Про Бабаку Косточкину - Никольская-Эксели Анна Олеговна. Страница 20
— Ты серьёзно? — я смотрю на него недоверчиво.
— Я ещё ни разу в жизни не был таким серьёзным. Эники-беники ели вареники! — говорит фей и хлопает в ладошки.
— Константин, вставай, а то в школу опоздаешь!
Я открываю глаза и сразу вспоминаю про фея. Ну разумеется, он мне вчера приснился. Я встаю, обуваю тапки и бреду на кухню.
У плиты стоит мама в новом халате, вся в розочках, и жарит оладушки.
— Доброе утро, — говорю, — мама.
— Какая я тебе мама? — говорит мама и оборачивается.
И в этот самый момент моё сердце останавливается.
Я думаю, что вот сейчас, через какую-то долю секунды, я умру. Но нет. Сердце снова начинает биться, только уже не как у всех нормальных мальчиков, а в три раза быстрее.
Передо мной стоит не мама, а женщина, смутно мне кого-то напоминающая. Соседка, что ли, за солью пришла?
— Ты чего на меня как баран на воду уставился? — спрашивает женщина. — Ешь, дорогой, а то опоздаешь, — и ерошит мне волосы.
Мне так обычно Нинель волосы ерошит, когда я оказываю ей знаки внимания. Например, когда кнопку подкладываю на стул.
— Колготкова, ты, что ли?!
— В каком смысле? Я что, так плохо с утра стала выглядеть? — Она хватает с подоконника зеркальце. — Надо бы записаться на выходные к косметологу. Кстати, я уже десять лет как Косточкина.
— Да нет, — говорю. — Ты прекрасно выглядишь. Только ты такая… такая… фигуристая… И брови густые… И стрижка…
— Да ну тебя совсем, Костька! — хохочет Нинель, запрокинув голову.
«Точно Нинель, — думаю. — Только она так прекрасно умеет хохотать», — и чувствую, как тепло разливается по всему телу.
— А вот ты сегодня странный какой-то. Иди уже брейся. Тебе к первому уроку.
— Погоди, а я что — в школе работаю?
— Вот те раз! Третий год уже, и не кем-нибудь, а директором!
— Директором?! — Я аж подпрыгнул.
«Ничего себе! — думаю. — Удружил фей. Теперь мне не пять раз в неделю в школу ходить, а по субботам тоже. И по воскресеньям, если прорвёт канализацию».
— Слушай, а ты не заболел? — Нинель щупает мне лоб. — Горячий!
— Заболел! Да-да, я заболел! Позвони в школу, пожалуйста, отпроси меня у… э-э… Ладно, не важно, сам позвоню.
— Хорошо, ты тогда отдыхай сегодня, жидкости побольше пей, а я на работу пошла.
— А ты где работаешь, если не секрет?
— Слушай, ты бы померил температуру. Я вообще-то работаю в вашем непосредственном подчинении, Константин Степанович. Учителем музыки, если вы запамятовали!
— Правда, что ли?!
— Угу.
— Слушай, — говорю, — у меня к тебе предложение. Давай школу сегодня прогуляем, а?
— А давай я тебе лучше доктора вызову, а?
— Ну Нинелька! Ну ты чего? — На правах мужа я усаживаю её к себе на коленки — как-никак она теперь моя по закону. — Давай детство босоногое вспомним! Давай стариной тряхнём!
— Сам ты старина! — обижается она.
— Рванём в парк культуры и отдыха Меланжевого комбината! Прокатимся на каруселях, объедимся мороженым!
— Твой парк пятнадцать лет как снесли вместе с комбинатом, — говорит Нинель и прищуривается как-то нехорошо, мечтательно. — А знаешь, что? А ну её к чёрту, эту школу! Я согласна! Помнишь, как мы в четвёртом классе сбежали с математики? Ты — потому что к контрольной не подготовился, а я — за компанию?
— Не помню.
— Только давай лучше не в парк, а по магазинам! А потом в кино, на «Возвращение Аватара»! А под занавес — в ресторан! Я вчера зарплату как раз получила, а?
— В ресторан? А что, это мысль! — говорю, а сам думаю: «Ну ничего себе, как всё здорово складывается! Женатым быть — это же сплошное удовольствие! И чего эти взрослые всё по детству тоскуют? Лучшие годы чудесные, лучшие годы чудесные! Ничего они в настоящей жизни не смыслят!»
Приехали мы в центр, а там! Не узнал я родной Барнаул — за двадцать лет он сильно изменился. «Небоскрёбы, небоскрёбы, а я маленький такой!» Так папин кумир Вилли Токарев пел, когда в Нью-Йорке впервые оказался. Вот я тоже как будто в Нью-Йорке или в Рио-де-Жанейро себя почувствовал.
Заходим мы в торговый центр с Нинель под ручку, а там музыка, шик-блеск, куклы в два человеческих роста расхаживают, раздают посетителям бесплатные конфеты. Промоакция у них.
— Давай, — говорю, — наберём побольше конфет.
— Ты что? Забыл, что мы на диете? У тебя вон уже пузико, как у деда Коли Расторгуева из двадцатой квартиры. Нет, дорогой, пошли лучше в шляпный отдел. Купим тебе шляпу.
— Зачем мне шляпа? — спрашиваю. — Давай лучше мотоциклетный шлем! У нас же есть мотоцикл?
— У нас с тобой автомобиль «Лада Калина». Папа твой, царствие ему небесное, оставил в наследство. Только он сейчас в ремонте.
— Кто, папа? — спрашиваю, а сам чую, сосёт у меня под ложечкой.
— Степан Валерьянович, почитай, третий год как на кладбище, земля ему пухом! А шляпа тебе — для солидности, ты в ней на работу будешь ходить. — Нинель говорит и заводит меня в какой-то бутик.
А мне, ребята, вот ей-богу не до шляп!
У меня отец три года назад умер! Чувствую, что разревусь сейчас. Кое-как взял себя в руки.
А чего я хотел, спрашивается? На двадцать лет же вперёд проскочил во времени, э-эх!
В общем, пока Нинель бегала по магазинам, я сидел в кафе. Купил двойной эспрессо без сахара и пирожное. Сижу, давлюсь кофейной горечью, пирожное крошу. Чувствую, понемногу начало отпускать. А тут Нинель подоспела, вся обвешанная пакетами.
— Пошли, — говорит, — наш сеанс начинается. Я диван в 5D-зоне купила. Гулять так гулять!
Ну, что я вам, ребята, могу сказать! Новые технологии на месте не стояли, за двадцать лет колоссальные изменения произошли в техногенной сфере. Посмотрели мы с Нинель «Возвращение Аватара» — словно на Пандоре побывали! Оглядели мы там всё, понюхали, потрогали, с местными жителями пообщались через переводчика, даже отведали их национальной кухни. Меня, правда, потом чуток мутило с непривычки, зато впечатлений на всю оставшуюся жизнь!
А Нинелька моя — хоть бы хны, вышла из кинозала и говорит:
— Есть хочу! Веди меня в самый роскошный ресторан!
— А нам хватит бюджета? — спрашиваю. — В бытность мою школьником учителям платили сущие копейки.
— Костик, не будь жмотом! — смеётся Нинель и заводит меня в какие-то стеклянные позолоченные двери.
Она когда смеётся, я ради неё на всё готов! Обслужили нас по высшему пилотажу. А всё потому, что никаких официантов в том ресторане не было. Ни официантов, ни поваров, ни музыкантов — сплошные электронные голограммы. Бесшумно фланируют туда-сюда, фьють-фьють, а услужливые! А исполнительные! Больше всего мне, конечно, понравилась певица на сцене — в красном платье. Глазки мне строила. Но Нинель её на Дмитрия Билана переключила. И пошла с ним танцевать мне назло.
Наелись мы, напились — Нинель устриц с шампанским, а я пирожных с газировкой — и поехали на такси домой.
— Слушай, а давай к маме заскочим, — говорю.
— К маме? — удивляется Нинель. — Ну давай…
— А ты почему удивляешься? — спрашиваю. — Ты, что ли, против?
— Да нет. Я, наоборот, за. Просто ты уж год как у неё не был, всё некогда тебе.
— Год? — изумляюсь я самому себе. — И чем это, интересно, я так всё время занят?..
Мама теперь на окраине города живёт, переехала в спальный район.
— Ой, Нинелечка, сынок! Радость-то кака! — кричит мама с порога.
