Танец отражений. Память - Буджолд Лоис Макмастер. Страница 130
Возле стола Иллиана стоял свободный стул. Отлично. Обычно Иллиан, когда уж особенно разъярен, заставляет проштрафившегося стоять, пока не закончит на него орать. То есть вообще-то Иллиан никогда не повышал голоса, он лишь становился особенно ехидным и мордовал виноватого словесно, тщательно контролируя свои эмоции. Манера поведения, весьма импонировавшая Майлзу и которую он все надеялся перенять. Но сегодня шеф Имперской безопасности казался особенно напряженным. Гораздо более угрюмый, чем обычно. Майлз уселся и коротко кивнул, давая понять, что он весь внимание. «Я готов. Приступай».
Но Иллиан не наклонился чуть вперед, как делал всегда, а, наоборот, откинулся назад и пристально посмотрел на Майлза через широченный стол.
— Ты сказал моему секретарю, что хочешь что-то добавить к своему последнему рапорту.
«Черт. Теперь или никогда». Но признание в имеющихся у него проблемах медицинского характера однозначно отменяет предстоящее задание, в чем бы оно ни заключалось. «Значит, никогда. Я сам потом с этим разберусь. Как можно раньше».
— Ничего существенного. Так что вы хотели мне сказать?
Иллиан вздохнул и побарабанил пальцами по черной поверхности.
— Я получил весьма тревожное сообщение с Архипелага Джексона.
У Майлза перехватило дыхание. «Я однажды там умер…»
— Адмирала Нейсмита там не очень-то жалуют, но я готов поправить дело. Что эти поганцы натворили на сей раз?
— Речь идет не о новом задании, и доклад, мною полученный, не нов. Он связан с твоим последним… я даже не могу назвать это заданием, потому что не давал его. С твоим последним приключением на Архипелаге. — Иллиан в упор поглядел на Майлза.
— О? — забеспокоился Майлз.
— Наконец-то я получил полные копии медицинских записей криоспециалиста, занимавшегося твоим оживлением. На это ушло довольно много времени из-за поспешного отбытия группы Дюрона с Архипелага Джексона и из-за того, что их архивы оказались частично на Эскобаре, а частично остались у дома Фелл. Не стоит упоминать, что дом Фелл не очень жаждал делиться сведениями. Еще больше времени ушло на обработку полученных сведений моими аналитиками, а затем полученные данные прочитал кто-то, оказавшийся достаточно сообразительным, чтобы понять их важность. На самом деле на все это ушло несколько месяцев.
У Майлза внезапно похолодело внутри, как при воспоминаниях о холоде смерти. Он вдруг понял состояние человека, который спрыгнул — сорвался — был скинут с крыши высотного здания, его субъективное ощущение вечности полета, пока он летит до камней внизу. «Мы только что совершили роковую ошибку. О да!»
— Конечно, больше всего меня беспокоят не твои припадки как таковые, — продолжил Иллиан, — а то, что ты не сказал о них врачам СБ, которые в прошлом году занимались твоим здоровьем. Ты солгал им и таким образом солгал и мне тоже.
Майлз сглотнул, судорожно пытаясь найти в своем парализованном мозгу оправдание тому, чему оправдания нет. Если не можешь оправдаться, отрицай все. Он представил себя радостно щебечущим: «Какие припадки, сэр?» Нет уж.
— Доктор Дюрона сказала… что припадки пройдут сами собой. — Она действительно это говорила, черт побери! — Или… что должны пройти, — поправился Майлз. — Тогда, во время медкомиссии, я полагал, что они прошли.
Иллиан поморщился. Взяв со стола зашифрованную дискету, он покрутил ее между большим и указательным пальцами.
— Это — последний доклад моего независимого наблюдателя у дендарийцев, — сообщил он. — И в нем, помимо всего прочего, медицинские записи главного хирурга флота. Те, которые она хранила у себя в каюте, а не в медотсеке. Их тоже было нелегко раздобыть. Их-то я и ждал. Дискету доставили прошлой ночью.
«У него имелся третий наблюдатель. Мне следовало бы догадаться».
— Хочешь еще немножко поразыгрывать святую невинность? — сухо поинтересовался Иллиан.
— Нет, сэр, — прошептал Майлз. Он не думал, что голос упадет до шепота. — Я больше не буду ничего разыгрывать.
— Отлично. — Иллиан немного покачался на стуле и положил дискету на стол. Лицо его походило на маску смерти. «Интересно, на что похожа моя физиономия, — подумал Майлз. — Должно быть, напоминает морду затравленного зверя, освещенного фарами летящего на скорости сто километров в час автомобиля».
— Вот это, — Иллиан ткнул пальцем в дискету, — является предательством в отношении подчиненных, которые от тебя зависят, и начальников, которые тебе доверяют. И предательство осознанное, чему доказательство случай с лейтенантом Форбергом. Можешь ли ты сказать что-либо в свое оправдание?
Если тактические условия плохи, смени дислокацию. Если не можешь победить, смени правила игры. Внутреннее напряжение заставило Майлза пулей взлететь со стула, и он заметался туда-сюда перед столом Иллиана.
— Я служил вам телом и кровью — и видит Бог, пролил ее немало — в течение девяти лет, сэр! — Голос его взлетел. — Спросите у мэрилакцев, насколько хорошо я служил вам. Спросите у сотен других людей. Больше тридцати операций, и только две из них можно с натяжкой признать неудачными. Я десятки раз рисковал жизнью, я в прямом смысле слова отдал ее. И теперь все это вдруг ничего не стоит?
— Стоит, — выдохнул Иллиан. — И многого. Именно поэтому я предлагаю тебе уйти по состоянию здоровья, если ты подашь в отставку немедленно.
— Подать в отставку? Уйти? И это, по-вашему, означает оказать мне услугу? Служба безопасности переживала скандалы и покруче. Я знаю, что вы можете сделать для меня нечто большее, если захотите!
— Так лучше всего. Не только ради тебя самого, но ради фамильной чести. Я долго и по-всякому размышлял над этим со всех возможных точек зрения. Думал в течение нескольких недель.
«Так вот почему он отозвал меня домой. Не из-за задания. Никакого задания и не было вовсе. Только это. Я был обречен с самого начала. У меня изначально не было ни малейшего шанса».
— Прослужив твоему отцу в течение тридцати лет, — продолжил Иллиан, — я не могу сделать меньше. Но не могу и больше.
Майлз замер.
— Отец… просил об этом? Он знает?
— Пока нет. Известить его — задача, которую я оставляю тебе. Такой доклад я вовсе не жажду делать.
Удивительная трусость со стороны Иллиана и жестокое наказание для него, Майлза.
— Чувствуется влияние отца, — горько заметил Майлз. — Это называется оказать небольшую услугу.
— Уж поверь мне, если бы не твой послужной список, о котором ты только что напомнил, даже твоему отцу не удалось бы выпросить для тебя этой милости. Твоя карьера закончится тихо и спокойно, без скандала.
— Ага! — Майлз аж задохнулся. — Ну очень славненько. И таким образом мне затыкают рот и лишают возможности апеллировать.
— Я бы настоятельно тебе советовал — от всего сердца, заметь — не доводить дело до трибунала. Ты ни за что не получишь такого мягкого приговора, какой сейчас вынес тебе я. И я на полном серьезе говорю, что твои шансы равны нулю. — Как бы подчеркивая сказанное, Иллиан многозначительно постучал по дискете. И действительно, лицо у него было мрачным. — Одних только данных на этом диске, не говоря уже обо всем остальном, более, чем достаточно, и тебе повезет, если тебя просто уволят с позором, а не приговорят к чему-нибудь посерьезнее.
— Вы обсуждали это с Грегором? — настойчиво спросил Майлз.
Императорская милость, его последняя защита, та самая, относительно которой он поклялся, что скорее умрет, чем прибегнет к ней…
— Да. И очень долго. Сегодня все утро мы фактически просидели с ним взаперти, не обсуждая ничего, кроме твоего дела.
— Вот как.
Иллиан указал на комм:
— Твои документы готовы, чтобы ты мог подписать их прямо сейчас и здесь. Отпечаток ладони, сканирование сетчатки глаза, и дело сделано. Твоя форма… сшита по индивидуальному заказу, поэтому ее не надо возвращать, и по традиции останутся знаки различия. Но вот Глаза Гора, боюсь, тебе придется сдать.
Майлз, развернувшись на каблуках, с трудом удержался, чтобы не схватиться за воротник.