Надменная красавица - Бэлоу Мэри. Страница 22

— Я чуть не опоздал. — Лорд Кренсфорд, как видел маркиз, был мрачен. — И мисс Уикенхэм могла бы пострадать. Впредь я буду осторожнее, Джек. Куда бы ты ни посмотрел, ты увидишь меня.

— Как страшно для меня и как неудобно для тебя, Эрни.

Прошло две недели после прибытия первых гостей, и графиня готовилась к торжественному обеду и балу в честь графа. Но как бы она ни была занята приготовлениями, она восторженно

захлопала в ладоши, когда однажды утром за завтраком Нэнси Деккер сообщила ей, что через два дня у Аллана Тернера тоже день рождения.

— Мне бы следовало помнить об этом, — сказала она, обращаясь к Аллану. — Я помню, как говорила твоей маме, что она должна произвести тебя на свет в день рождения дорогого Ротерхэма, ему тогда было тридцать пять, и даже рассердилась на нее, когда она поторопилась и подарила тебя твоему папе на пять дней раньше. — Она от души рассмеялась.

Граф потер руки.

— Это надо отпраздновать.

Протесты Аллана остались без внимания. Через несколько минут графиня объявила, что в день его рождения днем будет пикник на берегу реки, затем особый обед и музыкальный вечер.

— В концерте должны участвовать все, — распорядилась она. — И никаких возражений из-за того, что у вас нет музыкального слуха. Наша семья всегда была музыкальной. Каждый должен что-нибудь подготовить. Да, Эрнест, дорогой, даже ты. Твоя скрипка все еще хранится в музыкальной комнате.

— Мама! — вяло запротестовал лорд Кренсфорд, понимая, что это бесполезно.

Диане стало немного страшно. Она играла на фортепьяно, но без всякого блеска. И она пела, но не настолько хорошо, чтобы сравниться с соловьем. Может быть, попробовать и петь, и играть одновременно, подумала она. Петь под собственный аккомпанемент. Может быть, тогда слушатели будут судить о ее способностях менее строго.

— Вы любите музыку, Аллан? — спросила леди Ноулз, когда граф с графиней покинули комнату.

Аллан Тернер имел страдальческий вид.

— Не особенно, — признался он. — Единственное утешение в том, что, поскольку концерт устраивают в мою честь, мне не придется принимать в нем участие. Уверяю, это облегчение не только для меня, но и для всех вас.

— Как это похоже на маму! — раздраженно заметил лорд Кренсфорд. — Полагаю, вы не слишком любите и пикники, Аллан.

Диана обещала утром отправиться в деревню с Клодией, Анджелой и другими дамами. Уже несколько дней Анджела волновалась из-за шляпы, которую видела у модистки, но не была уверена, достаточно ли она модная, хотя шляпа ей ужасно нравилась. Сегодня она все-таки собиралась купить ее.

Поэтому только после второго завтрака Диана улучила минуту и пробралась в музыкальную комнату. В ее распоряжении был час до того, как они все должны будут играть в крокет на лужайке. И так приятно заняться каким-то делом, когда никто не мешает. Последние три дня она скрывалась в своей комнате каждый раз, когда ее присутствие нигде не требовалось.

А когда устраивались развлечения для всех, она пристраивалась к одной из дам — ей всегда нравилась Клодия, и она подружилась с Анджелой — или к мистеру Томасу Пибоди, с которым чувствовала себя в безопасности, потому что он ей в отцы годился. Беда была лишь в том, что он становился чересчур внимательным.

О Боже, иногда думала она, на горизонте появляется еще одна проблема.

Но все эти три дня ей удавалось избегать маркиза Кенвуда, если не считать того, что место каждого за столом стало постоянным и каждый день она оказывалась рядом с ним и за завтраком, и за обедом. А если обратить внимание на то, как рассаживала графиня своих гостей в каретах, когда они в воскресенье ехали в церковь, и на скамьях в церкви, то можно было заметить, что место Дианы неизбежно оказывалось рядом с маркизом.

Но ей удавалось не оставаться с ним наедине. Правда, был один щекотливый момент еще до того, как она научилась прятаться в своей комнате. Она сидела в розовом саду, читая письмо отца, когда маркиз опустился на скамью рядом с ней. Но не прошло и трех минут, как Эрнест сел рядом с ней с другой стороны, что дало ей возможность оценить ситуацию как забавную.

Следующие двадцать минут все трое провели, превознося достоинства розы, царицы цветов. Все дружно говорили банальности и полностью соглашались друг с другом. Диана была бы чрезвычайно довольна собой, если бы, бросив взгляд на маркиза, не поняла по блеску его глаз и чуть заметной улыбке, что он получает огромное удовольствие. На лбу бедного Эрнеста выступили капли пота.

Она перебрала стопку нот, подбирая песенку, которую она бы знала и могла бы спеть на публике. «Кукушка»? Очень милая песенка и в ее диапазоне, но она содрогнулась, представив выражение лица маркиза Кенвуда, когда она будет петь: «Ку-ку, ку-ку, поет она усердно, громко». Она будет глупо выглядеть.

Какой несносный человек. Распутник по меньшей мере. Повеса. Он чуть не подрался на дуэли из-за чужой жены. И даже не отрицал своей вины, как сказал Эрнест. Он, без сомнения, гордится своей дурной славой. Женщины для него никто, всего лишь существа для обольщения. Она никогда не сможет уважать такого человека. А он хочет прибавить ее к списку своих побед. Он так прямо и сказал ей, что хотел бы заняться с ней любовью. Он так и сказал, и без всякого стыда, что желал бы больших воспоминаний о той ночи в гостинице.

«Это были бы сладкие воспоминания, — сказал он с теми самыми чувственными нотками в голосе, которыми владел в совершенстве. — Очень сладкие, Диана». Таким голосом говорят в постели. Этого нельзя допускать. Такому человеку, как он, нельзя позволять бродить на свободе.

«Те, кто поет и желает понравиться»? Она быстро пробежала слова песни, чтобы вспомнить мелодию. «Те, кто поет и желает понравиться, должны петь в тон…» Что, если она сфальшивит? «Соблюдай ритм, легко дыши». Что, если она собьется и задохнется от волнения? Нет, не эту песню. Ее губы насмешливо скривились.

Он опасный человек. Очень опасный, и она ненавидела его. Там, в замке, она собиралась дать ему пощечину. Искренне хотела. Но она хотела выбрать подходящий момент, чтобы потом не выглядеть полной идиоткой.

Она ждала, чтобы он забылся. И тогда с наслаждением ударила бы его по лицу. И пусть бы ее рука болела потом хоть целый час.

И она ударила бы его. Если бы в тот самый момент Эрнест не окликнул их, она бы ударила.

Но он не поверил ей. Когда потом она это сказала ему, он посмотрел на нее таким возмутительным взглядом, как будто она была капризным ребенком, нуждавшимся в утешении, и очень многословно объяснил, что не верит ей. Он, значит, думал, что она покорена его бесстыдным поцелуем.

Он думал, что она, зная о нем то, что знала, так унизится перед ним.

Она уступила лишь минутному любопытству, ей было интересно, что она почувствует, зная, что он не плод воображения и ее ощущения не затуманены действием опия. Вот и все, что она хотела.

Через минуту она бы дала ему пощечину.

Как только она могла подумать, что он существует лишь в ее воображении?

Он был совсем настоящим, живым, крупным мужчиной. Его губы раскрывались, прижимаясь к ее губам.

Она с раздражением взяла еще одни ноты. «Беги прочь, нимфа»? Она знала слова, они принадлежали Джону Мильтону. Музыка была ей незнакома. Она начала тихо напевать ее и поморщилась, услышав за спиной слишком хорошо знакомый голос.

— Вы поете в минорном ключе. Она звучит лучше в мажоре, как и была написана.

— О, — сказала она, поворачиваясь к нему. — Я пытаюсь подобрать песню ко дню рождения мистера Тернера. Я возьму ноты и выберу что-нибудь у себя в комнате.

— М-м… — Лорд Кенвуд приложил палец к нижней губе и задумчиво посмотрел на нее. — Думаю, что нет, Диана. Чья-нибудь чувствительность будет оскорблена, если увидят, как я вхожу вслед за вами в вашу спальню. И хотя от такого приглашения, признаюсь, мне нелегко отказаться, вероятно, все же приличнее, если мы останемся здесь.

— Я не буду мешать вам, — решительно вставая, сказала она. — Не сомневаюсь, вы желаете подготовиться к концерту.