Мой (ЛП) - Эванс Кэти. Страница 13

      Один его глаз немного опухший, а рана над бровью все еще выглядит ярко-красной. Посередине его нижней губы все еще есть трещина. Он ранен, но ему на это плевать. Он хотел привлечь мое внимание и сделал бы что угодно для этого, и даже, если мне хочется ударить его за безрассудность, желание поцеловать каждую царапину и рану на его теле намного сильнее.

      Ремингтона бросали на протяжении всей его жизни. Родители. Учителя. Друзья. Даже я. Никто не задерживался с ним достаточно долго, чтобы показать ему, что он того стоит. То, что он сделал, просто для того, чтобы я прикоснулась к нему, разделила с ним любовь, разжигает во мне желание погрузить его в свою любовь так, чтобы никогда в жизни ему не пришлось просить меня об этом.

      — Я отказываюсь, — шепчу я страстным голосом, — сидеть и наблюдать, как ты нарочно позволяешь делать себе больно.

      — Я отказываюсь позволять тебе отталкивать меня, — говорит он так же страстно, наполняя одну свою большую ладонь тяжестью моей груди.

      Хмурясь и качая головой, я зажмуриваю глаза, когда он направляет душ на мое лицо. Поток воды смывает мой шампунь и, когда он проводит руками по моим волосам, позволяя пене стекать по моему телу, я с трудом могу удерживать их закрытыми.

      Предпринимая действия, пока есть такая возможность, я хватаю мыло, образуя много пены, дотягиваюсь к гладким мышцам его груди и растираю мыльными пальцами твердую гладкую кожу. Его грудь вздрагивает от моего неожиданного прикосновения, и, когда я встречаюсь с ним глазами, у меня подкашиваются колени. Все мое тело сжимается, когда я удерживаю взгляд этих жаждущих голубых глаз, пальцы скользят вверх по его влажной массивной руке, вниз по его груди, по его восьми кубикам. Мой голос хриплый от эмоций, едва слышен из-за воды.

      — Это то, чего ты хотел? Когда был там, опрометчиво позволяя наносить удары по себе?

      Он нежно охватывает мое лицо одной рукой, и произносит каждое слово яростным и страстным голосом.

      — Я хочу тебя. Хочу, чтобы ты прикасалась ко мне, накрывала мои губы своими, как прежде. Я хочу, чтобы ты любила меня. Хватит уже наказывать меня, Брук. Я люблю тебя.

      Он прижимается своими губами к моим, пробуя меня быстрым, грубым поцелуем, отстраняясь, чтобы посмотреть на меня, тяжело дыша.

      Он сильнее обхватывает мое лицо.

      — Разве моя девушка позволит этому сломать ее? Разве? Она сильнее этого . . . я точно знаю, и мне нужно, чтобы она жила. Мне нужно, чтобы она боролась ради меня и вместе со мной. Насколько я могу судить, подобного этому раньше никогда не случалось. Только ты приключилась со мной, Брук. И это все еще происходит со мной, не так ли, петарда?

      Наши взгляды встретились, и я не знаю, кто из нас более жаждущий, более нуждающийся или более отчаянный. Его взгляд вонзается в меня, он выглядит таким изголодавшимся, а я чувствую себя обезумевшей. Моя грудь начинает вздыматься, сердце колотится, и прежде, чем осознать это, я запускаю пальцы в его волосы и притягиваю его к своим губам, в то время, как он прижимает меня спиной к стене душа и накрывает мой рот своим.

      Я задыхаюсь, когда его вкус проносится сквозь меня, как только он раскрывает мои губы, скользя одной своей рукой вверх к моему лицу, неподвижно фиксируя его, и силой своего рта открывает мой, заставляя меня стонать и сжимать его волосы, с нетерпением ища его язык своим.

      Но он первый находит меня. Нет. Не находит. Он завладевает мной, его язык трется и трахает мой. Низкое довольное рычание доносится из его груди, когда он поднимает меня, чтобы наши рты были на одном уровне. Его близость, касания наших тел оживляют меня. По моей коже проходят мурашки в местах прикосновения, и потребность между нами возрастает. Я чувствую такую привязанность к нему, от которой становлюсь уверенной, что ничто никогда не оттянет меня назад.

      Я жадно посасываю его язык, когда он выключает душ и выносит меня. Набрасывает на меня полотенце, пока я продолжаю цепляться, сосать его язык, покусывать его губы. Кровь мчится по моим венам, как пробужденные реки, когда мы приближаемся к кровати.

Он опускает меня на одеяло, накрывает мое тело полотенцем, слегка вытирая кожу и наклоняет голову, шепча:

      — Позволь мне вытереться.

      Я протестующе стону, когда он оставляет меня. Мне так жарко, но я такая влажная и холодная, у меня стучат зубы, когда я наблюдаю, как напрягаются его мускулистые ягодицы самым сексуальным образом, в каком только могут напрягаться человеческие ягодицы, когда он исчезает в ванной. Даже сейчас, когда каждый сантиметр моего тела пульсирует, я, дрожа, плотнее поправляю на себе полотенце и рассеянно вытираюсь, не отводя глаз от двери ванной.

      Обожемой, мне тоже охренеть, как больно.

      Когда он, наконец, появляется на пороге с этими великолепно широкими плечами и прекрасным восьмикубиковым прессом, ручейки воды все еще стекают с его волос, вниз по горлу, к груди, и к полотенцу, обернутом вокруг его узких бедер. Мое дыхание ослабело. Я замечаю, что он прошелся полотенцем по своим темным волосам, так как они торчат в разные стороны. Эти голубые глаза с жадностью сияют, когда он убеждается, что я на кровати, как он и оставил меня. Вдруг все, что я чувствую, любовь и болезненная ревность, молнией проносятся в моей крови.

      Он ступает, не отрывая от меня глаз, и я раскрываю свое полотенце, чтобы увидеть, как застывает его лицо, и сверкают глаза, когда он осматривает меня, полностью обнаженную.

      Он берется за свое полотенце и срывает его. Мои дыхательные пути сужаются, когда я вижу, как его огромная эрекция значительно подпрыгивает, когда он подходит к кровати и другим полотенцем нежно высушивает мои влажные волосы.

      — Сначала я натру тебя маслами, — задыхающимся шепотом предупреждаю я, когда он заканчивает.

      С дьявольской улыбкой он отбрасывает полотенце, хватает масло арники, к которому я тянулась, и тоже бросает его на ковер. Затем заводит мои мокрые волосы назад, и с оценивающим взглядом обхватывает мой затылок, направляя свою голову к моей.

      — Натри мой язык своим.

      Он прикасается своим ртом к моему, наше дыхание смешивается и восхитительная дрожь проносится сквозь меня, когда его губы раскрывают мои и наши языки встречаются.

      — Твоя губа, — выдыхаю я, поэтому он действует осторожно.

      Игриво кусает меня и снова прикасается своим языком к моему, немного сильнее потирая им, сводя меня этим с ума.

      — Твоя губа, — стону я, извиваясь под ним от потребности.

      Он отодвигается. Затем, мучительно медленно ласкает заднюю часть моих ног, пробуждая тысячу и одно покалывание.

      — Ремингтон, твоя губа . . . — протестую я, когда замечаю, что порез снова кровоточит, и дотягиваюсь, чтобы поймать каплю крови своим пальцем.

      — Шшш . . . — он лижет и посасывает мой палец, затем отпускает его и смотрит на меня этими яростно-нежными, голубыми глазами, проводя пальцами по задней части моих ног, поглаживая мои ягодицы.

      Моя грудь поднимается и опускается, когда его пальцы движутся по моим ногам, а потом властно охватывают мою попу.

      — Тебя это возбуждает? — спрашивает он.

      — Да.

      Его руки скользят мне под колени, вниз по икрам, затем медленно назад вверх, пока я не растворяюсь до костей, умирая.

      — Насколько ты возбуждена? — мягко спрашивает он, оставляя поцелуй на моем животе.

      — Мне нужно снова приложить что-то к твоей губе, — выдыхаю. Тысяча языков пламени облизывают мое тело, когда я сажусь и дрожащими руками достаю свою мазь, намереваясь приложить ее к его порезу.

      Он целует кончики моих пальцев и я закрываю глаза, когда удовольствие молнией проносится через меня.

      — Реми . . . — произношу я, тая.

      — Ложись обратно, — говорит он мне. Одурманенная от предвкушения, я повинуюсь.