Ночь голубой луны - Аппельт Кэти. Страница 31

А ночь всё длилась и длилась, и с каждым часом скатов становилось всё больше. Настоящий слёт скатов, собиравшихся в ночь июльского полнолуния отложить яйца в пруду, из которых потом получаются русалочьи кошельки [9].

72

Берегиня моргнула. Здесь, в заливе, было так светло по сравнению с прудом. От волн шло свечение, озарявшее пляж. Всё казалось таким большим, просторным: океан, небо, воздух… И даже луна была в два раза больше, чем когда она висела над прудом.

– Победа! – повторила она.

Всё шло по плану. Прекрасному плану! Пункт «Ж» был выполнен! Она вскинула голову, расправила плечи и подняла руки к небу. Её переполняла радость. Восторг. Ликование. Она крепко обняла Верта и крикнула во весь голос:

– Ещё чуть-чуть – и мы у цели!

Верт лизнул её в губы.

– Ф-ф-фу! Горячий поцелуй! – засмеялась она.

В сумерках волны казались мягкими и податливыми. Лунный свет поблёскивал на их завитках, а впереди, в сотне ярдов от них, тускло мерцали острые края скалы де Вака. Она была хорошо видна в свете полной, круглой, яркой луны.

Берегиня снова взялась за вёсла. Нос должен смотреть прямо на скалу, рассекать бегущие навстречу волны, иначе они развернут шлюпку и её пронесёт мимо: по морям, по волнам, нынче здесь – завтра там… Она вставила вёсла в уключины и принялась грести, морщась от боли в стёртых ладонях.

ВУ-У-У-УФ-Ф-Ф-Ф!!! Нос шлюпки вдруг резко взмыл вверх на огромной волне. Правое весло выскочило из уключины, и его мигом подхватило волной.

– Нет! Отдай! – крикнула Берегиня.

Её протянутая рука так и застыла в воздухе, словно ожидая, что весло вдруг чудесным образом вернётся на своё место. Ещё не до конца осознав, что произошло, Берегиня провожала его взглядом, пока оно не исчезло в волнах.

Да, теперь ей придётся грести вдвое энергичнее, чтобы направить шлюпку к скале. Получится ли это у неё теперь, с одним-единственным веслом? Она должна, она сможет. Ведь плавают же эскимосы с одним веслом на каяках? Или индейцы на каноэ? Если они справляются, справится и она.

Скала де Вака виднелась над водой. Она была совсем близко. Шлюпка непременно доберётся до цели, если только нос будет смотреть точно на скалу. К тому же здесь ещё неглубоко, не больше трёх футов. Так что шлюпка сможет, идя по волнам, потихоньку сдрейфовать туда.

Всё было бы хорошо, если бы не одно обстоятельство. Отбойное течение может образоваться и на мелководье, и ему вовсе не нужно глубины, чтобы набрать силу. Этого Берегиня не учла в своём прекрасном плане, который не предусматривал отбойного течения.

Меж тем отбойное течение, промчавшееся перед знаменитой скалой де Вака словно бешеный локомотив, подхватило «Стрелку» вместе с её пассажирами – девочкой и лохматым псом – и потащило мимо косы, мимо стай шилохвостых скатов, мимо волнорезов прямо в открытый океан.

Не успела Берегиня понять, что происходит, как «Стрелка» оказалась далеко за скалой, за небольшими пляжными волнорезами и устремилась в открытый океан.

А что же пёс? Он мог только выть от страха, глядя на посеребрённые лунным светом волны в надежде, что проснётся хоть кто-нибудь там, на берегу, в Устричном посёлке.

73

На берегу, в Устричном посёлке, не зная, что осталась одна в призрачно-голубом доме, Синь спала и видела сон. Знакомый сон. Сон-воспоминание.

Вот она изо всех сил сжимает руку Мэгги-Мэри, тянет её и умоляет скорее выйти на берег, прочь из воды. Скорее, скорее! Но нет, слишком поздно. Мэгги-Мэри пронзительно вскрикивает: «Уже выходит! Ребёнок выходит!»

И тут новорождённый младенец, выскользнув из тела Мэгги-Мэри, всплыл на поверхность воды – прямо в руки Синь, и в ту же секунду их подхватил Доуги, словно сам морской бог Нептун с блестящими мокрыми кудрями! Подхватил и понёс к берегу.

Наверное, именно с этого момента она и полюбила его – его и дочку Мэгги-Мэри одновременно.

Но в тот момент она ещё не осознавала этого. Она поняла это гораздо позже, когда прошло много-много времени. А тогда она знала только одно: что на руках у неё новорождённый ребёнок, что она стоит в водах Мексиканского залива у побережья Техаса, там, где на полпути от Галвестона к Корпус-Кристи приютился крошечный городок Тейтер, а вокруг них плещут солёные морские волны. Всем известно, что бывают дети, которые родились в море – на корабле, на пароходе, на океанском лайнере. Но много ли на свете детей, которые родились В МОРЕ – в самом что ни на есть прямом смысле, выскользнув из тела матери в солёные морские волны?

Синь стояла в солёной морской воде, держа на руках новорождённую, и не могла отвести от неё глаз. Девочка. Это была девочка. Красавица. «Добро пожаловать на этот свет, сладкая моя горошинка», – прошептала Синь ей в крошечное розовое ушко. Первые слова, которые услышала малышка, были слова Синь. И потом всю жизнь слова Синь были первыми, которые она слышала утром, просыпаясь, и последними, которые она слышала вечером перед сном.

Синь видела, как Доуги перерезал пуповину своим складным перочинным ножом, взял Берегиню и вынес её из воды на берег. Держа её на руках, он нёс её по пляжу, мимо «Автобуса», пока не пришёл прямо к их дому на Устричном шоссе.

Чтобы помочь им, он бросил без присмотра свои сёрфборды, шезлонги, пляжные зонтики. Он ушёл с пляжа от морских волн. И Синь шла за ним всю дорогу до дома. Должно быть, именно с этого дня она и полюбила Доуги. Но ещё раньше она полюбила девочку, малышку, крошку-горошинку.

Синь спит и видит сон о том, как она полюбила свою девочку. А вовсе не о том, что её десятилетнюю девочку этой ночью уносит в хрупкой шлюпке-скорлупке в открытый океан.

Проснись, Синь! Скорее! Проснись…

74

– ВЕРНИСЬ!!! СКОРЕЕ!!! ВЕРНИСЬ!!! – закричала Берегиня.

Оставшаяся за кормой шлюпки коса стремительно удалялась, становилась всё меньше и меньше. В мгновение ока – так стремительно, как лягушка хватает муху! – шлюпка проскочила скалу. Прилив, который так медленно и неспешно тащил их через канал, теперь быстро – слишком быстро, чересчур быстро! – нёс шлюпку вдаль, в бездонный открытый океан.

– ОСТАНОВИ-И-ИСЬ! – отчаянно кричала Берегиня.

Позади уже оставались волнорезы; шлюпка шла именно туда, куда никак нельзя было заходить. Никак нельзя.

Берегиня изо всех сил работала единственным веслом, позабыв про боль в ладонях. Раз-два, раз-два, раз-два. Она отчаянно старалась повернуть к скале, но стоило ей направить нос куда надо, как волны тут же разворачивали шлюпку обратно.

Сильней, ещё сильней! Раз-два, раз-два, раз-два, раз-два! Ладони жгло как огнём, на руках вздулись жилы, в них бешено пульсировала кровь. Она гребла из последних сил. Но всё напрасно. Шлюпку уносило всё дальше и дальше от скалы, всё дальше от видневшегося за ней берега. Всего несколько минут – и Берегиня уже едва различала силуэты домов вдоль Устричного шоссе.

«Не по плану! Это совсем не по плану!» – думала она.

Она вытащила весло. Капли воды сверкали на нём в лунном свете словно жемчужины, скатываясь с него обратно домой – в воды глубокого, безбрежного Мексиканского залива.

Берегиня положила весло на дно лодки, сгорбилась на скамейке, сунув стёртые в кровь ладони под мышки, и закусила нижнюю губу, стараясь сдержать слёзы.

Потом она подняла голову и тихо, совсем тихо позвала маму:

– Мэгги-Мэри…

Но она не услышала своего имени в ответ.

Верт вскочил, сделал круг, потом ещё один, так что шлюпка закачалась ещё сильней. Потом он уселся на дно. Спасательный жилет, который был ему слишком велик, горбом торчал у него над ушами.

И тут Берегиня заметила, что Капитана с ними нет.

75

А в это время там, на берегу, месье Бошан слегка шевельнулся в своём кресле. Ночная прохлада прикорнула у него на груди.