Пари (сборник) - Бортникова Лариса "Брынза Ляля". Страница 37

– Я уже, кажется, делал вам однажды замечание, Лариса, – а я и не заметила, когда Андрей подошел.

Я подняла голову и посмотрела на него. Когда наши взгляды встретились, у меня внутри что-то запрыгало, задрожало и оторвалось (хотелось верить, что не мочевой пузырь).

– Может быть, все-таки будете работать или как? – Он был суров и неприступен. – И не надо изображать из себя раскаявшуюся грешницу, не ваше амплуа, – заявил он в ответ на мои скромно потупленные в смирении очи.

– Простите-с, уже, уже. Видите, я тружусь, – я схватила в руки первую попавшуюся бумажку, оказавшуюся списком телефонов сотрудников, и с деловым видом начала ее изучать. – Взгляните, очень поучительно и, главное, расширяет кругозор, прямо ощущаю, как он расширяется и вылазит из ушей, поскольку не соответствует объему черепа.

Андрей фыркнул и, повысив голос, заметил:

– Боюсь, что еще один подобный случай – и вам придется искать себе новую работу. Будьте повнимательнее к вашим обязанностям, – он вышел, и после секундной паузы со всех сторон раздались «сочувственные» возгласы:

– Ну надо же! Каков подлец. Сначала воспользоваться, а затем выгнать с работы. Непорядочно, – Светлана Денисовна любила поразглагольствовать на тему морали. – А вы, Лариса, могли бы догадаться о последствиях. Недаром говорят, что дома и на работе…

– Не расстраивайся. Я чего-нибудь подыщу. Тут, типа, у моего кореша на фирме есть местечко. Я поспрошаю, – вылез добрый Серега с соболезнованиями.

– Чего там? Типичная история. Босс и секретарша. Классика. Возьми любой пример из художественной литературы и убедись, – вездесущий Митрич был тут как тут.

Серафима, случайно оказавшаяся свидетельницей происшедшего, тут же сунула мне под нос кусок торта, ее опыт подсказывал, что на сытый желудок любые жизненные трагедии пережить легче.

Я тут же набила рот сладким бисквитом. Значит, вот как они интерпретировали эту мизансцену. Босс и секретарша. Неудачный расклад! Надо было срочно исправлять ситуацию. Я обвела комнату недоумевающим взглядом и вздохнула, вложив в этот вздох тонну сексуальности.

– Вы это о чем, господа хорошие? Не понимаю. Ах да, Сережа, зайчик, ты не мог бы мне сегодня помочь с транспортом, – я потерлась о Серегино плечо ухом.

– Что за вопрос? Конечно. Типа, когда и куда хочешь, – Серега таял.

– Тогда после работы поедем сразу в Митино, я там соберу кой-какие свои вещички, и затем на Краснопресненскую набережную. Видите ли, я тут переезжаю к Андрею, а его машина в ремонте, – разъяснила я.

– Чтооо? Как это переезжаешь? Куда? – Митрич вылупился на меня во всю мощь своих лягушачьих очей.

– А что тебя удивляет? Разве это не нормально, что любящие люди хотят вести совместное хозяйство, сожительствовать и тому подобное. Не говори, что ты сторонник первой брачной ночи, это извращение. Ну так как, Сережик, ты согласен?

Серега замычал, заикал и согласился. Население офиса задумалось, а Серафима вздохнула. Ей было жаль не к месту пожертвованного бисквита.

* * *

В восемь вечера я выгрузила четыре тяжеленные сумки возле Андреева подъезда и отпустила Серегу восвояси. Правда, он пытался помочь мне донести багаж до квартиры, но я пресекла подобную благотворительность, объяснив это тем, что, возможно, Андрей не пожелает афишировать свою душевную привязанность, и так далее. Честно говоря, я опасалась, что Андрей спустит меня с лестницы вместе с барахлом, что было бы вполне естественной реакцией с его стороны после вчерашнего. Я дотащила сумки до двери и позвонила. Ни звука.

Нате вам! Выходит, мне придется тусоваться на половичке до его прихода. Ну вы сейчас скажете, что мне надо было развернуться и, взяв такси, поехать домой. А как же Серега? Я не была уверена, что он не стоит где-нибудь за углом в надежде разоблачить мой блеф. В общем, в очередной раз решив идти до конца, я удобно устроилась на сумке и открыла припасенную на всякий пожарный баночку с пивом.

Третья опустошенная баночка уютно устроилась рядом с подружками, когда я услышала звук открывающегося лифта и знакомый баритон:

– Конечно-конечно. Это гениальная вещь, да и вообще он неординарен в своей манере живописи. Выставка чудесная. Хотя мне все же примитивизм чужд.

– А как хорош тот эскиз! Какое мастерство! Какая палитра! Какое умение подбирать и смешивать тона, – писклявый, шепелявый и противный голосок мне не понравился. Во-первых, он явно принадлежал женщине, во-вторых, явно женщине хорошенькой или думающей, что она такая, а в-третьих, для меня это было неожиданностью. Я как-то не предусмотрела такой вариант. Я попыталась подняться на ноги, но баночки-сестрички привели мой вестибулярный аппарат в нерабочее состояние. Пока я предпринимала вторую попытку встать, держась за косяк, любители живописи возникли в конце коридора и приблизились на расстояние вытянутой руки. В глазах двоилось, но я сумела разобрать, что мой шотландский сеттер, разодетый в пух и прах, вышагивал под ручку с натурально-блондинистой фифой, как будто только сошедшей с подиума. Внутри у меня закипело и забурлило. Значит, я томлюсь на коврике возле закрытой двери уже целый час, а эта шотландско-сеттеровая свинья разгуливает где-то с размалеванными красотками и еще и домой их приволакивает, абсолютно понятно зачем. Даже если я и не предупредила заранее о переезде, это не оправдывает его развратного поведения. Во мне проснулся разъяренный собственник, и напрасно полупьяная, но все еще живая логика пыталась осадить мое взбешенное «я».

– Значит, опять за свое взялся, кобелище! – Уперев руки в боки и расставив ноги для устойчивости, я прочно вошла в образ обманутой супруги. – Стоит мне уехать на неделю, как ты начинаешь водить всяких разных. И ведь небось врет, что не женат, – я так зыркнула глазами на фифу, что та взвизгнула. – Хоть бы что приличное подобрал! Где ты их находишь, таких ободранных? По дешевке, что ли, на Курском вокзале? – Андрей не мог рта раскрыть, а девица потихонечку начала пятиться обратно. – Радует, что на сей раз ты придерживаешься нормальной ориентации, а то привел месяц назад этого восточного типа, который потом из кровати не хотел вылезать! – Андрей по скорости изменения цвета лица мог соперничать с хамелеоном: от нежно-зеленого он перешел к красному, а затем к багровому.

– Нет, я подам все-таки на развод, вот только рожу – и сразу в суд! – Я выпятила вперед живот, пиво создавало прочную иллюзию второго триместра беременности.

Андрей остолбенел, а фифа, допятившись до угла и взвизгнув в последний раз, испарилась, оставив после себя лишь флер дорогих духов.

– Хлебни разочек, – добрая я сунула в лицо Андрею баночку «Туборга», – и нечего стоять и пожирать меня глазами, можешь, если тебе будет легче, пнуть меня в любое место, хотя это не по-джентльменски. На, пинай.

– О, боже ты мой, сохрани меня от греха, – Андрей запустил руки в волосы и, застонав, мешком осел на половичок. Я пристроилась рядом.

– Ну что ты здесь делаешь, горе мое? Чего тебе еще надо? – Он взял «Туборг» из моих рук и сделал большой глоток.

– Я переехала. Насовсем, – мне стало жаль Андрея, уж так беззащитно он выглядел, и я погладила его по взъерошенной шевелюре. – Но ты не бойся, это «насовсем» не насовсем, а только на две неделечки, даже чуть меньше. А что, эта эльфообразная мадам – твоя нынешняя большая любовь? – Я достала еще одно пиво. – Хочешь, я ей сейчас позвоню и признаюсь во всем.

– Боюсь, это не спасет ни меня, ни тебя. Слушай, подруга, ты что, намерена свести меня в могилу? Может, это у тебя задание такое от конкурирующей фирмы? – Он почти плакал.

– Ох, малыш, неужели это все так печально? Не переживай, от долгого воздержания еще никто не помирал, а потом есть куча способов самоудовлетворения, могу дать письменные инструкции. Даже, если позволишь, прослежу за процессом и укажу на ошибки.

– Она еще и издевается. Нет, я этого больше не вынесу! На этом я прекращаю всякие наши отношения и отказываюсь от твоего тупейшего пари, – Андрей говорил на полном серьезе, и я в момент протрезвела: шуточки шуточками, а бабки пропадали немалые.