В тебе моя жизнь... - Струк Марина. Страница 96

Агнешка привлекла ее к себе, и девушка схватилась за нее изо всех сил, словно утопающий за бревно. Она не плакала, только часто и прерывисто дышала, стремясь успокоить свое бешено колотящееся сердце, да привести в порядок мысли. Нянечка только гладила ее по волосам и шептала еле слышно:

— Взяла ты свой крест, тебе и несци яго. Тихо, касаточка моя, тихо. Недобра зараз слезы лить. Поздно ужо. Хутка твой муж придет. Рыхтавацця трэба [172].

Марина молча поднялась, и нянечка, кликнув Дуньку, что тоже пришла с ней в спальню да не решалась к барышне подходить, принялась раздевать девушку. Платье сняли и убрали в чехол, чтобы завтра поутру проверить, нет ли каких пятен, и почистить в случае чего. Фату сложили в коробку, чтобы сохранить ее на будущее. Затем с Марины сняли корсет и нижние юбки, облачили в капот.

Едва они успели разобрать прическу Марины и свободно распустить ее локоны, как двери распахнулись, и на пороге возник Анатоль в бархатном шлафроке. Белоснежная рубашка под ним была полурастегнута, и Марине бросилась в глаза обнаженная кожа, что ее смутило донельзя и заставило отвести глаза в сторону.

— Пошли прочь, — коротко и тихо сказал Анатоль Дуньке и Агнешке и, когда те по возможности быстро прошмыгнули мимо него, плотно закрыл за ними двери. Так и остался стоять спиной к Марине, прислонившись лбом к дереву.

Марина не знала, как себя вести с ним, что делать. Затянувшееся молчание действовало ей на нервы, а то, что он не поворачивается к ней лицом, а лишь стоит у двери и сжимает ладонь в кулак, что она отчетливо видела со своего места. Сжимает и разжимает, опять сжимает и разжимает…

— Прекратите, прошу вас, — резко сказала Марина, доведенная до крайности этим повторяющимся жестом, который пугал ее не менее, чем тот взгляд, которым окинул ее обернувшийся Анатоль. — Прекратите, — уже не так резко попросила она, надеясь смягчить его, снять напряжение, возникшее в комнате.

Анатоль вдруг быстро подошел к ней и схватил ее за плечи, поглаживая ее кожу сквозь тонкую ткань капота большими пальцами. Он смотрел ей в глаза так внимательно, словно намеревался что-то в них отыскать. Марина уловила слабый запах алкоголя и поняла, что пока ее переодевали, он пил. И пил, видимо, немало — внезапно он резко прижал ее к себе, обхватив ее за талию, и сам едва удержался на ногах от этого движения.

Не в силах выносить запах алкоголя, который неожиданно вызвал у нее легкую тошноту, Марина неосознанно отвернула от него лицо. Это невинное движение разозлило его. Он схватил ее подбородок пальцами и снова развернул к себе, приподняв вверх, заставляя посмотреть в свои глаза. При этом он слишком сильно сжал ее кожу, и она не могла удержаться.

— Вы делаете мне больно! — с этими словами она ударила Анатоля по удерживающей ее лицо руке. Его зрачки расширились, заслонив почти полностью радужную оболочку глаза, и она вдруг осознала, что сделала это совсем зря. Он еще теснее прижал ее к своему крепкому телу, но теперь его рука сместилась вниз, на ее грудь. Марина застыла, но ничего не сказала, лишь опустила глаза не в силах долее смотреть ему в лицо.

— Смотри на меня, — проговорил он, но Марина лишь качнула головой. — Смотри на меня!

Он опять поднял руку и схватил ее за подбородок, заставляя поднять на него глаза.

— Смотри на меня! На меня! Лживая лицемерная тварь! Посмотри мне в глаза. Или не можешь? Или в тебе вдруг проснулась совесть?

Вот оно! Кусочек головоломки встал на свое место. Он знал. Марина не ведала, откуда Воронину стало известно, но он знал о ее положении. С ее плеч словно камень упал. Больше не надо лжи, не надо уверток. Конец… Марина не смогла сдержать нервной улыбки облегчения на своем лице, так велико было напряжение, которое держало ее в своих руках последний месяц, а уж говорить про сегодняшний день и вовсе не стоит.

Это было ее ошибкой, ибо Анатоль расценил эту улыбку насмешку над самим собой. Мгновение, и щеку Марины словно обожгло огнем. Она уставилась на него потрясенно, не в силах поверить, что он ударил ее, и этот обвиняющий взгляд привел Анатоля в неистовство. Он схватил ее за плечи, больно вцепившись пальцами в нежную кожу (капот уже слетел с ее плеч и болтался где-то в ногах), и принялся трясти ее, будто тряпичную куклу.

— Как? — цедил Анатоль сквозь зубы, сопровождая каждое слово очередным встряхиванием. — Как ты могла уступить ему? Залезть в его постель как могла? В его постель! Его! Когда? Когда?

Марина ничего не соображала от страха и от постоянной тряски. Ей казалось, что с очередным последующим встряхиванием ее голова не удержится на шее и оторвется, с такой силой он мучил ее.

— Не надо, прошу вас, не надо, — еле слышно повторяла она, вцепившись в его руки, пятясь назад в попытке вырваться из его рук, но разве она могла остановить его?

Внезапно Анатоль прекратил ее трясти и остановился. Он смотрел в ее глаза, полные ужаса и вины, смотрел на бешено бьющуюся жилку на ее шее, и едва подавил в себе свой необузданный порыв ярости.

— Как ты могла? Я так тебе верил…, — произнес он срывающимся голосом и погладил ее щеку тыльной стороной ладони. — А ты пошла к нему в постель… к нему в постель. Когда? Когда?

Глаза Воронина прищурились, и Марина поняла, что он пытается найти ответ на свой вопрос. И он нашел его.

— Это было в Киреевке? В Киреевке?! — он снова встряхнул ее, словно его сила поможет ей быстрее собраться с мыслями и дать ответ. — До и после моего предложения? До или после? Отвечай! Ну же! До или после?

— После, — пролепетала Марина. Она застонал, словно раненый зверь, и снова ударил ее, только в этот раз не стал удерживать, отшвырнул с силой на постель. Она быстро перекатилась подальше от него и забилась в многочисленные подушки, затаившись там, словно в убежище, молча глотая слезы и наблюдая за каждым шагом своего разъяренного супруга.

Анатоль же опять застонал, запустил руку в волосы и, шатаясь, отошел к окну. Вцепился в портьеры с такой силой, что ткань натянулась донельзя, и Марине показалось, что он сейчас оторвет карниз. Она прекрасно понимала его боль, его отчаянье и попыталась объяснить ему, почему она поступила так.

— У меня не было выхода… мне очень-очень жаль, но это так. Я…

— Молчите! — глухо прошипел он от окна, по-прежнему не поворачиваясь к ней, уставившись в темноту ночи за окном. — Молчите лучше, ибо я за себя не отвечаю!

Так и они провели некоторое время — он у окна, вцепившись в портьеру, она на кровати, боясь даже звука издать из-за сомкнутых губ, чтобы не разозлить его. Потом Анатоль спросил ее:

— Почему ты не открылась тогда, у церкви? Почему не рассказала?

— А ты бы женился на мне после этого? — спросила Марина с едва различимой иронией в голосе. — Женился бы?

— Не знаю, — после минутной паузы ответил ей Воронин. — Видит Бог, я не знаю…

— Вот видишь. Я не могла рисковать, — горько проговорила Марина.

Анатоль взглянул на ее отражение в напольном зеркале, что стояло рядом с окном. Марина тоже посмотрела на мужа через него. Ее волосы растрепались, от роскошных локонов не осталось и следа. Щека раскраснелась от ударов. Ее заплаканные глаза со страхом следили за каждым его движением, за выражением его лица. Она с удивлением и горечью успела заметить слезы на его лице, прежде чем он резко разбил зеркало кулаком и вышел из комнаты.

Марина же откинулась на подушки и разрыдалась, зарывшись в них лицом. Ей было дико страшно от всего, что произошло в этой комнате, и при мысли о том, что ее ждет впереди. Еще страшнее было от того, что помощи ждать было не от кого — Воронин полновластный хозяин в своем поместье. Он может избить ее смертным боем, и никто из дворовых не посмеет встать на ее защиту. Он может запереть ее здесь в четырех стенах, и ни единая душа не придет ей на помощь. Выхода нет, она сама загнала себя в эту ловушку.

— Забери меня к себе, — шептала она сквозь слезы. — Я не могу здесь без тебя… не могу…