Моя сестра живет на каминной полке - Питчер Аннабель. Страница 38
Когда я вышел из школы, небо было бирюзового цвета, а на нем — огромное золотое солнце. Будто гигантский волейбольный мяч плывет по тихому синему морю. Надеюсь, у солнечных лучей хватает сил пробиться прямо под землю. Чтобы Роджер почувствовал их тепло и ему было не так страшно и одиноко в могиле. Мне вдруг стало ужасно больно. Как при расстройстве желудка, когда объешься пиццей в пиццерии со шведским столом. Я прислонился к ограде, прижал руку к груди и ждал, когда пройдет. Боль притупилась, но до конца не отпустила.
Я услышал торопливые шаги и металлическое позвякивание. Оглянулся — ко мне бежала Сунья.
— Уходишь? А попрощаться? — подбоченившись, сказала она.
Искорки вернулись и были даже еще ярче, чем раньше. У нее был ярко-желтый хиджаб, ослепительно белые зубы и глаза, сияющие как тысяча солнц. Сунья вскарабкалась на ограду и, скрестив ноги, уселась рядом со мной. А я просто смотрел на нее, как на красивый пейзаж, или как на хорошую картину, или как на интересную выставку на стене в классе.
Пятнышко у нее над губой вздрогнуло, потому что Сунья заговорила:
— Уходишь? А как же мое «спасибо»?
Я закусил щеки, чтоб не улыбнуться.
— Спасибо? — переспросил я, будто понятия не имею, о чем это она. — За что?
Сунья подалась вперед, оперлась подбородком на руку. Тут-то я и заметил у нее узенькую синюю полоску на среднем пальце.
Если ревность — красная, а сомнение — черное, то счастье — коричневое. Я перевел взгляд с коричневого камушка на маленькое коричневое пятнышко, потом на огромные карие глаза.
— За то, что спас меня, — ответила Сунья.
Я изо всех сил старался сохранять спокойствие.
— За то, что набил морду Дэниелу.
Она надела кольцо. Честное слово, надела! Мы друзья.
— Да не за что.
— Очень даже есть за что! — возразила Сунья и засмеялась. А Сунья уж если начнет смеяться, то остановиться уже не может. Хохочет и хохочет. И ты сам начинаешь хохотать вместе с ней.
— Не благодари меня, Чудо-девушка! — От смеха у меня снова закололо в боку. — Благодари Человека-паука.
Сунья положила мне руку на плечо и вдруг стала серьезней.
— Ты был лучше Человека-паука, — шепнула она мне в ухо.
Ну и жарища! И духотища. Просто дышать нечем. Я глянул себе под ноги и принялся пинать, пинать снег, без конца. Почему-то это оказалось ужасно интересно и очень важно.
— Я пойду с тобой, — объявила Сунья, встала на ограду, высоко-высоко подпрыгнула и приземлилась рядом со мной.
— А твоя мама? — Я посмотрел по сторонам. Может, она где поблизости? — Она же сказала, что я дурная компания.
Сунья взяла меня под руку и усмехнулась:
— Родители никогда ничего не понимают.
По дороге домой я рассказал ей про Роджера.
— Как жалко, — сказала она. — Он был таким хорошим.
Они с Роджером никогда не встречались, но это неважно. Роджер был хорошим. Самым лучшим на свете. Это всем известно. По дороге мы встретили старика в кепке. Вертя хвостом, Фред подскочил ко мне и лизнул в руку. Остался липкий след, но мне не было противно.
— Ну, как ты, парень? — спросил старик, попыхивая трубкой. Дымок отдавал костром. — Как себя чувствуешь?
Я пожал плечами.
— Понимаю, — старик серьезно кивнул, — сам в прошлом году схоронил пса. Моего старого Пипа. До сих пор не отпустило. Вот завел этого негодника четыре месяца назад, — он показал на Фреда. — Хлопот с ним не оберешься.
Фред прыгнул лапами мне на живот.
— А ты, похоже, ему нравишься. — Старик в задумчивости поскреб в затылке кончиком трубки. — Знаешь что? Приходи-ка ты ко мне — подсобишь с Фредом, погуляешь с ним.
Я погладил серые собачьи уши.
— Это было бы классно.
Старик усмехнулся:
— Вот и ладно. Я живу вон в том доме. — Он показал на высокое белое здание неподалеку. — Только спроси разрешения у мамы.
— Настоящей мамы у меня нет, — ответил я. — Я спрошу у папы.
Старик потрепал меня по голове:
— Спроси, парень, спроси. Фред, сидеть!
Фред пропустил его приказ мимо ушей. Тогда я взял его за лапы и осторожно стряхнул с себя. Лапы были толстенькие и мягкие. Старик пристегнул поводок к ошейнику Фреда, махнул на прощание трубкой и, шаркая, поплелся в свою сторону. А мы отправились в свою.
— Я тоже к нему пойду, — объявила Сунья. — Возьму с собой Сэмми, и мы отправимся на поиски приключений.
Мы зашли в магазин. Сунья хотела купить что-нибудь для Роджера. У нее было всего пятьдесят пенсов, хватило только на маленький красный цветок. Когда она расплачивалась, я заметил на прилавке что-то коричневое и пушистое. Идея! Я вытащил из кармана бабулины подарочные деньги.
Подъездная дорожка пустая. Папиной машины нет. Мне бы почувствовать угрызения совести — папа на стройке, а я привел к дому мусульманку. Но я не почувствовал. Суньина мама не любит меня. Папа не любит Сунью. Мало ли, что они взрослые. Это еще не значит, что они правы.
— Вот здесь похоронен Роджер, — сказал я, показывая на прямоугольник свежей земли в саду. — Прямо под этим холмиком.
Сунья встала на коленки и потрогала могилу.
— Он был красивым котом.
Я присел на корточки.
— Самым красивым на свете!
Сунья вытянула руку и посмотрела на кольцо у себя на пальце.
— Ты кое-чего не знаешь, — проговорила она тихим голосом, от которого у меня мурашки побежали по спине. — Про кольца.
Я уставился на коричневый камушек:
— Что? Что про кольца?
Сунья обвела глазами сад — не подслушивает ли кто? — ухватила меня за футболку, притянула к себе.
— Они могут возвращать к жизни! — прошептала она. Я не проронил ни звука, хотя в голове крутился миллион вопросов. — Но только на ночь. Если мы соединим камни, а потом зароем их в могилу Роджера, то он получит право ровно в полночь выходить из могилы на землю, ловить мышей и играть в саду.
Я расплылся в улыбке:
— И он придет ко мне?
— Конечно, придет, — кивнула Сунья. — Это же волшебство. Он запрыгнет прямо в твое окно, уляжется возле тебя и замурлычет. Он будет теплым и пушистым, но исчезнет, как только ты проснешься. Он вернется к себе под землю и будет спать весь день, чтобы набраться сил для своих ночных приключений.
Конечно, она все придумала. Ну и что? На душе стало легче. Сунья сняла свое кольцо и стащила у меня с пальца мое. Она прижимала белый камушек к коричневому, а я копал ямку в могиле. Потом Сунья поцеловала кольца, и я поцеловал кольца, и мы опустили их в могилу. И вместе засыпали их землей и снегом. И наши руки четыре раза коснулись друг друга. Сверху Сунья положила красный цветок.
— Теперь Роджер волшебный кот, — сказала она, и боль в груди чуть отпустила.
Кто-то постучал по оконному стеклу. Я вскочил и загородил собой Сунью — думал, папа. Но это была Джас, вернулась домой из школы. Рядом с розовой головой в окне маячила ярко-зеленая. Джас радостно улыбалась и махала нам. Сунья выглянула из-за меня и помахала в ответ. А Джас с Лео начали целоваться.
Наш сад вдруг показался мне маленьким-маленьким — некуда глаз кинуть. И руки некуда девать. И Сунья так близко к моим ногам…
— Я пойду, — сказала она, не глядя на меня, и встала. Локти и колени у нее промокли насквозь. — Мама убьет, если я поздно вернусь.
Столько всего произошло за день, что как-то странно было прощаться. Я не хотел, чтобы она уходила. Сунья обтерла об себя руку и протянула мне.
— Друзья до гроба? — спросила она, и голос прозвенел чуть громче, чем всегда.
— Друзья до гроба, — отозвался я.
Мы торопливо пожали друг другу руки (моя ладонь — просто кипяток по сравнению с ее пальцами), потом глянули друг на друга и отвели глаза.
Я пристально рассматривал снегиря на ветке дерева. Грудка алая, крылышки коричневые — раскрыл клюв и заливается, будто…
— Джейми!
Я вздрогнул. Сунья улыбнулась. Поднесла руку к голове. Смуглые пальцы ухватились за желтую ткань. И потянули хиджаб вниз.
Лоб.
Волосы.
Прямые блестящие волосы, которые рассыпались по плечам черным шелковым занавесом.