Черный лед - Стюарт Энн. Страница 40

— Где? В аэропорту? Снегопад прекратился? — Она взяла кусок черствого хлеба из его рук и принялась его грызть.

— Хлоя, я все это время находился рядом с тобой. Я знаю ровно столько, сколько и ты. Но мы скоро отсюда исчезнем. Чтобы тебя не засекли, главное — все время перемещаться с места на место. Пройдет немного времени, и нас здесь найдут, а я хочу убраться до этого. К счастью, снег засыпал такси, так что даже с вертолета его вряд ли увидят. Но чем скорее мы уберемся отсюда, тем лучше.

Хлеб хрустел на зубах, как песок, но она продолжала жевать.

— Куда мы направляемся?

Бастьен принялся обдирать кожуру с апельсина. Кроваво-красный плод лежал на его ладони, сладкий цитрусовый запах заполнил комнату, и Хлоя содрогнулась.

— Пока не знаю. Открывай рот. — Он протягивал дольку апельсина, но Хлоя замотала головой.

Он сделал неуловимое движение — эти его движения всегда ее пугали, — и ее подбородок оказался зажат в его длинных пальцах.

— Открой рот и съешь апельсин, Хлоя.

У нее не было выбора — ее лицо лежало в чаше его руки, его темные бесстрастные глаза не давали ей уклониться.

— Открой рот, — опять произнес он, голос его стал мягким, почти чувственным, и она покорилась, позволив ему положить ей на язык кусочек фруктовой терпкой сладости.

На одно безумное мгновение ей показалось, что вслед за этим она ощутит его рот, его язык. И в самом деле безумие — он сидел далеко от нее, а она медленно жевала апельсин. Он не хотел ее, благодарение Богу. Он спасет ее от всех прочих, а она спасена от него. Надо быть благодарной за эту малую милость. Надо.

— Извини. — Слово вырвалось неожиданно для нее самой, но стало еще большей неожиданностью для него. Его взгляд нашел ее в крохотной комнате, освещенной свечами.

— Что ты сказала?

Она закашлялась. Вкус апельсинового сока наполнял ее рот. Ее губы хранили прикосновение его пальцев.

— Я сказала — извини. За то, что задавала тебе невежливые вопросы, что спорила с тобой, пыталась бежать и не слушала, что ты говоришь. Ты изо всех сил старался защитить меня, а я только и делала, что ныла и жаловалась. Извини. И… благодарю тебя.

Он поднялся с кровати и отошел от нее как мог дальше, сколько позволяло крохотное пространство комнаты. Его непроницаемые глаза наблюдали за ней из-под полуприкрытых век.

— Благодаришь? Я думал, ты считаешь меня исчадием ада.

— Ты и есть исчадие ада. — В ней вновь вскипело раздражение. — Но ты спас мою жизнь по крайней мере дважды, а я ни разу не сказала тебе спасибо.

— И пока не говори. Когда ты окажешься в Штатах, в безопасности, тогда можешь уделить в своих мыслях место и для меня.

— Почему ты так беспокоишься? Я не понимаю, зачем тебе столько возиться со мной. Я помню твои слова о том, что ты спас меня от Хакима из прихоти, но не верю в это. Мне кажется, ты вовсе не такой бездушный, как сам считаешь, и в решающий момент не смог позволить Хакиму убить женщину. Глубоко внутри я чувствую, что ты человек порядочный, даже если не знаю, кто ты на самом деле, что собой представляешь, даже не знаю, каково твое настоящее имя.

— Тебе не нужно знать мое настоящее имя. Кроме того, ты заблуждаешься. — Голос его сел. — Я бездушный ублюдок. У меня нет привычки спасать женщин, которые лезут туда, откуда должны были бежать со всех ног. Что касается тебя, то легче отправить тебя назад в Штаты, чем избавиться здесь.

— Ты бы не убил меня. Я знаю, что ты убил Хакима, но не думаю, что способен убить женщину.

— Правда?

Тень насмешки, прозвучавшая в его голосе, заставила Хлою почувствовать себя неуютно. Прав был ее отец — она никогда не умела заткнуться вовремя. Но она должна была извиниться и поблагодарить его. Он спас ее и до сих пор защищал, вероятно, благодаря той самой человеческой порядочности, наличие которой в себе он так решительно отрицал. Вряд ли в этом было что-то личное.

Бастьен придвинулся ближе к ней, загородив своим телом горящие свечи, и опять поймал ее подбородок и притянул ее лицо к своему.

— Посмотри на меня, Хлоя, — тихо сказал он. — Взгляни в мои глаза и скажи, что ты видишь в них душу порядочного человека. Человека, который никого не убьет, если только не будет вынужден.

Она не хотела смотреть. Его зрачки были темной матовой пустотой, и на мгновение ей показалось, что она видит через них черноту глубоко внутри. Она попыталась отстраниться, но его пальцы сжались, крепко вцепившись в нее, его лицо нависло над ней. Его рот приблизился к ее губам, и она почувствовала, что его дыхание пахнет апельсиновой кровью.

— Скажи мне, что я хороший парень, Хлоя, — велел он мертвенно-тихим голосом. — Покажи мне, насколько ты в самом деле глупа.

Речь его была безжалостно жестокой, и на мрачном лице не запечатлелось ни следа теплоты. Только боль, спрятанная так глубоко внутри, что никто не мог ее увидеть, мучительная, изводящая, пульсирующая боль, от которой разрывалось его сердце. Но она видела ее, чувствовала ее почти осязаемую реальность в крохотной комнате — и подняла руки, и обхватила его запястье, не для того, чтобы освободиться от его грубой хватки, но просто чтобы до него дотронуться.

— Я не глупа, — сказала Хлоя, внезапно ощутив спокойствие и уверенность. Он не сдвинулся с места. Сейчас она его поцелует. Припадет своими губами к его губам, потому что жаждет этого. А он ответит на поцелуй, потому что под этой тьмой бушует желание, такое же острое, как у нее.

А потом уже ничего от нее не зависело, потому что он склонился к ней, и его рот нашел ее губы, и все ее тело потянулось ему навстречу.

Но поцелуй коснулся ее легче дыхания.

— Я воплощенный дьявол, Хлоя, — прошептал он. — А ты дура, если этого не видишь.

— Тогда я дура, — признала она, ожидая, что он поцелует ее вновь.

Но он не поцеловал.

В течение долгой нескончаемой минуты они оба стояли, застыв без движения, а затем он произнес:

— Входи, Морин. — Скрытая панель отодвинулась, залив комнатушку слепящим светом.

Дверь скользнула на место, но к этому времени Хлоя уже забилась в свой угол на кровати, старательно вглядываясь во тьму, в которой ее глаза не различали пришельца.

— Я помешала, Жан Марк? — В голосе женщины сквозила усмешка. — Всегда могу вернуться позже.

— Всего лишь небольшой урок реальности. Морин, вот эта маленькая несчастная американочка поручается твоему попечению. — Он обратил взор своих темных матовых глаз на Хлою. — А это — Морин. Время от времени моя жена. Она очень хороший агент — я доверил бы тебя только самым лучшим. С этого момента ты в ее руках. Она отвезет тебя в аэропорт и будет охранять по дороге домой. Она еще ни разу не провалила задание.

— Нет, пару раз за все время я все же не справилась, — произнесла Морин глубоким теплым голосом. — Но в конце концов всегда исправляла ошибки. У нас с Хлоей все получится. — В свои тридцать с хвостиком она была очень привлекательной, элегантной женщиной, а за ее платье Сильвия дала бы себя убить.

На этой мысли Хлою охватил озноб. Она выдавила из себя натянутую улыбку и вновь обратилась к Бастьену. Или к Жану Марку, как назвала его эта женщина. Или к человеку без имени.

— Ты меня оставляешь?

Он даже не потрудился скрыть усмешку.

— Я покидаю тебя, моя прелесть, и вверяю тебя нежным заботам Морин. Я слишком запустил свою работу и боюсь, что больше оттягивать ее выполнение нельзя. Удачной тебе дороги домой и счастья в жизни.

И он исчез.

Глава 17

— Очередное завоевание Жана Марка, — вздохнула Морин, входя в комнату. — Бедняжка. Вы все так походите друг на друга с вашими трогательными глазами и милыми личиками. Жан Марк никогда не мог устоять перед милым личиком. — Она говорила приветливо. Чемоданчик, принесенный с собой, Морин положила на постель и, склонив голову набок, принялась внимательно рассматривать Хлою. — Хотя ты вообще-то не его обычный тип. Замученные девицы его никогда не привлекали. Удивительно, что он сам от тебя не избавился.