Тяжесть венца - Вилар Симона. Страница 42

Не лучшая картина ждала ее в первом дворе. Между плитами пробивалась сорная трава, двери одной из построек были распахнуты, оттуда клочьями вываливалось сено, гнилое и трухлявое. Строения нуждались в ремонте: штукатурка на них осыпалась, во многих окнах недоставало стекол. В углах навозные кучи источали зловоние, смешиваясь с запахом казарм и свежеиспеченного хлеба.

– Почему это у вас замок в таком состоянии? – осведомилась Анна, но не расслышала ответа интенданта, потонувшего в басовитом лае Пендрагона, отражавшего наскоки замковых псов.

Вокруг толпилась челядь. Люди радостно шумели, приветствуя госпожу. Когда в замок наезжают хозяева, им всегда лучше живется, исчезает рутина, появляется какое-то разнообразие. Да и с господского стола чаще перепадает лакомый кусок.

– Вы узнаете меня, леди Анна? – твердил здоровяк повар с выбивающимися из-под колпака седыми космами. – А ведь я вас помню, когда вы были не больше вот этого черпака. Ох и пир же для вас я устрою!

И он вперевалку пошел к арке, ведущей во внутренний двор. Анна сошла с седла, отдав повод Херберту.

– Проследи за прибытием обоза.

Сама же, придерживая шлейф, направилась через двор к донжону, словно сквозь сон вспоминая окружающие ее строения и людей. Толстый интендант Меткалф семенил за ней, порываясь что-то сказать, но Анна не слушала его. Вот и внутренний двор – огороженный крепостной стеной прямоугольник. Около донжона располагались общественные постройки с крытыми переходами и полукруглыми оконцами под черепичными крышами. Ближе к надвратной башне – службы, мельница, пекарня, лазарет. Левее донжона высилась изящная восьмигранная часовня с большими окнами и ажурным шпилем с металлическим ангелом наверху. Просторная лестница с каменными львами по сторонам поднималась к широким дверям донжона, ведущим по старинке на второй этаж.

Она взбежала по ступеням и толкнула тяжелые створки, обитые полосами железа с четырехгранными шляпками гвоздей. Дверь поддалась, но заскрипела так пронзительно, что Анна невольно поморщилась. В сенях было темно, под ногами шуршала прелая солома. Подстилку, видно, не меняли с тех пор, когда здесь последний раз останавливались герцог Кларенс с Изабеллой. Следующая дверь отворилась так же туго. Увязавшийся следом Пендрагон подал голос, и ему гулко ответило эхо в пустом зале. У Анны округлились глаза. Мидлхемский зал был огромен и занимал добрую половину восточной стороны донжона. Залитый потоками света, вливавшимися через расположенные в торцах большие окна, он казался необыкновенно пустынным. Но плиты пола – из темного мрамора, который добывают в северных карьерах Фростерли, – были новыми, гладко отполированными, уложенными, видимо, уже при Изабелле. Так же хороша была и лестница, ведущая к прекрасной двери с мозаикой из драгоценных пород дерева. Однако в окнах с частыми переплетами, украшенными витыми монограммами, многие стекла были выбиты, сквозняк гнал по полу соломинки и клочья паутины. Огромный камин давно не чистили, на потолочных балках копоть, следы воска на панелях. Пискнула мышь. Пендрагон залаял, и снова эхо ответило гулом.

Анна повернулась к интенданту замка.

– Вас следовало бы подвергнуть публичной порке, за то как вы следите за этим замком. Мы проехали большую часть моих владений, но нигде не нашли такого запустения.

Толстяк с перепугу рухнул на колени.

– О добрейшая госпожа, разве вам не ведомо, что Мидлхем по приказу герцога Глостера должен быть превращен в тюрьму? Поэтому мне велено следить только за тем, чтобы в порядке были его подземелья, а никак не жилые постройки.

Анна несколько минут глядела на интенданта, не в силах вымолвить ни слова. Превратить такую крепость, как Мидлхем, в узницу?.. У нее перехватило дыхание. Ведь Ричард когда-то жил здесь, тут он впервые научился владеть оружием, впервые взнуздал своего первого коня. Здесь под патронатом Делателя Королей прошло его детство, а он пожелал сделать этот дом темницей. И в душе молодой женщины шевельнулась совсем уже нехорошая мысль: «Ричард всегда ненавидел моего отца. Как и Уорвик его. Возможно, превращая теперь дом своего былого воспитателя в тюрьму, Ричард мстит давно умершему графу…»

Она побоялась додумать мысль до конца. Ведь если Глостер так долго таил злобу к Уорвику, что он должен испытывать к ней, дочери графа, его любимице, которая ныне во всем зависит от милостей своего господина и супруга? В душе ее шевельнулся гнев. Мидлхем принадлежит именно ей, Анне, и даже муж не имеет права по своему усмотрению распоряжаться ее наследством!

И она решилась. Будь что будет, но она не отдаст Ричарду Мидлхем. Здесь будет ее дом! И непререкаемым тоном Анна тут же начала давать указания Меткалфу: следует закупить у городских торговцев мебель, а также ковры, перины, постельное белье, полсотни серебряных канделябров. Пусть наймет стекольщиков, столяров, резчиков по дереву, каменщиков. Она велела ему не скупиться, отбирать лучших мастеров и покупать самые хорошие товары.

Весь остаток дня Анна была занята обследованием замка. Она желала увидеть все: донжон, сад, конюшни, оранжерею, галереи и переходы. У нее светлели глаза, когда она представляла себе, как все это будет выглядеть в недалеком будущем. Ее слуги и фрейлины разбрелись по своим покоям, им тоже передалось возбуждение герцогини.

В некоторых помещениях они находили забытую мебель: резные скамьи или табуреты, круглый столик на массивной подставке или напольную вазу – подобие древней амфоры. Но подлинным открытием оказалась древняя кровать черного дерева в обширной спальне. Она была настолько огромной, что в ней могло поместиться полдюжины человек. Необъятное резное ложе покоилось на деревянных львах и было, как в древности, окружено полированной балюстрадой, а панели украшены рельефами с изображением листьев и цветов.

Анна разглядывала кровать, самую большую из тех, какие ей доводилось когда-либо видеть, и ей казалось, что она вспоминает себя, кувыркающуюся на ней, или видит обложенную подушками угасающую женщину – свою мать. Мать!.. Анна дала слово, что нынешним же вечером посетит аббатство, где покоятся ее останки, и закажет заупокойную службу.

Придворные дамы поражались, откуда в их госпоже столько неукротимой энергии. Старый повар не обманул, заверив, что угостит всех на славу, и если покои Мидлхема были в заброшенном состоянии, то о закромах и кладовых замка раздобревший интендант позаботился на славу. Даже недовольную всем Матильду Харрингтон удовлетворили приготовленные им блюда: густая похлебка из сушеных грибов, рис с орехами и изюмом, щучий паштет, анчоусы, тушеные угри, фаршированная форель, сочные креветки, несколько видов жареной рыбы, большой круглый пирог с затейливой начинкой. Старый повар питал явное пристрастие к пряным соусам, которые так обжигали нёбо и язык, что их то и дело приходилось запивать вином, элем или сидром. Некоторые придворные дамы захмелели до того, что принялись откровенно заигрывать с конюшими и стражниками. Им нравилась свобода, окружавшая герцогиню, ради этого они готовы были смириться с тем, что первую ночь в этом огромном замке за неимением кроватей придется провести на соломе. Одна лишь чопорная леди Матильда сидела с недовольно поджатыми губами на противоположном конце стола, не сводя сверлящих глаз с герцогини, отдававшей должное острым блюдам.

Всю следующую неделю Анна была страшно занята, но чрезвычайно довольна. Возможно, в глубине души она сознавала, что это последняя капля свободы, которая ей дана судьбой. Что дальше? Смирится ли Ричард с ее самоуправством или им предстоит борьба? Она побаивалась мужа, он все еще оставался для нее сумеречной тайной, которую она отнюдь не стремилась разгадать, интуитивно чувствуя, что здесь могут крыться страшные опасности и разочарования, и потому старалась не думать о приезде Ричарда Глостера, всецело отдавшись повседневным хлопотам.

В замке было шумно, дымно, суетились люди, пахло потом, сырой известкой недавно побеленных стен, на рогатые чепцы дам оседала копоть. Анна, в простом шерстяном платье и переднике, сама следила за всем. Слышался стук молотков, смех, клубилась пыль, и потревоженные в старых башнях летучие мыши с писком вылетали в слуховые окна.