Подсолнухи зимой - Вильмонт Екатерина Николаевна. Страница 15
Скорее всего, эсэмэски тоже слала эта стерва, думала Марго. Он почему-то ей понадобился… И она решила… Видно, с ним у нее не выгорело, и она вздумала действовать через меня, мол, я не выдержу, выгоню его, а она подберет… Не дождется. Он переспал с ней около четырех лет назад… Мы уже были женаты… А я тогда три месяца пробыла в Англии… Нельзя, будучи в здравом уме, требовать от молодого здорового мужика трехмесячного воздержания… Кстати, вполне может быть, что Даня к этому ребенку не имеет отношения, там, похоже, вообще был проходной двор… Малькову тоже достанется… А ведь он фигура куда более заметная, чем Данька… Знаменитый артист, секс-символ. И я верю, что Данька с ней не встречается больше. Я всегда чувствую, когда он врет… Эта сука рассчитывает на грандиозный скандал. Но она его не получит, по крайней мере с моей стороны. А жена Малькова как хочет… Я просто наплюю. Мало ли что пишут желтые журналы… Я знаю, Данька любит меня, и это главное. А даже если он и сходил налево… Пусть, это бывает со всеми… Он же ее не любит… Папа много лет любил родную сестру мамы, хоть и не спал с ней… Что хуже? Папин случай, наверное, много хуже. И я ведь тоже не вовсе без греха, я переспала с Вольником и получила от этого невероятное удовольствие. Я просто не имею права кинуть в Даньку большой камень, так, горсточку гравия. И больше того, если еще подвернется Вольник, я буду иметь право… Марго сама удивилась своим не слишком благочестивым мыслям. А та история… Она быльем поросла.
– Даня! – позвала она, выйдя из комнаты.
Он словно ждал за дверью. Умытый, одетый, с горестно сжатыми губами.
– Да, Марго, я тут.
– Данька, я хочу сказать…
Это обращение «Данька» вселило в него надежду.
– Да, Маргоша?
– Она не дождется. Эта история уже быльем поросла. Мы просто забудем о ней. И не клянись мне в вечной верности, мы вступали в брак на условиях взаимной свободы, что ж… Короче, если ты не горишь желанием воссоединиться с этой… хотела сказать дамой, но язык не поворачивается, с этой шалавой, то будем считать, что ничего не было.
– Марго! Ты… Ты…
– Ты хочешь сказать, что я самая умная?
– Нет, я хочу сказать, что я самый счастливый на свете, оттого что у меня такая жена.
– А где ты взял журнальчик?
– Мне его принесла Тошка.
– Так… Значит, благородное семейство в курсе. Ничего. Я все улажу.
За ужином царила странная для этого дома атмосфера. Только Эличка, по-видимому, ничего не знала. А Таська, Тошка и Нуцико смотрели на Марго изумленно-испуганными глазами. В какой-то момент, когда Эличка пошла на кухню, она, понизив голос, сказала:
– Прошу вас всех никуда дальше эту пакость не распространять. Эличке не говорите. Я решила наплевать с высокого дерева на эту историю. И больше ни слышать о ней, ни думать не намерена. Я понятно выражаюсь? И обсуждать ее тоже не советую. Обсуждать, собственно, нечего. Все.
Когда через минуту Эличка внесла новое блюдо, ее приветствовали облегченно-восторженными возгласами. Атмосфера разрядилась.
– Тетя Марго крутая! Обалдеть просто! – восторгалась Таська. – Я думала, невесть что теперь будет, а она… Супер!
– Да, мама умная и, кажется, его любит. Но она зря думает, что на этом все кончится.
– Ты считаешь, та тетка будет продолжать?
– Дело не в ней…
– А в ком?
– В друзьях и родственниках.
– То есть?
– Сама что ли не понимаешь? Сейчас начнутся выражения сочувствия, охи, ахи, обсуждения. Маму будут науськивать на Даню, смотреть на нее с жалостью, словом, вони будет еще много, до следующего номера…
– Какого номера?
– Журнала. А это не меньше месяца… А еще всякие благочестивые идиотки начнут выть, что Даня обязан признать ребенка или по крайней мере содержать его… Мама хлебнет… Хорошо бы ей на этот месяц куда-нибудь свалить, но она не сможет…
– Тошка, Нуцико права…
– В чем она права?
– В том, что ты не сможешь быть счастливой…
– Да почему? Если я, например, влюблюсь, я сразу сдурею. Одна мамина подруга, писательница, уверяет, что, влюбляясь, все женщины дуреют. И я не исключение… Правда, мне трудно влюбиться… Ну ничего, авось получится… Ну что твой Воздвиженский?
– Я вчера в Интернете видела, что у него якобы роман с австралийской певицей, аборигенкой… – убитым голосом проговорила Таська.
– Ты поверила и рассиропилась?
– Честно говоря, не очень, она страшненькая такая, и потом, он мне пишет…
– Молодец! Этим интернетовским новостям нельзя верить, хотя я и не исключаю, что он с ней переспал.
– Тошка! – побледнела Тася.
– Таська, молодым мужикам постоянно нужно с кем-то трахаться, да и немолодым, кажется, тоже. Вон дядя Лева…
– Что дядя Лева?
– Говорят, он трахает все, что шевелится.
– Тош, ты зачем все на меня вывалила?
– Нет, насчет аборигенки ты сама… А я просто попыталась тебе объяснить, что если даже там что-то и было, это естественно. А ты, видимо, действительно здорово влюблена, когда ты только приехала, была раз в пять умнее. Да ладно, не злись! Я же тебе добра желаю. Он тебе пишет. Он тебя любит, но пока не как женщину, а как идеал…
– Идеалом быть как-то скучно…
– Это правда. Но ты имеешь шанс из идеала превратиться в живую женщину, и тогда уж у него крышу снесет, не починишь.
Таська зарделась.
– Тош, странно, я иногда злюсь на тебя, а потом понимаю, ты права. И, наверное, оттого, что мы сначала были вроде как на равных… а потом я влюбилась, сдурела, и ты стала со мной говорить немножко снисходительно…
– Снисходительно? Я так выгляжу? Ужасно! А я ни в кого не влюблена и дуреть вроде не с чего… Извини, я буду за собой следить.
– Мне иногда кажется, что тебе не шестнадцать лет, а все тридцать…
– Ерунда, не обращай внимания. Просто я всю жизнь живу среди взрослых и не самых глупых людей.
– Тош, скажи, ты не знаешь, у мамы и дяди Левы… что-то есть?
– По чесноку?
– Аск!
– Мне кажется, еще нет, но наклевывается.
Тошка проснулась от зубной боли. Боль была настоящая, невыдуманная. Она выпила таблетку анальгина, укутала голову теплым платком и мало-помалу ей стало легче. Но утром она заявила, что поедет в город к врачу.
– Что за поразительный ребенок! – воскликнул Даниил Аркадьич. – Сам просится к зубному врачу. Я в ее возрасте боялся зубных врачей больше, чем крокодилов.
– Молодец, Тошка, умница, – ласково погладила ее по голове Эличка. – Поезжай с мамой.
– Конечно, – кивнула Марго, – только после врача ты уж сама действуй. Володя мне будет нужен, у меня сегодня много разъездов. – А Тася с тобой не поедет?
– У меня сегодня урок, – простонала Таська. Она чувствовала себя предательницей. Тошка с ней поехала, когда она притворялась, а теперь…
– Не парься, – шепнула ей Тошка. – Все нормально, я же не боюсь.
Доктор Моисей Израилевич Тошку обожал.
– О, моя любимая пациентка… Что стряслось, зубик болит? Ничего, это дело поправимое. Открой-ка ротик, так… Вот так больно? Нет? Хорошо, а так?
– Ай!
– Все понятно. Сейчас немножко полечим наш зубик и будем жить дальше, весело и счастливо. А как мамочка?
– Нормально.
Слава богу, он этих журналов не читает, подумала с облегчением Тошка.
Минут через сорок доктор ее отпустил.
– Если все будет хорошо, покажись мне на всякий случай месяца через два, а если будет хоть чуточку болеть, сразу ко мне. Ну, привет всему семейству!
– Спасибо, Моисей Израилевич. Как хорошо жить, когда ничего не болит!
– Ты, как всегда, права, моя дорогая.
Тошка вышла на улицу. День был не слишком жаркий, но солнечный. Захотелось пройтись, съесть мороженого, но не раньше, чем через два часа. Отлично, нагуляюсь, а потом с полным правом поем мороженого. Она позвонила Марго и сообщила о результатах визита к дантисту.