Тяжесть венца - Вилар Симона. Страница 32

Словно забыв о Ричарде, Анна улыбнулась в темноту и закрыла глаза. Она вспомнила один из первых визитов в Олнвик к графу Нортумберленду, когда она впервые заметила, что Мод Перси кокетничает с ее мужем. Отвергая знаки внимания капризной графини, Филип поглядывал на жену растерянным взглядом. Эта его беспомощность перед жеманничаньем Мод Перси показалась Анне прекрасной. Она испытывала невыразимое блаженство, оттого что этот мужчина принадлежит только ей. И снова одной лишь улыбкой она выманила Филипа из людных покоев, затащила в какой-то закоулок, и вскоре их смех сменился поцелуями, прерывистым дыханием, и она уже ничего не имела против, если помнется ее бархатное платье.

Она вспомнила также маленькое озерцо в лесистых горах, куда Филип любил ходить купаться. Обычно она оставалась на берегу, наблюдая, как он, сильными взмахами рассекая воду, переплывает озеро или задерживается на середине и ныряет. Филип любил плавать, а вот ее так и не смог научить. Она боялась воды, ее пугали колючие водоросли, касавшиеся обнаженной кожи, темная глубина. Филип тащил ее подальше от берега, но она визжала и цеплялась за него, а если он отходил, звала его, пока он вновь не возвращался к ней. Однажды, когда она вдруг не на шутку рассердилась на него за все эти шутки, он обнял ее сзади и держал так, пока она не прекратила браниться и неожиданно замерла, пораженная контрастом между ледяной водой и пылающим телом мужа. Едва она притихла, он поднял ее на руки, вынес из воды и уложил среди густых папоротников на берегу. У него были теплые мягкие губы. Он касался ее всегда очень нежно, однако бывали минуты, когда Анна чувствовала себя такой слабой, растворяющейся в его силе, что ей даже хотелось, чтобы он причинил ей боль. И она, подчиняясь, закинула руки ему на плечи, обвила его, вся подавшись навстречу его мощи, чувствуя, как в ней начинает разгораться столь знакомое тепло, пламенеющий цветок, который становился все жарче и жарче, опаляя ее блаженным ослепительным светом, столь зримой волной, что она была не в силах подавить невольный стон, всхлип, вскрик…

…Открыв глаза, Анна увидела в сероватом предрассветном сумраке незнакомое лицо лежащего на ней мужчины. Он наблюдал за ней с интересом и каким-то насмешливым торжеством. Его смуглое лицо покрылось бисеринками пота, черные волосы свисали вдоль щек. Лежавшее на ней тело было тяжелым, а под своими руками, обнимавшими его, Анна ощущала сильные мышцы и выпирающий горб.

Ей показалось, что она кричит, но из горла вырвался лишь слабый хрип. Она смотрела на Ричарда широко распахнутыми глазами, пока он не отпустил ее и сел на кровати, все еще разглядывая ее с унизительным любопытством, как экзотическое животное. Анна тотчас натянула до горла одеяло, отодвинулась, прижалась спиной к спинке ложа. Она вся пылала, но еще более унизительным было то, что и Ричард тоже отпрянул, словно испытывая стыд от того, что произошло, отвернулся с такой поспешностью, будто увидел нечто отвратительное. Спустя мгновение он встал и, торопливо задвинув за собою полог, начал одеваться.

Анна спрятала лицо в ладонях. Ей хотелось выскочить из собственной кожи. Это было нестерпимо! Ей казалось, что Ричард подглядел самую сокровенную ее тайну, и эта тайна вызвала у него лишь омерзение.

Однако, когда он, уже завершив туалет, отодвинул полог, лицо его было почти спокойным. Впрочем, это было не так, ибо ей показалось, что герцог еле сдерживается, чтобы не рассмеяться ей в лицо.

– Доброе утро, моя герцогиня!

Он снова был прежним Ричардом Глостером. От этого Анне, пожалуй, стало немного легче, но, все еще потрясенная своей капитуляцией, она нашла в себе силы лишь слабо кивнуть.

Ричард заговорил спокойно, машинально поправляя складки упланда:

– Боюсь, мадам, что не смогу долго наслаждаться вашим обществом. Долг вынуждает меня уже сегодня покинуть вас и отбыть в Лондон.

– Упаси меня Бог, милорд, встать между вами и вашим долгом, – тихо ответила Анна.

Ричард удовлетворенно кивнул.

– Вчера, моя дорогая, я был слишком обрадован вашим согласием. Да простит мне Господь, я его слишком долго ждал.

Анна совсем сникла, но Ричард заговорил, не глядя на нее:

– Возможно, я заслужил осуждение, ибо несколько поторопился, поведя вас под венец именно тогда, когда до меня дошла весть о кончине брата. Увы, это правда. В тот момент, когда вы вчера вбежали в мои покои, Джеймс Тирелл как раз докладывал мне о трагической гибели Джорджа Кларенса.

Откинув рукой полог, Анна взглянула на Ричарда. Он стоял у стола, невозмутимо наполняя вином кубок. Анна медленно перекрестилась.

– Он казнен?

– Нет. Джордж погиб по собственной неосторожности, и в этом я вижу перст Господа, наказующего гордыню.

Герцог смотрел на нее поверх поднесенного к губам кубка.

– Находясь в Тауэре и будучи во хмелю, герцог Кларенс оступился и утонул в бочке с мальвазийским вином. Бедняга Джордж. Он всегда отдавал предпочтение сладким винам.

Ричард сделал несколько глотков.

У Анны не было оснований жалеть Джорджа Кларенса, но полное равнодушие Ричарда поразило ее. Одно дело ненавидеть сильного врага, другое – продолжать видеть врага в том, кто покинул земную юдоль.

– Ричард, вы поразительно невозмутимы для человека, чей родной брат погиб столь странной и позорной смертью.

Глостер повел плечом.

– Джордж не утрата для семьи и не приобретение для Господа. Однако вы, Анна, меньше, чем кто бы то ни было, должны сожалеть о его кончине.

– Это так. Но теперь, когда он мертв… Упокой, Господи, его мятежную душу, – скажу я от чистого сердца.

Ричард вдруг расхохотался так оглушительно, что она вздрогнула.

– Вы лицемерите! Неужели вы полагаете, Анна, что я забыл, какое торжество сияло в ваших глазах, когда вы узнали, что Джорджа должны казнить? Что ж, если вам его так жаль, можете заказать заупокойную мессу.

– Ричард, похоже, что вы не умеете прощать врагов.

Он опустился на постель.

– О да, это так. Милосердие – удел слабых. Удел же сильных – вершить правосудие, карать или миловать. Поскольку Джордж покинул сей мир до исполнения приговора, к тому же, как вы верно заметили, позорной смертью, dum vinum potamus [39], я рад, что так вышло, и мы с Эдуардом с чистым сердцем и незамутненной совестью можем сказать «Аминь» над непутевым Джорджем.

Ричард встал, галантно подал ей одежду и, задернув полог, отошел к жаровням, чтобы разворошить тлеющие под пеплом угли и добыть хоть немного тепла.

После паузы он вновь заговорил – неспешно, взвешивая каждое слово. Да, ему необходимо уехать, и как можно скорее, чтобы поспеть в Лондон к похоронам герцога Кларенса. Анне на время придется остаться в монастыре, пока от Глостера не поступят соответствующие распоряжения. Затем в Литтондейл прибудет эскорт, дабы она могла возвратиться в мир во всем блеске и великолепии своего нового положения.

Анна слушала супруга с равнодушием. И лишь когда Ричард заговорил о Кэтрин, насторожилась.

– Думаю, девочке незачем больше оставаться в монастыре и я наконец смогу выполнить свое обещание и увезти ее в Понтефракт, куда собираюсь заглянуть по дороге в Лондон.

Анна рванула складки полога.

– Не вижу никакой необходимости. Моя дочь останется со мной.

И тут Ричард впервые за утро заговорил с ней мягко, сел рядом, подал бокал с вином и вазу со сладостями. Кэтрин давно ждет этой поездки. Не говоря о том, что он, Ричард, выполнит свое обещание, девочка окажется при дворе, где много молодежи и, разумеется, для нее найдутся прекрасные воспитатели, ибо в этой глуши она совершенно одичала. Дочери герцогини Глостер необходимо иметь соответствующие ее положению манеры. И потом – Анна сама может спросить у дочери, как та смотрит на подобное предложение.

Анне незачем было спрашивать Кэтрин. Она и без того знала, что дочь мечтает о дне, когда покинет Литтондейл. И хотя Анна не видела веской причины, почему это должно произойти именно сейчас, она понимала, что ничто так не обрадует Кэтрин, как весть о скором отъезде. К тому же в речах Ричарда была своя логика. Если Анна не хочет, чтобы юная Кэтрин Майсгрейв служила объектом насмешек при дворе, следует позволить Ричарду найти для Кэтрин воспитателей.

вернуться

39

Упиваясь вином (лат.).