Присматривай за мной (ЛП) - Сивек Тара. Страница 16
Мне стоило удалить её страницу давным-давно. Каждый раз, когда я получаю уведомление о том, что у неё день рождения, или вижу посты членов семьи о том, как они скучают по ней, мне хочется швырнуть ноутбук через всю комнату. Половина этих людей ни разу не навестили её в больнице, не позвонили, чтобы узнать как у неё дела. А теперь, когда её нет, они вдруг скучают по ней. У них было время, чтобы провести его с ней, но они были слишком заняты своей жизнью.
Я знаю, что оставить её страницу — нездоровый поступок, но я не могу иначе. Я убираю курсор от ссылки «удалить страницу» и вместо этого начинаю писать ей новое сообщение. Отключить страницу означает снова попрощаться с ней. Я не готова к этому. Может быть когда-нибудь, но не сейчас.
Дорогая мама,
Я мечтаю снова поговорить с тобой, всего один раз.
Я люблю тебя. Ты мне нужна. Я скучаю по тебе.
С любовью, Эддисон.
Глава 9
Привидения из прошлого
— Я думаю, ты делаешь успехи, Эддисон. Но тебе нужно открыться для новых ощущений. Ты не можешь позволить из-за страха неизведанного не прожить свою жизнь, — объясняет доктор Томпсон.
— Как я должна это сделать? Не так уж легко снова открыться, когда по независящим от меня обстоятельствам мне пришлось так долго сдерживаться, — жалуюсь я.
— Я знаю. Хорошо, что ты понимаешь, что ты делала с собой. Ты с легкостью признаешь, что ты отключила свои чувства и эмоции, боясь, что другие люди причинят тебе боль. Это очень большой прогресс, Эддисон. Поверь мне.
Я закатываю глаза и смеюсь.
— Первый шаг — это признание? Вы всерьез испытываете на мне двенадцать шагов к исцелению? — саркастически спрашиваю я.
— Почему нет? Они работаю не только на людях, которые страдают зависимостью. Они могут помочь любому, кто борется с чем-то в своей жизни. Ты борешься с депрессией, злостью, грустью, доверием… Нужно время, чтобы все это преодолеть. И ты должна сделать конкретные шаги, чтобы побороть эти проблемы.
Доктор Томпсон открывает ящик стола, вытаскивает лист бумаги и дает его мне.
— Уверена, тебе давали копию двенадцати шагов, когда ты посещала собрания группы поддержки, но я хочу, чтобы ты взглянула на них свежим взглядом. Подумай, как они, а не твой отец, могут помочь тебе. Тебе необязательно по порядку соблюдать их. Прелесть двенадцати шагов к исцелению в том, что ты можешь варьировать их, как тебе удобно. Шаг первый:
«Мы признаем, что мы не можем справиться со своей зависимостью. Мы больше не управляем своей жизнью». Ты не можешь справиться с потерей твоей мамы и с влиянием этого события на жизнь твоей семьи. Поэтому ты закрылась и твоя жизнь стала неуправляемой.
Я смотрю на список, как она сказала, свежим взглядом. Я читаю шаги и стараюсь применить их по отношению к себе.
— Признание своей беспомощности — это большой шаг к выздоровлению, Эддисон. Ты можешь понять проблемы, которые заставили тебя превратиться в того, кем ты сейчас являешься. И ты сможешь двигаться дальше. Все сводится к тому, чтобы не упускать шанс и жить за рамками зоны комфорта. Тебе удобно жить тем человеком, которым ты стала. Но это не означает, что это наилучший вариант для тебя, или что это сделает тебя снова счастливой. Шагни за грани стены, которую ты возвела, чтобы защитить себя, — говорит она, протягивая руку к столику за стаканом с ореховым кофе из Panera. Я слушаю все, что она говорит, но все мои мысли сосредоточены на этой чертовой чашке кофе. Я размышляю, не пьет ли она его неделя за неделей, чтобы сбить меня с толку.
— Я не говорю, что тебе нужно снести её за один день и остаться лицом к лицу с болью и страхом. Я говорю тебе выглянуть за неё. Высуни голову и, если это будет слишком, вернись снова за стену. В конце концов, если ты выйдешь за стену, ты поймешь, что она тебе больше не нужна.
Трясущимися руками я подношу руку к дверному звонку и затем вытираю свои мокрые от пота ладони о джинсы. Зэндер предлагал заехать за мной, но я отказалась. Мне нужно было в тишине приехать сюда, чтобы перестать нервничать. С тех пор как он прислал смс с адресом его родителей, я каждую минуту спорила с собой, стоит ли мне приходить. Хотя я слышала голоса в голове, и дверной звонок уже известил о моем присутствии, я все еще размышляла о том, как быстро я смогу спрыгнуть с крыльца, завести машину и уехать отсюда, пока никто меня не увидел.
Открывается дверь, и передо мной стоит Зэндер. В рубашке с длинными рукавами, поношенных джинсах, босиком. Его улыбка изумительная. Я быстро забываю о том, чтобы убежать, когда он берет меня за руку и втягивает в дом. Первое, что я ощущаю, — домашний запах множества свечей, зажженных по всему современному дому. Он напомнил мне о моем собственном доме. В гостевой спальне у нас целая кладовка была выделена для свечей. Свечи всегда были расставлены по всему дому. Зэндер притягивает меня к себе, и мы идем на звуки смеха и громких голосов. Благодаря теплу его руки я уже чуть меньше напряжена в преддверие встречи с его семьей.
Как только мы заходим в большую кухню, меня окружают приветствия, объятия и похлопывания по спине от дядей, тётей, двоюродных и родных братьев и сестер. Они приветствуют меня как старого друга. Интересно, что Зэндер рассказал им обо мне. Живот скручивает от нервного спазма, как только я понимаю, что он, очевидно, рассказывал обо мне всем этим людям, так как они знают моё имя и захлебываются от восторга от того, что я работаю в кондитерской. Он разговаривал обо мне с людьми, которые ему не безразличны. Он говорил им обо мне. И судя по всему, он рассказал только хорошее. Я больше чем уверена, что они не были бы так счастливы при виде меня, если бы знали, как я себя вела по отношению к Зэндеру со дня нашего знакомства. Или если бы они знали, что я всего в шаге от нервного срыва, потому что нахожусь в комнате полной членов семьи, которые так напоминают мою собственную.
По крайней мере, ту, которой мы были.
Его мама последней подходит ко мне, и именно её я до смерти боюсь встретить. Не потому что она будет меня судить или подсознательно знает, что я не пара её сыну, хотя эта мысль неоднократно возникала у меня, а потому что находиться среди матерей — очень сложно для меня. Меня переполняет гнев и ревность, когда я вижу матерей и их детей. Иногда, несмотря на то, как сильно я стараюсь, я не могу скрыть своих чувств.
— Эддисон, очень приятно, наконец, тебя увидеть. Я Мэри, — тепло говорит она, обвивая меня руками и сильно стискивая в объятиях. Задерживаю дыхание, когда она бережно прижимает меня к себе. Я стараюсь не думать о том, как давно никто не делал такой простой вещи как объятия для меня.
— Мой сын только и делал, что нахваливал тебя. Я никогда не видела его таким счастливым, каким он выглядит, когда говорит о тебе.
Она отпускает меня и держит меня за руки, изучая мое лицо.
— Зэндер, ты забыл сказать, какая она красивая. Я готова убить за такие великолепные глаза.
Зэндер неловко смеется и игриво толкает свою маму бедром.
— Прекрати смущать меня или я не дам тебе ни кусочка пирога.
Я отхожу от Мэри и засовываю руки в задние карманы джинс, наблюдая за их обменом слов. Остальные члены семьи гуляют по комнате, расставляют тарелки на столе и с легкостью шутят друг с другом.
— Смущать тебя — дело моей жизни. Не перечь мне или я принесу твои детские альбомы, — говорит Мэри, угрожая пальцем.
Я кусаю нижнюю губу, чтобы сдержаться. То, как они общаются, напоминает мне наши с мамой отношения. Мне не по себе.
Зэндер смотрит на меня, смеется над мамиными словами и тут же становится рядом, обнимает меня за талию и притягивает к себе.
— Думаю, пришло время вынести мой шедевр, чтобы все могли сказать мне, какой из меня великолепный пекарь, — громко заявляет он.
Когда мама отходит от нас и идет к холодильнику, Зэндер наклоняется ко мне и нежно спрашивает:
— Ты в порядке?
Удивительно, как хорошо он меня знает и может прочитать меня. Мне должно быть не по себе от того, что кто-то, кого я недавно встретила, может видеть то, что я прячу. Но меня это не беспокоит. Кто-то другой возможно, но не Зэндер. Я надеваю улыбку на лицо и киваю головой.