Тайные желания джентльмена - Гурк Лаура Ли. Страница 49
- Не уходи, Филипп. - При звуке ее голоса он остановился, но не повернулся. Он понимал, что если посмотрит на нее, то позволит безумию снова овладеть им. Услышав ее шаги, он понял, что она подошла ближе и остановилась в нескольких футах от разделявшей их стенки. - Мне кажется, у тебя есть кое-что принадлежащее мне.
Она знает. Он закрыл глаза. Стало трудно дышать. Черт бы побрал этого Лоренса.
Филипп уже давно научился придавать своему лицу, если нужно, вежливое, непроницаемое выражение. Только надев эту маску, он смог посмотреть на нее.
В слабом, призрачном лунном свете ее кожа, казалось, светится изнутри.
- У тебя моя лента для волос.
Было ли это просто констатацией факта или обвинением? Этого он не знал, однако заставил себя сунуть руку в нагрудный карман. Когда он вытаскивал футляр из кармана, он чувствовал боль, как будто вырывал его из груди. Открыв футляр, он достал ленту и, на мгновение задержав на ней взгляд, передал ее Марии.
- Вот. Забирай ее.
Она не шевельнулась.
- Я думала, что потеряла ее. А оказалось, это ты ее взял?
«Скажи ей, что нашел ленту после того, как она уехала из Кейн-Холла, - подумал он. - Скажи ей это».
Но он не сказал. Не смог, потому что это было бы ложью.
- Да, я взял ее.
- Почему?
Боже милостивый, неужели она и впрямь ждет, что он ей все расскажет? Признается в том, что уже четырнадцать лет она владеет его сердцем, телом и душой? Перешагнув через стенку, он подошел к ней. Схватив ее за запястье, он сунул ленту в ее ладонь.
- Забирай ее, пропади она пропадом!
Как только она сжала ленту в пальцах, он отдернул руку, однако, видимо, уйти не смог. Он попытался заставить ее уйти первой.
- Уйди к себе в комнату, Мария.
Она положила кусочек алого шелка в карман юбки, но не двинулась с места.
- Почему ты взял ее? - спросила она, подходя ближе. - А самое главное, почему ты хранил ее?
Он почувствовал дрожь во всем теле, угрожавшую разбить вдребезги систему принципов, которым он следовал всю жизнь.
- Если один из нас не уйдет отсюда сию же минуту, - сказал он низким напряженным голосом, - то я забуду о том, что я джентльмен.
- Думаю, это мне даже понравилось бы. - Она подошла еще ближе, задев грудями его грудь. Прикосновение словно обожгло его сквозь несколько слоев одежды. Она облизнула языком пересохшие губы, и по его телу прокатилась волна похоти. - Хотелось бы увидеть, как рушатся стены Иерихона.
Он попытался в последний раз предостеречь ее:
- Я не буду отвечать за свои действия.
- Я знаю.
Он взял в ладони ее лицо, так что подушечки больших пальцев касались уголков ее губ.
- Я лишу тебя девственности.
- Не бойся, - прошептала она, - я про тебя никому не скажу.
Все его разумные доводы были исчерпаны. Чувство чести не давало о себе знать. Долго сдерживаемая безумная потребность в ней, словно вода, хлынувшая сквозь прорвавшуюся дамбу, мощной волной затопила его тело.
Запустив руки в ее длинные золотистые волосы, он отклонил назад ее голову и крепко, по-хозяйски поцеловал ее, как будто «застолбил» свою территорию. Наверное, ей было больно, потому что от этого поцелуя стало больно даже его губам. Но, несмотря на это, она обвила руками его шею и издала прелестный воркующий стон в знак согласия.
Он оторвался от ее губ ровно настолько, чтобы задать один жизненно важный вопрос:
- Твои служанки спят?
- Да. - Это все, что она успела ответить, пока он снова не завладел ее губами. Он принялся подталкивать ее спиной вперед к ее двери, дойдя до которой нащупал за ее спиной дверную ручку и, не выпуская из рук Марию, вошел в спальню.
Филипп из последних сил сдерживал свое желание. Он слишком долго ждал этого момента, и ему не хотелось его испортить излишней торопливостью. Он хотел возбудить ее постепенно, разжечь огонь страсти понемногу, пока он не запылает в ней так же горячо и ярко, как в нем, так чтобы наслаждение было для них общим.
Оторвавшись от ее губ, он заставил себя сбавить темпы и уткнулся лицом в изгиб шеи. Его руки, оставив в покое волосы, скользнули вниз, к стройной талии, и пальцы принялись неторопливыми круговыми движениями массировать ее спину, а губы, проделав поцелуями дорожку по челюсти, вновь завладели ее губами.
Он целовал ее долгими медленными поцелуями, а его руки, оставив талию, начали расстегивать пуговицы блузки. Он чувствовал, как с каждой расстегнутой пуговицей вздрагивает ее тело. Дойдя до конца, он отстранился от нее и, поглядев в лицо, заметил, что она открыла глаза. От ее красоты у него всегда захватывало дух, но такой красивой, как в этот момент, он ее еще никогда не видел. Она улыбнулась ему и тихо произнесла его имя. Звук ее голоса, словно бренди, которое плеснули в огонь, воспламенил его желание, которое он старался сдерживать.
Ухватившись за полы блузки, он опустил ее с плеч, но почувствовал, что Мария почему-то занервничала. На мгновение перестав раздевать ее, он поцеловал ее возле уха и сказал:
- Все в порядке. Я хочу раздеть тебя. Не бойся.
Она снова заерзала.
- Боже мой, Филипп, - прошептала она в ответ. - Я совсем не боюсь. Просто… - Она замолчала и передернула плечами.
- Что случилось?
- Ты не расстегнул пуговицы на манжетах блузки.
В своих многочисленных фантазиях он еще никогда не представлял себе, что она скажет что-нибудь подобное. Он рассмеялся, что немало удивило его самого. Кажется, ее это тоже удивило, потому что она, откинув назад голову, взглянула на него:
- Филипп, ты смеешься!
- Извини. Просто в такой момент ни один мужчина не ожидает услышать подобное замечание, - объяснил он, расстегивая пуговицы на манжетах.
Блузка упала на пол. Он было принялся за корсет, но она остановила его, схватив за запястья.
- Мне нравится, когда ты смеешься. Всегда нравилось. Поэтому я делала всякие глупости, пытаясь рассмешить тебя.
- Например, пела «Песню генерал-майора», надев на голову дурацкую пожарную каску и вставив в глаз монокль?
- Ты это помнишь?
Он помолчал, глядя ей в глаза. Ему хотелось сказать, что он помнит все - не только эту пожарную каску, которая все сползала ей на глаза, потому что была слишком велика, но и многое другое. Он помнил, как разозлился до белого каления на дразнивших ее деревенских ребятишек, которые довели ее до слез. Он помнил, как поднималось у него настроение, когда он получал в школе письмо, написанное ее почерком, помнил запах ванили от ее волос. Помнил, как в душе его шевельнулся страх, когда он увидел ее в розарии с Лоренсом, который умел рассмешить ее, тогда как ему это никогда не удавалось. Помнил, как уныло текли его дни после ее отъезда.
Он не мог сказать ей всего этого, потому что слова, казалось, застревали в горле, поэтому он взял в ладони ее лицо и ограничился еще одним продолжительным поцелуем. Продолжая ее раздевать, он сопровождал каждое движение множеством поцелуев. Расстегнув крючки корсета, он позволил соскользнуть на пол этому предмету одежды.
Когда он, приподняв голову, заметил отчетливо видимые сквозь сорочку из тонкого нансука контуры ее сосков, сдерживать желание стало совсем трудно.
Сейчас, думал он, ему наконец удастся увидеть наяву то, что до сих пор мог только воображать. Ухватившись с обеих сторон за ткань сорочки, он принялся стаскивать ее через голову.
- Филипп? - услышал он.
Он остановился, глубоко вдыхая ароматы ванили и корицы, исходившие от ее кожи.
- Что, Мария?
- Я… - Мария помедлила, потом смущенно хихикнула. - У меня нет опыта в этих делах… Скажи, предполагается, что раздеться должна я одна?
- Нет.
- Вот и хорошо. - Она подняла руки и, ухватившись за лацканы фрака, принялась стаскивать его с плеч. Он не знал, ворчать ли ему или смеяться, но все-таки позволил ей снять с себя пиджак. Потом она расстегнула пуговицы его сорочки и вынула запонки из манжет, а он снял с себя сорочку через голову.
Сорочка и запонки упали на пол, а она прижала ладони к его груди, и теплое прикосновение ее рук совсем ослабило его способность сдерживаться. Он старался взять себя в руки, но когда она стала ласкать его обнаженную кожу на груди, он не смог удержаться от стона. Откинув назад голову, он позволил ей исследовать свое тело, смакуя ее любопытство, несмотря на то что сам с трудом контролировал возбуждение. Он позволил ей провести руками по мышцам на его груди, по плечам, предплечьям и животу. Но когда она добралась до пояса его брюк, он понял, что больше не выдержит, если она продолжит свои исследования.