Тяпкин и Лёша - Ганина Майя Анатольевна. Страница 13

Лёша слушал, повернувшись на бочок и подложив ручку под щечку, – это я так учила его ложиться, чтобы скорее заснуть, – но глаза у него были внимательные и совсем не спящие.

Лёша не знал, кто такой «император» и что такое «почести бранные», как в свое время не знала я и не знал до сих пор Тяпкин, – он слышал сквозь сон эту песню и жалостливо дергал бровями.

«Усачи гренадеры» казались ему таинственными «усачигри надерами», но Лёша слушал, напряженно сощурив глаза, улыбался и вздыхал от горького наслаждения, которое дарила ему песня.

Непонятное, щемящее нежно сердце было где-то вроде бы не в самих словах, а за словами, прикасалось тихонько, как котенок лапкой, к нежному в душе. Лёша слушал и чувствовал, как ему всё сжимает и сжимает сердце, тогда он быстро сказал:

– Спасибо, дедушка, я уже захотел спать.

Повернулся лицом к стене, закрылся с головой простыней и тихо заплакал. Он плакал настоящими слезами первый раз в жизни, не понимал, что это с ним, и не мог остановиться. Было ему и больно и очень сладко. А дед допел шепотом последние строфы:

Потом снова сел за стол и стал читать свою книгу. Лёша наконец заснул, но спал чутко, всё время помнил про песню и, открывая иногда глаза, видел, что дед всё ещё сидит за столом, пьет крепкий чай и читает. Лёша думал во сне, что Любка правильно говорила про своего дедушку: тот точно никогда не спит и всё время, хитренький, ночью читает книжки, потому что днём ему остается мало времени. Лёша завидовал и хотел тоже всегда и ночью читать книжки.

Утром Тяпкин и Лёша проснулись веселые, позавтракали всякими вкусными вещами и пошли на тропку к станции встречать маму. Ветер сильно шумел вверху деревьями, Тяпкин вспомнил, как вчера дедушка говорил про ветер, и удивился: значит, всё получилось правильно, такое бывает. И снова подумал: хорошо, что он не стал с дедушкой спорить, а то дедушка сегодня начал бы ему напоминать про это, а Лёшка бы дразнился.

10

Я выехала из дому довольно рано: в девять часов мы с Верой Васильевной уже сошли с поезда на нашей станции и двинулись по тропке к дачам, часто останавливаясь и отдыхая, потому что у нас были тяжелые сумки. Вера Васильевна работала художником-оформителем в том издательстве, где у меня должна была выйти книжка, и меня специально вызвали, чтобы я с ней встретилась и поговорила, какую лучше сделать обложку и какие нарисовать картинки. Ни за час, ни за два этого не решишь, долго же в городе я оставаться из-за Тяпкина не могла. Поэтому я позвала художницу к нам на дачу. Муж Веры Васильевны был артист и уехал на летние гастроли со своим театром в другой город. Вера Васильевна скучала дома одна и обрадовалась, когда я позвала её на дачу, чтобы она там пожила и всё спокойно со мной обсудила.

Правда, я предупредила ее, что у меня есть Тяпкин с довольно плохим характером, которого я все-таки очень люблю, но Вера Васильевна сказала, что детей тоже любит, хотя своих у неё нет.

Про Лёшу я не говорила ничего – боялась, что Вера Васильевна испугается и мне не поверит. И вообще пойдут в издательстве разные разговоры. В крайнем случае, если что, можно на это время отправить Лёшу пожить к старичкам. Хотя мне этого делать не хотелось: во-первых, Лёша может обидеться, а во-вторых, я к нему привыкла и полюбила уже.

Надеялась, что всё как-нибудь обойдется. Дело в том, что многие люди Лёшу не замечали. Они смотрели на него и отводили глаза, то ли не видели, то ли думали, что это им кажется. Наши соседи по даче, научные работники, занимающиеся изучением русского языка, часто видели, что Тяпкин и Лёша играют на одеяле в саду, читают книжки, даже несколько раз подходили близко, разговаривали с Тяпкиным, но про Лёшу ничего не спрашивали. А недавно вечером приехал вернувшийся из командировки наш папа, привёз нам с Тяпкиным продукты, посмотрел на Лёшу, но тоже ничего не спросил, а когда Тяпкин закричал: «Папа, гляди, у нас Лёшка живет!..» – отвел глаза, быстро сказал: «Да-да, играйте, играйте». Я рассчитывала, что Вера Васильевна тоже Лёшу не заметит и мы будем жить, как жили. Но когда Тяпкин и Лёша бросились ко мне, обрадованные, что наконец-то я приехала и везу такие тяжеленные сумки с вкусными вещами, Вера Васильевна поздоровалась с дедушкой, после с Тяпкиным, а потом спросила восхищенно:

– О-ой, кто это? Какой он прекрасный!

– Это наш Лёша, – ответила я неуверенно. – Лёша, подойди, поздоровайся с тетей. Она художница, рисует картинки в книжках.

– А кто тогда пишет буквы? – сразу заинтересовался Лёша.

Раньше он думал, что книжки так и есть всегда, их никто не делает, но раз эта тетя нарисовала картинки, значит, и буквы кто-то написал.

– Разные люди… – Я пожала плечами. – Очень многие. Есть хорошие, есть не очень. Я расскажу тебе потом.

– Здравствуйте, – поздоровался Лёша, подпрыгнул и протянул свою деревяшечку: он уже знал, что надо здороваться за руку. – А вас как зовут?

– Тетя Вера… – Вера Васильевна немного растерялась: она не успела поймать Лёшину ладошку, а он больше не стал прыгать.

– Мне не нравится, – сказал сухо Лёша и отвернулся.

– Мне тоже не нравится! – поддержал его Тяпкин. – Как-то не очень красиво: Ве-ера!..

Дедушка возмутился и сразу заругался: он не терпел, когда дети вели себя невежливо. «Вежливость, воспитанность помогают человеку подавлять в себе злые и плохие инстинкты!»– говорил он мне.

Мы все замолчали растерянно, не зная, что дальше говорить. Лёша подошел поближе и спросил:

– Мама, а можно, я тетю Веру тоже буду звать «мама»? Мне такое имя нравится… Вот, например, Любку зовут ещё Тяпкин, тебя зовут «тетя» и «мама» – у всех есть два имя.

Я посмотрела в нерешительности на Веру Васильевну, но она сказала веселым шепотом:

– Можно-можно… Господи, конечно! – И повторила громко: – Можно. Мне самой нравится такое имя.

– Все тети бывают мамы, – сказал Тяпкин и, взяв меня за руку, повел домой. Ему очень хотелось посмотреть, что я привезла, и потом, он немножко соскучился. – Галина Ивановна – мама. У Таньки тетя Шура мама, у Андрюшки тетя Валя мама. Я вырасту, тоже буду мама, у меня родится двадцать ребёночков.

Когда я была маленькой, то, насколько помню, называла тоже эту цифру, но пока завела только одного. Поэтому я не стала убеждать Тяпкина, что двадцать ребёночков много и хлопотно.

Так мы дошли до нашей дачи, разобрали сумки, опять попили чаю со всякими очень вкусными вещами. После чая дедушка уехал в город, потому что, во-первых, устал от такого количества народу, а во-вторых, очень хотел посмотреть какое-нибудь новое кино. Ну, а мы стали продолжать нашу жизнь вчетвером.

Я помнила, как обрадовался Лёша, когда я сшила ему шапочку, и поэтому вчера, уходя из издательства, забежала по дороге в «Детский мир», купила пупса размером с Лёшу, сняла с него туфли, носки, штанишки, рубаху и сейчас отдала всё это Лёше.

Сказала, что купила в универмаге, где все люди покупают себе одежду. Лёша чуть не умер от радости, долго прыгал выше стола и кричал «ура». Тяпкин тоже прыгал так, что дрожал дом, и тоже кричал «ура». Потом Лёша мгновенно надел на себя всё и сделался очень смешным – не то кукла, не то человечек. Я спросила, не жарко ли ему во всем этом.