Всем парням, которых я когда-либо любила (ЛП) - Хан Дженни. Страница 16

После урока я жду Питера около мужской раздевалки, обдумывая, что сказать и как все объяснить. Начну так: «Итак, насчет утра…», а потом издам смешок, словно произошедшее меня изрядно повеселило.

Питер выходит из раздевалки последним. Его волосы влажные после душа. Странно, что ребята принимают душ в школе, поскольку девушки никогда этого не делают. Интересно, есть ли у них там душевые кабинки? Или же просто насадки для душа и никакого уединения?

– Привет, – произносит он, замечая меня, но не останавливается.

– Итак, насчет утра… – тараторю я ему в спину, а затем смеюсь. Питер оборачивается и смотрит на меня.

– Ах да. Что это было?

– Это была просто глупая шутка, – начинаю я.

Питер скрещивает руки на груди и прислоняется к шкафчикам.

– Это имеет какое-нибудь отношение к тому письму, что ты мне написала?

– Нет. Точнее, да. Поверхностное.

– Слушай, – дружелюбно говорит он. – Я считаю тебя очень милой. В причудливом смысле. Но мы с Джен только что расстались, и прямо сейчас я не в том состоянии, чтобы с кем-либо встречаться. Поэтому…

У меня открывается рот. Питер Кавински меня отшивает! Он мне даже не нравится, и он меня отшивает?! И что еще за «причудливая»?! В каком это месте я «причудливая»?! «Милая в причудливом смысле» – это оскорбление. Самое что ни на есть оскорбление!

А он все продолжает толкать свою речь, по-прежнему глядя на меня добрыми глазками.

– Безусловно, я польщен. Знаешь, то, что я тебе нравился все это время, мне дико льстит…

Все. Хватит. С меня достаточно.

– Ты мне не нравишься, – громко заявляю я. – Поэтому у тебя нет никаких оснований быть польщенным.

Теперь приходит очередь Питера удивляться. Он быстро оглядывается вокруг, проверяя, услышал ли кто-нибудь, затем наклоняется и шепчет:

– Почему же ты тогда меня поцеловала?

– Потому что ты мне не нравишься, – объясняю я, словно это и так очевидно. – Видишь ли, кто-то разослал мои письма. Не я.

– Погоди минутку. «Письма»? И сколько их всего?

– Пять. И парень, который мне нравится, тоже получил одно…

Питер хмурится.

– Кто?

И почему это я должна ему что-то рассказывать?

– Это… личное.

– Эй, мне кажется, я имею право знать, поскольку ты втянула меня в эту маленькую драму, – заявляет Питер. Я втягиваю верхнюю губу и отрицательно качаю головой, на что он добавляет: – Если, конечно же, этот парень действительно существует.

– Существует! Да еще какой! Это Джош Сандерсон.

– А разве он не встречается с твоей сестрой?

Я киваю, удивленная тем, что он это знает. Не думала, что Джош с Марго находились в поле его зрения.

– Они расстались. Но я не хочу, чтобы он знал, что у меня есть к нему чувства… по понятным причинам. Поэтому… я сказала ему, что ты мой парень.

– Значит, ты использовала меня, чтобы сохранить лицо?

– Точно подмечено. Именно так.

– А ты забавная.

Сначала я милая в причудливом смысле, теперь уже забавная. Ну спасибо!

– Как бы то ни было, спасибо, что подыграл, Питер. – Я одариваю его, надеюсь, обаятельной улыбкой и разворачиваюсь. – Увидимся!

Питер протягивает руку и хватает меня за рюкзак.

– Постой! Итак, Сандерсон теперь считает меня твоим парнем, верно? Так что ты собираешься ему сказать?

Я пытаюсь стряхнуть его руку, но он меня не отпускает.

– Пока не решила. Но я разберусь. – Я гордо поднимаю подбородок. – Что-нибудь придумаю. Я же такая причудливая!

Питер громко смеется, широко открыв рот.

– А ты действительно забавная, Лара Джин.

21

Рядом со мной вибрирует телефон, оповещая о звонке Крис.

– Это правда? – Я слышу, как она делает затяжку.

– Что правда?

Я ничком лежу на кровати. Мама советовала: если болит живот, то надо на него лечь, тогда он согреется, и тебе станет лучше. Однако что-то я очень сильно в этом сомневаюсь. У меня весь день живот сводит.

– Что ты подбежала к Кавински и поцеловала его? Как маньячка.

Закрываю глаза, а из горла вырывается стон. Хотела бы я ответить «нет», ведь на меня это совсем не похоже. Но я все-таки это сделала, и у меня были действительно веские причины! Я хочу рассказать Крис правду, просто это так неловко… ладно, к черту!

– Да. Я подошла к Питеру Кавински и поцеловала. Как маньячка.

– Черт! – выдыхает Крис.

– Знаю.

– О чем, черт возьми, ты думала?

– Честно? Даже не знаю. Я просто… сделала это.

– Вот дерьмо! Не знала, что в тебе это есть. Можно сказать, я впечатлена.

– Спасибо.

– Но ты же знаешь, Джен не даст тебе покоя, верно? Может быть, они и расстались, но она по-прежнему считает, что его задница принадлежит только ей.

Живот опять сводит.

– Ага. Знаю. Мне страшно, Крис.

– Я сделаю все возможное, чтобы защитить тебя от нее, но ты же знаешь Джен. Тебе лучше быть начеку. – И Крис вешает трубку.

Я чувствую себя еще хуже, чем раньше. Если бы Марго была здесь, она, наверняка, заявила бы, что даже сама идея написать все эти письма была дурацкой. И, конечно же, уличила бы меня во лжи. А затем помогла бы мне со всем этим разобраться. Но Марго здесь нет, она в Шотландии. Более того, она единственная, с кем я точно не могу поговорить. Она никогда-никогда-никогда не должна узнать о моих чувствах к Джошу.

***

Через некоторое время я вылезаю из постели и иду в комнату Китти. Она сидит на полу, копаясь в нижнем ящике комода. Не отрываясь от дела, сестра спрашивает:

– Ты видела мою пижаму с сердечками?

– Я вчера ее постирала, так что, наверное, она в сушилке. Хочешь сегодня посмотреть кино или сыграть в «Уно»? – Мне бы не помешало сегодня вечером развеяться.

Китти поднимается с пола.

– Не могу. Я собираюсь на день рождения Алисии Бернард. Это, между прочим, написано в записной книжке.

– Кто такая Алисия Бернард? – Я плюхаюсь на незаправленную постель Китти.

– Она новенькая. Пригласила всех девочек нашего класса. Ее мама приготовит нам тонкие блинчики на завтрак. Ты знаешь, что такое блинчик?

– Да.

– Ты когда-нибудь его пробовала? Я слышала, они могут быть соленые или сладкие.

– Да, как-то раз я съела один с «Нутеллой» и клубникой. – Мы с Джошем и Марго поехали в Ричмонд, потому что моя сестра хотела пойти в музей Эдгара Аллана По. Мы обедали в кафе, который располагался в центре города, и вот там я попробовала свой первый блинчик.

Глаза Китти становятся огромными, и в них читается голод.

– Надеюсь, именно такие и готовит ее мама. – Затем она убегает. Полагаю, вниз, чтобы найти свою пижаму в прачечной.

Я хватаю плюшевого поросенка Китти и крепко его обнимаю. Ну вот, даже у моей девятилетней сестры есть планы на пятничный вечер. Если бы Марго была здесь, мы бы отправились в кино с Джошем или заглянули бы на посиделки в дом престарелых «Бельвью». Если бы папа был дома, я, возможно, отважилась бы взять его машину или же попросила бы меня подвести, но я не могу сделать даже этого.

После того, как забрали Китти, я возвращаюсь в комнату и раскладываю свою коллекцию обуви. Немного рановато, чтобы переходить с сандалий на зимние ботинки, но я все равно продолжаю свое занятие, потому что именно оно сейчас как нельзя лучше соответствует моему настроению. Я подумываю разобрать еще и одежду, но это не такая уж и простая задача. Так что я сажусь писать Марго письмо, между прочим, на настоящей почтовой бумаге, которую мне купила бабушка в Корее. Листы бледно-голубые, с пушистыми белыми ягнятами по краям. Я пишу Марго о школе, о новом учителе Китти и о лавандовой юбке, которую заказала на японском сайте и которую, уверенна, она захочет одолжить. Но я ни слова не пишу о реальных проблемах.

Я так скучаю по Гоу-гоу. Без нее все иначе. И только теперь я понимаю, насколько этот год будет одиноким, ведь со мной не будет ни Марго, ни Джоша. Я буду совсем одна. Конечно, у меня еще есть Крис, но это совсем не то. Жаль, у меня не так много друзей. Может быть, если бы их у меня было больше, я бы не совершила такую ужасную глупость, как поцелуй с Питером К. на глазах у всей школы.