Иллирия (СИ) - Заболотская Мария. Страница 16

Сердце мое забилось часто-часто, но я давно уж предугадала этот вопрос, оттого сохранить спокойное выражение лица оказалось не так уж сложно.

- Мне послышались голоса под окном, и я поняла, что слуги кого-то ищут. Это испугало меня, я зажгла свечу, чтобы не оставаться в темноте, - ответила я, и мой ответ в кои-то веки удовлетворил господина Эттани. Лицо господина Ремо, все так же тщетно искавшего мой взгляд, стало еще более напряженным. Господин Гако, напротив, выказывал необычайную доброту ко мне в то утро и сообщил, что с этого дня сопровождать в храм меня будет слуга по имени Беппе, которого я помнила как парня добродушного и рассеянного. Мне было жаль Арны, но я надеялась, что смогу договориться и с новым сопровождающим, чтобы путь в храм не был столь коротким.

После окончания завтрака, когда я направилась в свою комнату подготовиться к выходу из дома, господин Ремо в очередной раз продемонстрировал то, как мало его заботят правила приличия, когда они мешают ему добиться желаемого. Бросив господину Гако короткое извинение, он догнал меня на лестнице и вполголоса спросил:

- Все ли с вами в порядке, госпожа Годэ? Вы выглядите подавленной. Скажите, ваш отец был недоволен тем, что я сопровождал вас в храм? Он вас за это наказал?..

Я невольно отшатнулась. Возможно, то было лишь мое воображение, но мне показалось, что глаза его жадно искали на моем лице следы побоев. В ответ я смогла лишь пролепетать:

- Нет-нет, просто я сегодня чувствую себя нездоровой из-за того, что не могла долго заснуть от тревоги.

Господин Гако и госпожа Фоттина молча наблюдали эту сцену, олицетворяя собой растерянность и беспомощность. Поведение господина Альмасио было скандальным, вне всякого сомнения. Шептаться с дочерью в присутствии отца, в родительском доме!.. О, никому другому, кроме Ремо Альмасио, господин Эттани не простил бы подобного поведения. Но здесь ему оставалось лишь смиренно терпеть, не выдавая своего недовольства даже легкой тенью на челе.

Господин Ремо выразил надежду на то, что мое самочувствие вскоре улучшится и пожелал мне хорошего дня, после чего вернулся к Гако Эттани. Я чувствовала такую слабость в ногах, что поднималась далее по лестнице, держась за перила. Теперь мне казалось, что все в господине Альмасио дышало угрозой и жестокостью, а любое его слово было обещанием скорой расправы надо мной.

Остаток дня прошел ровно так же, как и прочие обычные дни в доме. Пользуясь тем, что до меня никому не было дела, я подремала в своей комнате после обеда и к ужину вышла в бодром расположении духа, давно уж мне несвойственном. Меня снедало нетерпение, смешанное с опаской - придет ли сегодня Вико? Стоит ли мне опасаться его переменчивых желаний?

Конечно же, у меня не было никакого оружия, да и пользоваться им я не умела, так что мне ничем не помог бы даже острый кинжал. Более здравую мысль - не впускать более Вико в свою комнату - я отогнала прочь. Опять со мной играло дурную шутку одиночество. Любой человек, проявивший ко мне внимание, приобретал надо мной некую власть. Я, невзирая на явную опасность, желала делиться хоть с кем-то своими мыслями, отчаянно ища собеседников в той тюрьме, которой для меня стал дом Эттани, и, пока что, не нашла никого лучше бесславного понтифика.

Размышляя о глубине своего морального падения, я сидела перед открытым окном, сквозь которое в комнату вползала сырая осенняя прохлада, и ждала появления Вико. Я не была уверена в том, что он появится вновь сегодня ночью, но в душе надеялась на это.

Он пришел около полуночи, снова дав о себе знать тихим окликом из ветвей. Видимо, Вико был довольно ловок, вопреки впечатлению, производимому его грубовато скроенной фигурой, так как не произвел особого шума, забираясь на дерево, - я даже не заметила, когда он там появился. Через подоконник он тоже перемахнул умело, несмотря на недостаток освещения - я не рискнула зажечь свечу и ждала его в темноте. Лишь закрыв окно и плотно задернув занавески, я зажгла небольшой огарок, в свете которого заметила в лице Вико тщательно скрываемое довольство - конечно, он бы в том не признался, но я готова была поклясться, что понтифик тоже ждал нашей сегодняшней встречи.

- Я слышал, что господин Альмасио сегодня вновь поразил своим нескромным поведением весь дом? - с невинным видом осведомился мой ночной гость, и к нашему обоюдному удовлетворению началась новая беседа.

Я, памятуя о своей утренней тревоге, немедля спросила Вико, что он знает о молодом Тео Альмасио. Вико, явно испытывая досаду, признался, что ничего дурного про Тео не слыхал.

- Он всегда был тих и скромен, проводил все свое время в кругу учителей и редко покидал дом Альмасио. Поговаривали, что Ремо желал отдать ему во владения поместье где-то в провинции, так как юноша этот слишком мягок для столичной жизни. В последнее время меня терзали сомнения насчет того, что Ремо отпустит от себя сына... - последнюю фразу Вико произнес задумчиво, и я поторопилась спросить:

- Но почему? - хотя не понимала толком, зачем мне об этом знать.

На лице Вико промелькнуло выражение затруднения, свойственного людям, которые привыкли хранить свои догадки при себе и ни с кем ими не делиться, так как измышления эти частенько оказывались самого черного свойства.

- Все из-за маленькой милой Флорэн, - сказал он. - Последняя жена Ремо Альмасио погибла уж лет пять тому, и он затосковал по временам, когда в его доме имелась женщина, полностью находящаяся в его власти. Вы сами понимаете, Годэ, что Альмасио мог найти невесту для сына в доме куда более богатом и знатном, чем ваш. Но выбор его пал на Эттани, и тому есть объяснение. Гако готов платить любую цену за то, чтобы приблизиться к Альмасио, поэтому закроет глаза на любые неблаговидные поступки в отношении своей дочери. При этом в браке между юными наследниками нет ничего предосудительного. Если бы старый Альмасио решил жениться на Флорэн сам, то могли бы воскреснуть старые темные слухи, вредящие его репутации борца с мерзким развратником Брана. Ему приходится печься о своей репутации и изыскивать другие способы потешить свои желания. Сын Ремо слишком слаб и юн, чтобы защитить свою жену, так что она окажется в полном распоряжении своего свекра и повторит судьбу его жен, разумеется. Точнее говоря, повторила бы, но...

- Договаривайте же, господин Вико! - услышанное меня сильно взволновало, хотя я и понимала, что имею дело с домыслами записного лжеца и негодяя.

- ...Но, - продолжил Вико, недобро улыбнувшись, - теперь господин Альмасио решил жениться на вас. Я говорил вам уже, что он отдает предпочтение женщинам определенного типа. О его супругах в Иллирии всегда отзывались как о разумных женщинах, исполненных чувства собственного достоинства. Именно таких гордых дам ему нравится низводить до жалкого состояния. Что за интерес ему возиться с юной девочкой, которая будет сломлена уже через день-другой? Теперь я думаю, что он все же отправит Тео с юной женой в поместье Альмасини, а развлекаться будет с вами.

- И снова я вам не поверю, - сказала я упрямо. - Посудите сами, зачем всесильному господину Альмасио проявлять ко мне участие? Если судить по вашему рассказу, он мог бы приказать господину Эттани выдать меня замуж за него, и тот бы повиновался. Но он неизменно пытается заслужить мою привязанность, доказать свое доброе отношение...

Вико пожал плечами.

- Тем больнее вам будет потом. Говорю же, старый хрыч любит играть с жертвой, продляя ее мучения. Впрочем, вы все равно убедитесь в моей правоте на собственном опыте, так что не буду тратить время на бесполезный спор.

На душе моей скребли кошки, так тоскливо и страшно мне не было уже давно. Выходило, что ловушка, в которой я очутилась, еще опаснее и страшнее, чем мне казалось. Гако не стал бы противостоять воле Ремо даже в интересах Флорэн, которую называл любимой дочерью, что же говорить обо мне, чужом и докучливом для него человеке?.. Вико не мог не заметить того, как я огорчена. И в самом деле, из глаз моих вот-вот должны были политься слезы, несмотря на все мои усилия сдержать их. Видимо, в понтифике сохранилась еще способность к сочувствию, выразившаяся в совете, вначале не показавшемся мне стоящим.