Моя сестра живет на каминной полке - Питчер Аннабель. Страница 37

Я вошел в школу. Я все еще был в футболке с пауком, но не ради мамы — не она мне ее прислала. Ткань пропиталась кровью Роджера, поэтому я ее и не снимал. Видок у меня, надо полагать, был как у мясника или убийцы, но мне было все равно — я хотел быть рядом со своим котом.

— А вот и наш сморчок! — заорал Дэниел. Они с Райаном стояли возле дверей в класс.

Я хоть и струсил, но виду не показал — не покраснел, и не задрожал, и не удрал, а направился к классу.

— Сморчок в задрипанной футболке!

Они прыснули и, вскинув руки, хлопнули друг друга по ладоням. Получились воротца, я прошел прямо под ними, а Дэниел больно лягнул меня сзади. Врезать бы ему по мерзкой харе! Только ведь он опять меня отмутузит… Дэниел ухмыльнулся — дескать, он победил, а я вспомнил про того теннисиста, который вечно занимает второе место на Уимблдоне, и почему-то разозлился. Сердце в груди рычало, как свирепый пес.

— Лох! — выкрикнул Дэниел.

Я сел рядом с Суньей. Может, она скажет ему что-нибудь в ответ или хотя бы глянет сердито? Но Сунья вжалась в стул, словно хотела спрятаться. В мою сторону даже не смотрела. А мне хотелось спросить, прочитала ли она мою поздравительную открытку? И видела ли снежную бабу, похожую на нее, и снеговика, похожего на меня, и было ли ей смешно? Хотелось узнать, почему она не пришла на конкурс талантов? И все-все ей рассказать: и про Джас, и про то, как я не испугался петь и танцевать на сцене. Но потом я вспомнил, как тогда, у них в саду, Сунья сказала: «Мама говорит, ты плохая компания». И ничего не стал говорить. Просто сидел и разглядывал свой пенал, пока миссис Фармер делала перекличку.

Сначала у нас был английский. Мы должны были описать свое «Сказочное Рождество» и не забывать про красную строку. Ничего сказочного не произошло, но врать не хотелось. Написал, как было. Про футбольный носок, набитый подарками от Джас. Про куриные сэндвичи, картошку из микроволновки и шоколадные конфеты. Рассказал, что мне больше всего понравилось, как мы во все горло распевали рождественские гимны. А в конце написал: «Это Рождество вышло не очень сказочным, но оно было хорошим, потому что со мной была Джас». Лучше этого сочинения я еще ничего не писал. Когда я прочитал его вслух, миссис Фармер сказала:

— Прекрасная работа!

И моя божья коровка скакнула на первый листочек. Ангелов после Рождества заменили божьими коровками.

После английского у нас была математика, а после математики — общее собрание. Директор объявил, что инспекция поставила нашей школе «удовлетворительно», а это означает, что работаем мы в общем неплохо, но могли бы и лучше. Еще он сказал, что нам поставили бы «хорошо», если бы не инцидент, который огорчил одного из инспекторов. Миссис Фармер глянула на Дэниела и покачала головой. Тот потупился. Я почувствовал чей-то взгляд, поднял глаза — Сунья смотрела на меня. На одну секундочку мне показалось, что она сейчас хихикнет. Но Сунья отвернулась и закивала, будто внимательно слушает разглагольствования директора.

— В этом году вы должны поставить перед собой высокие цели и сложные задачи, — говорил он. — Не просто, скажем, перестать грызть ногти или, например, перестать сосать палец… — Все засмеялись. Директор, улыбаясь, ждал, когда станет тихо. — Нет, вы изберите себе цель, которая по-настоящему волнует вас. Даже немного пугает.

Я свою уже знал.

На перемене Сунья куда-то подевалась. Я искал, искал… Ждал на нашей скамейке, смотрел на площадке, заглядывал за секретную дверцу, но ее и в сарае не было. Должно быть, в туалете прячется. Дэниела боится. Пес у меня в груди зарычал еще громче. После перемены была история, потом география, но я никак не мог сосредоточиться. Все старался заглянуть к Сунье в пенал — там изолентовое кольцо или нет? Мое было у меня на пальце, я несколько раз постучал белым камешком по столу, чтоб она заметила. Но Сунья сидела, уткнувшись в свои тетрадки.

На большой перемене я не пошел на улицу. Надоело одному гулять. И есть не мог — так скучал по Роджеру, что кусок в горло не лез. Вместо этого двинул в туалет и снова воображал, что сушилка — огнедышащий дракон. Терпел и терпел, не сдавался, и даже не пискнул, когда пламя сожгло кожу и кости обуглились.

Тут донесся чей-то голос. Не в игре, а по правде. Кто-то надсадно орал. Со злостью. «Чурка!» Я выглянул в окно. Дэниел прыгал вокруг Суньи и орал. Она пыталась уйти, а он не давал. Там были еще Райан, Мейзи и Александра. Хохотали и подзуживали Дэниела.

— Чурка! — вопил он. — От тебя воняет. Зачем это ты нацепила какую-то дурацкую тряпку! — Он схватился за хиджаб.

И попытался сорвать его!

Вот когда сердце во мне взревело. Громче собаки. Громче огнедышащего дракона в туалете. Даже громче серебряного льва в небе.

Звук отозвался у меня в голове, растекся по рукам и ногам. Я даже не заметил, что бегу, пока не хлопнула туалетная дверь и я не пролетел полкоридора. С криком: «Отвали от нее!» — я выскочил на улицу. Вокруг засмеялись. Мне было плевать. Я озирался по сторонам. Где Сунья? Она стояла на площадке, вцепившись обеими руками в хиджаб, чтобы Дэниел не открыл перед всей школой ее секрет — ее волосы.

— ОТВАЛИ ОТ НЕЕ!

Дэниел развернулся. Увидел меня, растянул губы в гадкой ухмылке.

— Прискакал чурку свою спасать? — И он засучил рукава, как для драки.

Я на полном ходу затормозил. Сейчас выдам: «Да, спасать!» Или нет: «Прочь с дороги!» Или еще что-нибудь храброе. Я открыл рот — и ни слова не выдавил из себя. Хотел подойти ближе, пнуть Дэниела — ноги сковал паралич. Вокруг уже собралась целая толпа. И все глазели на меня.

— Слабак! — процедил Дэниел.

И все за ним стали повторять: «Слабак! Трус!» И они были правы. Я отступил. Еще накостыляет, как в тот раз. Я помнил, как больно было. Дэниел повернулся к Сунье, толстые пальцы снова вцепились в хиджаб. Сунья громко заплакала. Толпа выкрикивала:

— Снимай, снимай, снимай!

Мне это кое-что напомнило. Сцену напомнило, зрителей на конкурсе.

Я уже был не на школьном дворе. Я был в театре, слушал, как поет Джас. И ее слова, слова ее песни вдруг взорвались во мне. Как гром.

И я снова стоял на школьном дворе — звук, цвет, все разом вернулось. Сунья рыдает. Хиджаб наполовину сорван. Толпа одобрительно вопит. Дэниел гогочет. А я ему позволяю.

— НЕТ! — крикнул я. Скорее даже взвизгнул. — НЕТ!

Дэниел удивленно обернулся. Я сорвался с места. У Дэниела приоткрылся рот. А я в бешенстве размахнулся. У него от страха глаза стали круглыми и пустыми. И я влепил ему кулаком прямо в нос, и Дэниел грохнулся на землю. А я кинулся на него сверху и влепил еще в его толстую рожу. И оглянулся на Сунью. Она изумленно смотрела на меня.

Я вскочил и три раза пнул Дэниела, приговаривая при каждом пинке:

— ОТВАЛИ! ОТ! НЕЕ!

Райан кинулся прочь. Толпа дружно попятилась. Струсили! Дэниел валялся на земле, закрыв лицо руками, и ревел. Я бы мог еще дать ему пинка. Мог растоптать, исколошматить. Только я не хотел. Зачем? Я выиграл свой Уимблдон. Столовская толстуха засвистела в свой свисток.

23

Моя сестра живет на каминной полке - i_022.jpg

Миссис Фармер отправила меня к директору, но оно того стоило, а пропустил я всего кусок истории. Когда уроки закончились и я взял куртку, сразу четверо сказали мне «пока». А до этого вообще со мной не разговаривали. Я ответил вежливо: «До свидания», а они мне: «Увидимся». А один спрашивает:

— На футбольную тренировку завтра придешь?

Я кивнул:

— Само собой.

А он:

— Здорово!

Дэниел все слышал, но помалкивал. Он даже смотреть в мою сторону не осмеливался. Кровь из носа у него уже не шла, но сам нос был синий. А щеки — красные, потому что он весь день проревел. Закапал слезами дроби у себя в тетрадке, все ответы расплылись.

На математике я всего четыре задачи решил. Было так весело, так легко, будто по жилам у меня бежит шипучий лимонад, а мысли в голове пузырьками вьются. Ноги под столом приплясывали, я раз пять за урок задел ногу Суньи. Три раза нечаянно, а два — нарочно. Она не сказала: «Прекрати», не сказала: «Твоя нога — дурная компания». Ничего такого не сказала, просто сидела, уставившись в тетрадку, и покусывала кончик ручки. Но мне показалось, что она изо всех сил удерживает улыбку.