Глубины земли - Сандему Маргит. Страница 35

Она не могла отделаться от мысли, что Хейке что-то хочет от нее, но что ему трудно спросить ее об этом здесь. Он выглядел таким озабоченным, особенно, когда его взгляд останавливался на ней. Неужели она казалась настолько уставшей?

Нет, здесь что-то другое… Но как раз сейчас — сейчас на его лице появилось такое странное выражение. Это не имеет никакого отношения к ней, подумала она. Он так странно поднял голову. Как будто прислушивался — или куда хуже: предчувствовал!

Анна-Мария вопросительно посмотрела на него. Но его слова просто потрясли ее.

— У вас здесь смерть, — медленно проговорил он. — Я ощущаю вибрацию.

— О, нет, не говори так, — сказала она совершенно убито. — Я ведь даже не имела возможности поговорить с тобой о детях, но…

И в то же мгновение к ним подошла жена кузнеца.

— Фрекен Анна-Мария, нам нужна помощь, чтобы отнести бедняжек домой. И кровать.

— Да, разумеется, — Анна-Мария встала. — Именно об этом я и хотела тебе сказать, Хейке. Дети, о которых я писала, они здесь. Хульда, это норвежский доктор, которому я писала и просила прислать лекарства. Но он приехал сам.

— Ой, — только и сказала сбитая с толку Хульда, жена кузнеца. Она, как и все остальные, немного испугалась странного, похожего на демона, великана.

— Хейке, ты не мог бы посмотреть детей прямо сейчас? Раз уж они здесь…

Хейке и Винга тут же встали со своих мест и пошли за ней.

— Анна-Мария, чем это ты здесь занимаешься, в этом Иттерхедене? — прошептала Винга. — Ты кажешься очень нервной. И что у тебя с рукой?

— Ох, тут столько всего было! Потом расскажу.

— Столько всего? Именно этого и опасался Хейке.

Анна-Мария не совсем поняла, что она имела в виду.

Хейке уже приблизился к кровати и стоял там, глядя на маленьких беспомощных детей. Двое младших просто лежали с закрытыми глазами, судорожно дыша.

— Да, ты немалого требуешь от меня — пробормотал Хейке Анне-Марии. — На самом деле мне надо поговорить с тобой о чем-то чрезвычайно важном, но давай сначала займемся чем-то одним. Тебе не следовало приносить этих детей сюда. Этот зал — не самое подходящее для них место.

— Знаю. Но неужели думать надо всегда только о теле?

— Ты права, — улыбнулся он. — Ну что, весело было, дети?

Прозрачные лица двух старших ребятишек просияли.

— Сейчас нам надо отнести их домой, — сказала Анна-Мария.

Хейке не ответил. Он стоял, задумчиво глядя на детей. Потом повернулся к Хульде и Густаву, которые в страхе ожидали, что он скажет.

— Вы их родители? Они кивнули.

— У вас есть еще дети?

Кузнец поймал двух актеров, игравших в рождественском спектакле, мальчик все еще был с бородой Иосифа, выкрашенной углем. Борода немного сбилась на сторону и смотрелась диковато. Хейке тщательно осмотрел их, потрогал спину и грудь, попросил их покашлять. Потом перевел глаза на родителей.

— Вы больны очень серьезно, вся ваша семья, и вы это, конечно же, знаете. Возможно, я смогу помочь кому-то из вас. Но…

Он замолчал.

— А самому маленькому? — сипло спросил Густав.

— Такие маленькие дети защищены еще самой природой. Меня беспокоит тот, что чуть старше… Глаза Хульды наполнились слезами.

— Он такой красивый. И такой добрый!

— Да.

Он взял ребенка на руки. Мальчик, крохотный эльф, или, скорее, тень эльфа, лежал совершенно вяло, как будто он уже умер. Все они с удивлением увидели, каким мягким стало лицо демона, как бережно он держит в своих руках это маленькое создание. Они увидели, как Хейке осторожно гладит ребенка своими большими руками.

— Эти руки могут быть горячи как огонь, — прошептала Винга остальным. — Его руки лечат.

— Ох, — вздохнула Хульда. Густав с надеждой и страхом смотрел на Хейке.

— Не ждите никаких чудес, — пробормотал Хейке. — Я не святой, отнюдь! Здесь едва ли помогут травы или лекарства.

Все стояли, не говоря ни слова.

Коль был у своих рождественских яслей, он упаковывал фигурки, которые имели такой успех. Он был очень тих и молчалив, Коль, — весь последний час. Он смотрел то на Анну-Марию, то на Вингу, и чувствовал, что расстояние между ним и молодой учительницей увеличивается все больше и больше. Винга принадлежала к высшему классу. Причем, по-настоящему, не то, что дамы Брандт. И Винга Линд из рода Людей Льда была гораздо более открытой и простой в общении, хотя она иногда и высказывалась прямо, все в ней говорило о врожденной культуре и изысканности.

Хейке привел его в замешательство. Так значит, вот, о чем говорила Анна-Мария — вот каким может быть проклятие в роду! Но можно ли найти более прекрасную душу? Посмотреть только, как нежно он прижимает к груди смертельно больного ребенка! «Колдуны», — сказала она… Да, он вполне мог быть одним из таких!

И Коль, как обычно, вновь перевел взгляд на Анну-Марию и вздохнул. Теперь она была для него потеряна, да и была ли она с ним когда-нибудь откровенна? После того, как приехали ее родственники, у нее не было времени для него, и он не обиделся. Должно быть, божественно, просто чудесно чувствовать себя среди своих, ведь у нее же не было ни матери, ни отца, ни братьев и сестер.

Но то, что сделал Адриан Брандт, было гораздо хуже. Ведь Коль слышал злобный голос хозяина, который кричал ей, что он, Коль, был убийцей и колодником. Он увидел в ее глазах замешательство и недоверие.

Все равно кровь в нем просто кипела. И он ничего не мог с этим поделать. Это было томление, из-за которого он едва мог дышать. Несмотря на всю огромную пропасть между ними, он мучил себя тем, что не мог покинуть ее, ему следовало бы уйти уже давно, ему нечего было делать здесь больше, но он должен был, должен был видеть ее, слышать ее, видеть мягкую улыбку на ее лице — хотя сейчас она даже и не смотрела в его сторону.

О, Боже, будь милостив! Дай мне забыть ее! Ведь она никогда не сможет кем-то стать для меня. Или — что вернее: я никогда не смогу стать кем-то для нее.

Он решительно упаковал в ящик последние фигурки и расправил ветошь.

И вдруг он почувствовал легкую ладонь у себя на руке. Рядом стояла Анна-Мария, и он очень надеялся, что лицо его было именно таким непроницаемым, как ему хотелось.

— Не могли бы вы помочь нам отнести детей и кровать, Коль? — робко спросила она.

— Да, разумеется, — ответил он безо всякого выражения и подошел вместе с ней к остальным. — Но потом мне надо домой. Лина просила проводить ее, она боится идти через пустошь после нападения на вас вчера вечером.

— И я ее понимаю, Лина тоже пойдет в дом кузнеца. Хульда всплеснула руками.

— Ой, но не могу же я приглашать в дом таких замечательных незнакомых людей, у меня там все вверх дном, побегу первая и приберусь немного…

Они могли понять, что за мысли проносятся у нее в голове: прибраться, вымыть пол, убрать разбросанную одежду, вычистить, выскоблить все… И все за одну минуту.

Винга успокаивающе взяла ее руку в свою.

— Послушайте меня, и я, и мой муж, мы прекрасно знаем, что такое бедность! Он вырос в жалкой лачуге на юге, там у них были только четыре стены, и все. А меня он спас от существования более жалкого, чем влачат звери в лесу. Я много месяцев прожила одна в совершенно дикой местности. Ела кору деревьев и кое-что похуже, о чем мне даже и вспоминать не хочется. Вам нечего стыдиться! Если уж кому-то и надо стыдиться, то это вашему хозяину. Пошли!

Она без лишних церемоний взяла на руки одного из больных детей, и процессия направилась к дому кузнеца. Коль положил ящик с фигурками на кровать и понес ее вместе с другими, последние оставшиеся женщины разобрали свои подносы, и свечи в зале задули. Праздник закончился.

Хейке нес на руках самого больного ребенка, не захотел его отдавать. «Хочу побороться со смертью», — пробормотал он, и на лицах зрителей показалась осторожная улыбка надежды.

Сопровождаемые бесконечными извинениями Хульды, они вошли в дом кузнеца.

Анна-Мария призадумалась.