Жестокий ангел - Кендрик Шэрон. Страница 28
В салоне, освещенном люстрой, был накрыт ужин на восемь персон: супруги ди Томази, Джина и Анджело, мать Стефано и Филипо, один из сыновей ди Томази, приехавший домой из колледжа на уик-энд. Крессиду посадили напротив Стефано, рядом с его матерью.
Крессида осознавала две вещи: явное потепление в отношении к ней матери Стефано (такого она и представить себе не могла) и то, что Стефано прислушивался к каждому их слову, несмотря на то что поддерживал общий разговор за столом. Она знала: Стефано их внимательно слушает. Об этом говорила каждая его черточка. Интересно, он что, контролирует их разговор, боясь, как бы она не сболтнула лишнего?
Но то, что удивило ее больше всего, произошло после ужина, когда Джина пошла за ней из комнаты.
– Пойдем, посиди со мной. Давай вместе выпьем кофе, – предложила она, беря Крессиду под руку.
Они прошли в другой салон, где подавали крепкий кофе в крошечных чашечках. Крессида приготовилась к расспросам, но беседа началась совершенно безобидно:
– Стефано говорит, что ты отдыхаешь на вилле после болезни.
– Отдыхаю в обоих значениях этого слова, – ответила Крессида.
Джине предложили кофе, но она отказалась.
– Да?
– На актерском жаргоне это означает «сидеть без работы», а сейчас у меня ее как раз нет. Это правда. Но правда и то, что я болела.
– Но сейчас тебе лучше?
– Вроде бы да.
– А твоя карьера? Если не считать этот… отдых… все хорошо? Стефано всегда следит за твоими успехами, я знаю.
– Правда? – недоверчиво спросила Крессида, подняла глаза и увидела, что Стефано стоит рядом с ней, нахмурившись.
– Крессида, думаю, нам пора отправляться домой. Это твой первый выход после болезни, а ты ведь не хочешь перенапрячься.
Крессида с радостью согласилась. Ей не терпелось сбежать от любопытных глаз Джины, потому что она боялась, что может выдать себя. Распрощавшись с гостями, Стефано и Крессида пошли к машине. И все это время Крессиду мучил вопрос: что думает семья Стефано о ее возвращении в его жизнь?
Сев в машину, она обратилась к Стефано:
– Никто из них даже не спросил, почему я вернулась.
Стефано длинными загорелыми пальцами повернул ключ зажигания.
– Моя семья поумерила пыл в своем желании знать все о моей жизни. И не спросили они тебя о твоем возвращении, потому что знали, что мне это не понравится.
Она продолжала спрашивать:
– А почему? Они ужаснутся, если узнают истинную причину?
Он нажал на акселератор.
– Уже поздно. Я устал, ты, должно быть, тоже.
Это означало, что ему нежелательно обсуждать эту тему. Она откинулась на кожаное сиденье. Стефано был великим мастером прекращать разговоры, которые были ему не по душе.
Но когда они подъехали к вилле, он повернулся к ней.
– Однако настало время нам обсудить наши дела. – Наступила пауза. – Завтра воскресенье, и я должен навестить свой домик в горах, кое-что там проверить. Ты можешь поехать со мной.
Крессида сжалась. Ее задело, как небрежно, мимоходом пригласил он ее в дом, который она всегда считала их общим домом. Он приглашал ее в их дом, служивший им убежищем во время медового месяца, на воспоминания о котором, она всегда так считала, не повлияли их супружеские раздоры. Но похоже, она ошибалась.
Завтра ей надо поехать со Стефано. Да, будет больно, но это необходимо. Если она хочет убедиться, что между ними все кончено, то там она получит доказательства. Будучи его гостьей, она увидит, как рухнет ее последняя мечта.
Она заставила себя ответить ему тем же невозмутимым тоном:
– Хорошо. Я поеду.
Не дожидаясь, пока он откроет ей дверцу, она сделала это сама и пошла в дом, не сказав больше ни слова.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ
Здесь, на вершине горы, шепот легкого ветерка был единственным звуком, доносившимся о Крессиды. Она стояла и смотрела на маленький незатейливый деревянный домик. Позади остались чудовищно узкие горные дороги, по которым они ехали в своей серой спортивной машине. Горные козы, медленно пережевывая траву на пастбищах по обеим сторонам дороги, с любопытством смотрели на проезжавшую мимо них машину.
Хижина.
Место, куда Стефано привез Крессиду на медовый месяц, где он научил любить его. Место, где она провела три самые замечательные недели своей жизни. Они жили здесь и не могли надышаться друг на друга. Здесь были только они вдвоем, и никто больше им не был нужен.
Ветер, подувший сильнее, растрепал ее длинные темно-рыжие волосы. Она повернулась к Стефано. Было невозможно понять выражение его лица. Темные блестящие глаза не выдавали его мыслей.
Он отпер дверь, удивительно легко повернув ключ, распахнул ее и рукой пригласил Крессиду идти за ним.
Первое, что ее удивило, – это жилой дух в домике. Она не знала, что ожидала увидеть здесь. Может, что-то наподобие сцены из «Больших ожиданий»: все вокруг было так, как они оставили в день своего отъезда. Только везде должна была быть паутина: на столах и стульях, на потолке и стенах. Стефано смотрел на Крессиду, сдвинув брови.
– В чем дело?
– Сюда кто-то наведывался!
Услышав ее ответ, Стефано с облегчением вздохнул. Плечи, которые он держал в напряжении, опустились, в глазах замелькали озорные огоньки.
– Да, конечно, и ты понимаешь, что это были не три медведя.
Она огляделась вокруг: все чашки и тарелки, сверкающие чистотой, аккуратно составлены, стулья задвинуты под стол. Сквозь открытую дверь маленькой комнаты, которая служила и кухней и гостиной, Крессида увидела широкую кровать. Она была убрана. Крессиду поразили белые накрахмаленные простыни, стопки мягких однотонных одеял. Эта кровать… Крессида быстро отвернулась.
– Кто же? – спросила она. – Ты?
«И Эбони тоже?» – подумала она уже про себя.
Он кивнул.
– Конечно. По выходным, когда удавалось.
Ее глаза сами собой широко раскрылись. Ей было трудно представить, что Стефано, этот удачливый и крупный бизнесмен, приезжает сюда так часто, как только может. Одно дело – медовый месяц, но то было уже далекое прошлое. Она полюбила сильного и чувственного мужчину, раскрывшегося тогда перед ней. Она полюбила мужчину, а не его власть и деньги, мужчину – без учета его высокого служебного положения и раболепства подчиненных. И тот мужчина существовал только здесь. Она бросила на него взгляд и поняла, что этот дом был его постоянным убежищем. Кого же он привозил сюда с собой?
– И что же ты здесь делал? – спросила она.
Его напряженный взгляд был устремлен на нее.
– Да так, проверял водопровод, газ. – И Стефано нагнулся, чтобы взглянуть на трубу под раковиной. – Недавно у нас случилась протечка.
«У нас».
– Я подожду на улице, пока ты закончишь, – сказала она.
– Как угодно.
Она пошла к деревянной скамейке, когда-то установленной самим Стефано, и села. Взору открывался вид на всю долину. Но даже наслаждаться этим красивейшим пейзажем было невыносимо больно. Она вспомнила, как когда-то они сидели здесь вместе, любуясь закатом. Солнце спряталось за горизонт, набежавший холодок загонял их в дом. Они ужинали и потом со всею страстью занимались любовью. Крессида вспомнила долгие вечера, когда они играли в шахматы или триктрак, вспомнила, как однажды, разомлев от выпитого за обедом вина, они занимались любовью прямо на этой скамейке… Крессида быстро вскочила. Аромат свежего кофе распространился в утреннем воздухе. Она увидела в дверном проеме Стефано.
– Я приготовил кофе.
Она покачала головой. Воспоминания одно за другим пронзали ее точно стрелы.
– Я бы предпочла вернуться на виллу, если ты не возражаешь.
– Нет, я возражаю. Я же сказал, нам надо поговорить.
– Почему здесь?
– А почему нет?
– Потому что…
Но что бы она ни сказала – все равно выдаст себя.
– Крессида, здесь, на вершине горы, тебе придется меня выслушать. Ты не можешь убежать. Здесь нет прислуги, которая бы нас подслушала. Мы совершенно одни.