Глубины земли - Сандему Маргит. Страница 40
— Да. Конечно, знаю.
«Что же заставляет женщину оставаться с таким жестоким мужчиной, — удивилась Анна-Мария. — Что ее манит? Нет, не думаю, что это продлится долго. Рано или поздно он убьет ее любовь. Так же, как он убил любовь Клары. Ведь она ни за что на свете не хочет, чтобы он вернулся!».
Но и Клампен никогда не получит назад свою жену. «Нет ничего более мертвого, чем ушедшая любовь», — сказала Клара. И для этой женщины добряк Клампен был просто куском теста, уроненного на землю и уже ненужного.
Какое странное сравнение, откуда оно у нее?
Они в спешке собрали одежду и прочие вещи маленькой девочки, мать крепко обняла ее и со слезами сказала Клампену:
— Заботься о ней хорошенько!
Они вышли из дома. Девочка была слишком мала, чтобы понять, что это было прощание с матерью. Она думала только о том, чтобы скорее уехать отсюда, пока этот противный дядька снова не схватил их.
По дороге Клампен сидел на лучшем месте, обеими руками обнимая свою маленькую дочурку. Он был так счастлив, так счастлив, что мог лишь что-то бессвязно бормотать о том, как же прекрасно все у них будет. Ведь он был слишком прост, чтобы понять, как непросто все будет. Где они будут жить в будущем? И кто будет целый день смотреть за ребенком? Для Клары это дополнительная нагрузка, а она и без того очень устает. А потом? У Клампена сейчас не было времени думать ни о чем таком!
Но они все равно понимали, что он поступил правильно. Разные повседневные заботы — это одно, а бить ребенка — это совершенно другое. И выбора у них не было.
На этот раз вожжи держал Коль, и Анна-Мария предпочла сидеть на облучке вместе с ним.
— Вам следовало бы поспать, — устало заметил он.
— Отоспимся, когда приедем домой, — высокомерно сказала она. Неужели она будет спать в такой важный для себя момент?
Но они не говорили друг с другом, они слишком устали, хотя в головах и роилось множество мыслей. Они просто сидели и чувствовали близость друг друга, иногда обменивались взглядами и загадочно улыбались, и когда отводили глаза, на губах все еще блуждала эта улыбка. Это было великолепно, так спокойно! И Анне-Марии не хотелось, чтобы что-то изменилось сейчас!
Когда они добрались до Иттерхедена, уже стемнело. Маленькая девочка заснула, и ее внесли в дом Клары на руках.
Коль проводил Анну-Марию до двери. Чтобы удостовериться, что на нее никто снова не нападет, так он сказал.
Не хотелось говорить «Спокойной ночи и спасибо за сегодняшний вечер!». Они несколько раз начинали, но так и не могли заставить себя произнести эти слова. Они просто стояли, онемев, как будто в них ударила молния, и на самом деле воздух вокруг них был заряжен, как в грозу. Во всяком случае, Анне-Марии так казалось, и у нее было ощущение, что Коль тоже испытывает нечто подобное. Оба они не слишком часто имели дело с противоположным полом: между ними возвышались горы из разных помех, они чувствовали себя совершенно беспомощными. Неприятное предостережение все время звучало в ушах Анны-Марии, и она безуспешно пыталась его игнорировать.
— Тихо, — прошептал Коль. — Кто-то идет!
Они уже вполне могли пожелать друг другу спокойной ночи и разойтись, но не хотели этого. Коль потянул ее за собой в тень крыльца, Анна-Мария видела, как глаза его сверкают, он легонько обнял ее за плечи.
Из тени осторожно выбралась какая-то парочка и остановилась у стены сарая прямо наискосок через улицу. Приглушенное бормотание. Тихий чувственный смех. Анна-Мария видела лишь только темные тени на стене.
Женщина еле слышно фыркнула.
— Лисен, — прошептал Коль в ухо Анне-Марии.
Ее глаза расширились. Что Лисен делает здесь, внизу, в деревне?
Что это развевающееся, белого оттенка? Нижняя юбка? Низкий, гортанный смех женщины. До краев полный сладострастия. Как странно они стоят!
Тишина.
— Я не хочу, — в ужасе прошептала Анна-Мария и спрятала лицо в темно-синий свитер Коля. — Пойдем!
— Сейчас нельзя, — прошептал он ей в ухо и прижал к себе так, чтобы она ничего не видела.
Но Анна-Мария слышала. Ей было отвратительно, что приходилось слышать такие интимные вещи, ей была отвратительна женщина из высшего общества, которая днем была слишком хороша, чтобы разговаривать с рабочими, но которая совокуплялась с ними с наступлением темноты. Она пыталась не слышать, но не могла.
Тишина, нарушаемая лишь чувственными сладострастными звуками, издаваемыми женщиной… Учащенное дыхание мужчины, шуршание одежды, толчки о стену… Пальцы Анны-Марии вцепились в руки Коля, она уткнулась лбом ему в грудь. Она крепко сжала губы и страдала.
Дыхание Лисен перешло в какие-то всхлипы, она постанывала, все было так, как будто там, всего в нескольких метрах от Коля и Анны-Марии, был совершеннейший хаос. Толчок в стену, протяжный, полный наслаждения и расслабленный стон женщины и прерывистое дыхание мужчины.
Ни слова не говоря, он пошел прочь от нее, а она побежала в сторону усадьбы и исчезла.
Несколько секунд он стоял прямо посреди дороги. «Чертова потаскуха», — пробормотал он, и Анна-Мария увидела, что это был Сикстен. Он пошел к баракам.
Анна-Мария не могла вымолвить ни слова. Она высвободилась из рук Коля, ей казалось, что она вот-вот под землю провалится от стыда.
И не из-за только что увиденной парочки и ее занятий, но, возможно, из-за того, что она сама ощущала какую-то сладкую боль там, где ей вообще не следовало сейчас ничего чувствовать.
Ее возбудило не непристойное поведение этих двоих. А мысль о Коле. О Коле и о ней самой… То, что она только что увидела, было отвратительно. Это не имело ничего общего с Колем и с ней. Но, все равно, это воздействовало на нее самым непостижимым образом!
Ей было очень стыдно.
Коль попытался представить то, что произошло, как простой пустяк.
— Они ее только так и называют — «Матрац», там, в бараках, — прошептал он. — Не беспокойтесь. Это не имеет ничего общего с любовью.
— Нет, — прошептала она и попыталась улыбнуться. — Нет, я знаю.
Но настроение, возникшее между ними, было разрушено, оно ушло, и она была просто в отчаянии от этого. Казалось, что все запачкано грязью.
Ни он, ни она не могли ничего сказать, казалось, они лишились дара речи, им казалось, что у них что-то украли.
В конце концов, ей удалось выдавить что-то вроде пожелания доброй ночи — беззвучное, потому что голос не повиновался ей. Это было похоже на хриплый шепот. Коль лишь кивнул и повернулся на каблуках.
Но не успела она взяться за дверную ручку, как услышала короткое и угрюмое: «Анна-Мария!».
Она тут же обернулась. Коль вновь приблизился к ней. Секунду стоял неподвижно. Потом схватил ее руки и осторожно поднес их к своему лицу. Медленно поцеловал.
— Только так, — прошептал он. — Я не смею сделать ничего большего, потому что не хочу быть похожим на Сикстена. Иди в дом и ложись спать! Не стой здесь, это опасно!
Он выпустил ее руки и исчез в темноте.
Анна-Мария тихо и медленно вздохнула. Ее вновь наполнило блаженство. Какой же он замечательный! И какой… опасный?
Да, конечно же, Клара права. Он не Сикстен. Нет, в нем горит гораздо более мрачный и опасный огонь!
Она содрогнулась. Но не столько от страха, сколько от предвкушения.
Поскольку гости переехали к Лине, кровать ее была свободна. Она почти торжественно отошла ко сну.
Но заснуть сразу ей не удалось. Она лежала и прислушивалась к голосам у Клары на кухне. Безусловно, дочка Клампена создала немало проблем. Анна-Мария понимала, что было бы лучше, если бы Клара могла распоряжаться всем своим домом. Ведь это же просто безумие, когда столько людей должны ютиться на кухне, а Анна-Мария занимает половину дома. Клампен должен жить в бараках, а его дочь — спать в одной постели с детьми Клары. К тому же малышка начала звать мать, и это положение не улучшало.
Не все сказки имеют счастливый конец.