Солдатские сказки - Дорофеев Александр. Страница 2

Хватился царь-батюшка, а сабельки-то его заветной и нету. Обыскали все сундуки, рундуки и прочие шкапчики. Нет как нет сабельки — той, что зараз дюжину супротивных голов срубает! Ну, забыли саблю во дворце, когда в суматохе собирались. А без неё какое там сражение? Пиши пропало!

Загоревал царь так, что каша в рот нейдёт. Тошно думать, как же опростоволосился! Всё же собрался с мыслями и объявил по всему войску. Мол, тому молодцу-удальцу, что за пару дней управится, доставит саблю заветную из дворца, — и дочь свою Марью-царевну в жёны, и полцарства в придачу!

Щедры посулы, да охотников мало. Шуточное ли дело, за два дня отмахать дорогу, какую и в два месяца с трудом одолеешь.

Тут и вызвался Семён, малый юнош:

— Сбегаю, ваше высочество! — говорит, — Слетаю! Доставлю заветную сабельку к битве.

Ну и самый главный хмурый генерал отставать не желает от простого солдата-кошевара:

— Вы меня, ваше величество, знаете! Не впервой мне царство-государство из беды выручать!

Сел на резвого коня, пришпорил в галоп, да не в ту сторону, кругалями — так и сбился сразу с пути.

А Семён, малый юнош, отошёл за кусточки, кувырнулся через голову, обернулся зайцем и припустил во всю прыть — с кочки на кочку.

Бежал-бежал, с раннего утра до полдня, из сил выбился. Оземь ударился, превратился в оленя. И опять помчался, словно стрела из лука, — с полдня до вечерней зори.

Притомился, свистнул, как мог, и уже птичкой вспорхнул. Ночь напролёт крылышками махал. К восходу солнца во дворец залетел, да так умаялся, что упал, как подстреленный, прямо в ноги Марьи-царевны.

Ахнула царевна, но чувств не лишилась, а сразу проснулась и прочитала грамотку от царя-батюшки:

— Да как же ты, малый юнош распрекрасный, — спрашивает она, — сумел за день столько земель миновать?

— А вот как, — отвечает Семён.

Обратился в оленя, пробежал по горнице и положил голову царевне на плечо. Оставил у неё в руке пучок шерсти с левого бока.

Обратился в зайца. Прыг-прыг, скок-скок — да царевне на колени. Клочок шёрстки у себя выщипнул с правого бока.

Свистнул — и уже птичкой вокруг порхает. Присел к царевне на мизинец, да обронил золотое пёрышко.

А она все эти памятки — сразу в платочек и схоронила на груди.

Уже солнце поднялось. Пора в обратную дорогу. Принесла царевна заветную сабельку да поцеловала Семёна на прощание.

Кувырнулся малый юнош через голову и поскакал счастливым косым зайцем. Затем быстроногим оленем помчался, а потом и птичкой полетел. Так у него на душе хорошо, что вдвое быстрее одолел весь путь. Вот и рукой подать до воинского стана.

«Дай-ка, — думает Семён, — отдышусь — есть ещё время! Явлюсь к царю-батюшке свежим да бравым!»

Прилёг он под ракитовым кустом, на пригорке у оврага, обнял заветную сабельку и задремал.

А в ту пору главный генерал всё плутал посреди болот. Уже и коня утопил. С досады зубами скрежещет. Увидал он куст ракитовый, а под ним Семёна с сабелькой в обнимку. Выхватил, недолго думая, длинный кинжал и ударил прямо в сердце — малый юнош и не охнул. Столкнул его генерал в глубокий овраг и поспешил к царю с заветной сабелькой.

— Вот, ваше величество, — бесценное оружие! — говорит, — Как обещано, в срок доставил! Теперь рубите врагов со всего плеча, а я так устал, что с ног валюсь.

Царь обнял генерала, повесил ему на грудь золотой орден, сам в постелю уложил:

— Ты своё дело сделал! Отдыхай, герой, без тебя управлюсь!

И пошёл, не откладывая, на враждебного короля.

Бились недолго — три дня и три ночи. А как сокрушили в пух и прах противную рать, царь-батюшка разбудил генерала да ещё один орден за храбрость на грудь прицепил. И отправилось войско с победой и песнями под барабанный бой в столицу.

О Семёне и не вспомнили — и без него кашеваров хватает.

Лежит малый юнош в чёрном овраге. Одиноко ему, мёртвому, и до того скучно, что душа отлетает.

Но тут как раз время настало, и взошёл на небо новый месяц — молоденький да уже с бородой. Поглядел на землю и заприметил неживого Семёна в овраге.

Взмахнул месяц бородой — по листве, по кустам, по траве. Стряхнул серебряную росу на грудь Семёна, и затянулась колотая рана, как и не было.

Потянулся малый юнош, вздохнул и глаза отворил.

— Батюшки-святы, как заспался! А ведь ждут меня, не дождутся! Где сабелька заветная?!

— Эх, малый юнош, — говорит ему месяц, — Всё ты мёртвым сном проспал. Война-то уж кончилась, и войско с победой воротилось! Вот тебе совет — поспешай в столицу…

Ох, долго спал Семён, хорошо выспался. Помчался со всех ног. По дремучим лесам зайцем скачет. Через топи-болота оленем перемахивает. Над реками и озёрами птичкой быстрокрылой порхает.

А в городе стольном праздник — пушки палят, колокола звонят. Славит народ царя да главного генерала — спасителя. Всё готово к его свадьбе с Марьей-царевной.

Столы накрыты на царском дворе посреди сада — хмельного питья да закусок, да заедок видимо-невидимо. Веселье кругом. Одна Марья-царевна печалится. Смотрит по сторонам неживым взглядом.

Да вдруг узрела Семёна за садовой оградой — так и ожили глаза, засверкали. Говорит она царю:

— Не тот, батюшка, мой жених, что за столом, в орденах! А тот малый юныш, что за изгородью томится! Это он заветную сабельку к сроку доставил!

— Пустые слова, ваше величество! — поднялся главный генерал. — Всем известно, кто саблю привёз! А этот беглый кашевар — разбойник с большой дороги! Какие у него доказательства?!

Кувырнулся Семён через голову, обратился в зайца и прямёхонько к Марье-царевне. Вынула она из платочка клочок заячьей шёрстки, приложила к правому боку — ну, в самый раз.

Превратился Семён в оленя благородного, подставил левый бок с проплешинкой, и Марья-царевна укрыла её пучком шерсти. А Семён вспорхнул птичкой и уселся на мизинец к Марье-царевне. Она золотое пёрышко приладила — как и было тут.

— Вот, батюшка, мои приметочки!

— Теперь понятно, кто тут жених, а кто разбойник, — говорит царь.

Побледнел генерал с лица, да так осунулся — все ордена с груди наземь посыпались!

На радостях не казнили его, а помиловали — сослали дороги строить через топи и болота.

А Семёна с Марьей-царевной тут же повенчали.

Так приосанился Семён, сразу видно — добрый молодец! Был малый юнош — кошевар, а стал великий юноша — удалой солдат, кавалер в чине генерал-царевича.

Позвал он на свадьбу и отца с братьями. Поглядел отец-бедолага на Семёна:

— Ох ты, гой-еси, добрый молодец! — говорит. — Ясно вижу — моя родная кровиночка! Дозволь, Сёма, когда время подойдёт, на твоих рученьках помереть.

Ну, а затемно уже пожаловали на пир и молодой месяц вместе с полной луной. Весело гуляли — дни и ночи напролёт. До тех пор, пока месяц не состарился, — до самого, сказывают, новолуния.

Бесы-картёжники

Служил солдат на царской службе. Прослужил верой-правдой положенный срок, получил чистую отставку и пошёл домой.

Шагает с полной солдатской выкладкой — на плечах шинелка, за плечами ранец, в ранце медный пятак, чёрствый сухарь да щепотка табаку.

Шёл он, шёл и притомился. Сел на пенёк.

А тут, случись, идёт по дороге нищий старичок. Увидел солдата и говорит:

— Не найдётся ли у тебя, служивый человек, табачку на понюшку?

Солдат думает: «Дать половину — так мало, обидится», — и весь табак отдал.

Дальше пошёл. Погодя немного встречается ему всё тот же старичок и опять просит:

— Не угостишь ли, служивый, голодного кусочком хлеба?

Солдат думает: «Разделить — так ничего не останется», — и отдал весь сухарь.

Идёт дальше. И вот тебе снова — опять знакомый старичок.

— Не подашь ли, — говорит, — на бедность копеечку?

Солдат думает: «Эх, пятак-то у меня один — и захочешь, не поделишь», — и отдал последний.

Тут вынимает старичок из кармана колоду карт и протягивает солдату: