горько мне! Горько!

За ним подхватили этот клич все приглашенные, стоявшие в зале, сопровождая его смехом и негромкими хлопками. Марина передала поднос шагнувшему к ней лакею и повернулась к Анатолю, который стоял рядом и смотрел на нее. Он даже не склонился к ней, словно не намереваясь целовать ее.

Неужели он хочет, чтобы она первая коснулась его губ своими губами? Как можно? У Марины от волнения голова пошла кругом, а окружающие ее продолжали выкрикивать «Горько», каждый раз будоража ее натянутые донельзя нервы. Она умоляюще взглянула на своего супруга, и он смиловался над ней. Протянул руку и привлек ее к себе, касаясь губами ее рта. Но это касание отнюдь не было нежным или просто вежливым, как того требовали обстоятельства. Анатоль с силой прижался губами к ее губам, вдруг больно прикусив ее нижнюю губу. Такой быстрый поцелуй, но он выразил всю ту злость, что кипела сейчас в Воронине, и Марина снова вспомнила свои недавние страхи.

За этим небольшим приемом поздравлений последовал легкий поздний завтрак в соседней зале, после которого Воронин сообщил о том, что он с супругой отбывает в свое имение в Нижегородской губернии, посему они отбыли сразу же, как покинули собрание императорская чета и их дети.

— Но как же так? — недоуменно спрашивала Марина своего супруга, когда они, попрощавшись с родными Марины и приглашенными гостями, покидали залу. — Вы ведь не намеревались уезжать из Петербурга после венчания.