Особенные. Элька (СИ) - Ильина Ольга Александровна. Страница 54

— Ты, может, что-то хочешь? Чаю? — предложила Елена Сергеевна с таким искренним участием, что мне стало неудобно отказать. И как же она отличалась от матери Егора, от домоправительницы Марты, от всего его семейства. И это отличие неприятно, не то чтобы удивило, скорее покоробило меня.

Мы прошли на кухню. Мне налили чаю и дали кусок яблочного пирога, того самого. Я несколько секунд, как дура, пялилась на него, чем привела в еще большее смятение маму Кати.

— Простите, просто… я с детства помню этот запах. Такого пирога, как у вас, я больше никогда и нигде не ела.

— Мне очень приятно это слышать, — улыбнулась женщина, — Хочешь, отрежу еще кусочек?

— Не откажусь.

Я умяла три. Умяла бы и четвертый, но постеснялась попросить. Мы мало говорили. В основном о школе. Об уроках, о том, куда я хочу поступать. Обычные, ничего не значащие вопросы, но Елена Сергеевна с таким вниманием слушала, что мне стало немного грустно. Ведь когда-то она была и моим другом тоже.

— Мам, я дома, — послышалось из коридора, — И с чего ты решила пирог печь, я чую его запах за километр? Его же кроме Эльки никто не люб.

Катька застыла на полуслове, увидев меня. Я бы усмехнулась, если бы не была также удивлена. Не ее появлением, а словами. Илюхина первой пришла в себя. Перекинула свои светлые волосы за плечи, выгнула бровь и хмыкнула:

— Ни в школе, ни дома от тебя покоя нет.

— Ты мне ответы задолжала.

— Екатерина?! — возмутилась Елена Сергеевна, — Как ты разговариваешь с гостями?

— Она не гостья. Она пиявка у меня на шее. Присосалась, хрен отдерешь.

— Катерина?!

— Прости мама, я в шоке. Эта. — знаю я, как Стервоза хотела меня назвать, но при матери не рискнула, — одноклассница, пять лет от меня нос воротила, а теперь преследует.

— Кто от кого воротил? — возмутилась теперь уже я. — Я прекрасно помню, как все это началось, это ты видимо запамятовала.

— Так, девочки, кажется, свидетели вам тут не нужны.

Елена Сергеевна ретировалась, а я продолжила:

— Разве не ты первой послала нас с Ленкой?

— А вы не очень-то огорчились, — хмыкнула Катька.

— Да что ты знаешь вообще?

— Побольше тебя.

— Да ну, а я помню, как мы тут в вечной дружбе клялись, а на следующий день ты пересела к Лене за парту.

— Да, но Ленка-то в итоге к тебе пересела.

— Когда ты сама ее почти прогнала, — съязвила я. В тот злосчастный день моя подруга Катя исчезла, и появилась Стервоза.

Катька на мой выпад отреагировала странно. Странно спокойно. Я ожидала равнодушного хмыканья, презрительных взглядов, насмешек и ничего этого не получила. Зато меня буквально заставили встать со стула и потащили через коридор прямо наверх.

— Ты сдурела, полоумная?

— Сама такая, — огрызнулась Катька и распахнула дверь своей комнаты с ноги. Блин, а здесь все по-другому и в тоже время также. И розовое покрывало сохранилось, как и ковер, а вот стены стали другими, перекрашенные в персиковый цвет и домик барби исчез. Теперь его заменил компьютерный стол.

— И зачем ты меня сюда притащила?

— Не хочу, чтобы твои крики мама услышала.

— Боишься, что твоя мама узнает, какую дочку вырастила?

— Боюсь, что она узнает, какой выросла ты, — парировала Катька, а мне на нос что-то упало. Я смахнула неведомую букашку и уставилась на руку. На моей руке лежала звезда. Самая настоящая светящаяся звездочка, именно такая, как их все изображают. Пять лучей, которые трудно разглядеть в светящемся облаке света.

— Что это?

— Именно то, что ты подумала.

— Звездочка, которую ты не хотела мне дарить?

— Я не не хотела, я не могла. Разницу ощущаешь? Ты была человеком, да даже я не знала, что они магические. Папа просто запрещал к ним прикасаться.

— А сейчас можно?

— Ты даже можешь забрать ее с собой. Я принесу банку.

— Не нужно, — проговорила я, — И… слово «положила» здесь бы не подошло. Звездочка просто зависла в сантиметре от крышки стола. Не уверена, что ее вообще можно положить.

— Как хочешь, — пожала плечами Катька и глянула наверх, на потолок. Я тоже посмотрела и застыла с открытым ртом. Да уж, в нашем далеком детстве таких чудес не наблюдалось. Маленькие звездочки буквально на наших глазах затанцевали, преобразовываясь сначала в гигантский распускающийся цветок, бабочку, машущую крыльями, а затем в гигантскую надпись: «К+Э= Дружба?»

— Э… это что?

— Ничего, — замялась Катя, и замахала руками, — Ерунда. А ну прекратите, немедленно.

Но те и не думали останавливаться. Преобразовались из надписи в сердце и даже в мое лицо.

— Ни хрена себе у тебя питомцы. Они что, живые?

— Не совсем. И ты моего хранителя еще не видела.

— У таких как ты он тоже есть?

— А что? Я хуже других что ли?

Я не ответила. Мне срочно надо было присесть. Что я и сделала. Хорошо, что кровать так вовремя подвернулась. Я не сразу сообразила, что она действительно подвернулась, а не стояла там все это время.

— Мама, — пискнула я, и попыталась встать с живой кровати.

— Кать, кончай ветряную мельницу изображать, — проговорила кровать, — Знаешь ведь, что они твои эмоции считывают, что чувствуешь, то и показывают.

— Гектор, отвали, — неожиданно рявкнула Катька, да так, что мы с кроватью оба отвалили, к противоположной стенке. Я вприпрыжку, а кровать за мной.

— Ты свою кровать по имени зовешь?

— Чего? — удивилась она, и перестала, наконец, размахивать руками, — Да нет, это не кровать. Это мой хранитель так развлекается.

И с этими словами, кроватка перестала скакать по комнате и из-под нее вылез самый настоящий пони, меньше, конечно, тех… реальных, но тоже впечатление произвел. Мне только и оставалось, что глазами хлопать и мычать что-то непонятное.

— Отомри, — подошла ко мне лошадь и потрясла копытом перед глазами. Эх, лучше бы зазвездила этим самым копытом. Ей богу, полегчало бы. А так… я всерьез думаю, что до сих пор в призрачной коме, и мне снится один долгий, странный, местами страшный сон.

— Эль, кончай рыбу изображать и скажи что-нибудь, — потребовала Катька.

Я бы и рада, да что-то голос пропал, и глаза в орбиты пока не вернулись. Вот вернутся и поговорим. Если я не сбегу раньше времени. А ведь очень хочется. Нет, я много чего видела за это время, но пони в комнате на втором этаже меня добил. И возник запоздалый вопрос:

— У тебя в комнате пони живет?

— Но, но! — возмутилась лошадь, — Я не пони. Я Гектор.

— Приятно познакомиться, — проявила я вежливость, на чистом рефлексе — Наверное.

— Гек, иди погуляй. Ты нервируешь мою подругу.

— Подругу? — заинтересовалось пони и обошло меня по кругу, — Подругу. Та самая, по которой ты страдала все это время?

— Заглохни.

— А что я такого сказал? — обиделась лошадка и потопала к выходу, — Пойду, Елене Сергеевне нажалуюсь.

— И не надейся на кормежку. Ты на диете.

— Злыдня, — прошипел пони, и протиснулся в коридор. А ведь, и правда, едва не застрял, или это проход такой узкий.

— Иногда он меня просто бесит. А твой как? — проговорила она, и уселась на кровать, теперь уже не скачущую и самую обыкновенную.

— Тоже бесит, — ответила я, садясь рядом. Мы несколько секунд смотрели друг на друга, а потом рассмеялись, от всей абсурдности ситуации.

— Ну, что будем делать?

— Не знаю.

— И я тоже.

— Можем подраться, если хочешь? Только чур за волосы не дергать. Я блондинка натуральная, в отличие от некоторых.

— Ты лучше правду скажи. Что у вас с Егором?

— Слава богу, ничего, правда. Я там совсем другое имела в виду, а ты напридумывала себе.

— Прозвучало все очень конкретно.

— Я о спарринге говорила. Мы пару лет назад в одном лагере были. Тренировались вместе. Пару раз я ему задницу надрала.

— Ты врешь.

— Поверь, меня психи не интересуют ни в каком виде. А твой парень точно псих. Беги от него Элька, пока не поздно.

Ее слова я проигнорировала, но еще один интересующий меня вопрос задала: