Ты не виноват - Нивен Дженнифер. Страница 40
Я говорю Вайолет, что уступаю ей первенство.
– Да нет, все в порядке. Сначала ты. – Она отступает от горок так, как будто эта железяка может наброситься на нее и запросто проглотить, и тут я начинаю переживать – а не зря ли я вообще все это затеял…
Прежде чем я успеваю раскрыть рот, чтобы что-то ответить ей, Джон усаживает меня и привязывает ремнем, и вот моя кабинка уже поднимается наверх.
– Возможно, сынок, тебе захочется за что-нибудь ухватиться и держаться покрепче, – предупреждает меня старик.
Кабинка поднялась на максимальную высоту и зависла на мгновение. Вокруг меня раскинулись фермерские угодья, и вот я уже стремительно несусь вниз по петле, при этом издавая какой-то грубый пронзительный вопль. Я не успеваю прийти в себя, а уже все закончилось. И теперь мне очень хочется повторить все заново, потому что именно из таких ярких моментов и должна состоять вся жизнь.
Я повторяю этот путь пять раз подряд, потому что чувствую, что Вайолет еще не готова, и всякий раз она машет рукой и требует, чтобы я прокатился снова.
Наконец, я сам устаю, мне хочется передохнуть. Я выбираюсь из кабинки, ноги дрожат и подкашиваются, и тут Вайолет быстро забирается на мое место, и Джон ловко привязывает ее ремнем. Вот она взбирается наверх, зависает. Поворачивает голову в мою сторону, и вот уже мчится вниз, визжа на всю округу, как сумасшедшая.
Когда кабинка останавливается, я даже предположить не смею, что должно последовать. Может быть, ее тут же и стошнит, или она успеет подбежать ко мне и от всей души отвесить мне оплеуху. Но вместо этого она кричит: «Еще раз!» И я лишь успеваю заметить промелькнувшее где-то рядом расплывчатое синее пятно, над которым развеваются ее длинные волосы.
Потом мы меняемся местами. Я катаюсь три раза подряд, пока весь мир не начинает мне казаться перевернутым вверх ногами. Кровь пульсирует в висках. Джон, расстегивая ремень безопасности, только посмеивается:
– Неплохо покатался, да?
– Это точно! – Я стараюсь ухватиться за Вайолет, потому что весь мир качается перед глазами, а если я упаду, это будет очень неприятно при моем росте. Она обхватывает меня, как будто уже привыкла к подобным движениям, а я, в свою очередь, обхватываю ее, и мы держимся теперь друг за друга.
– Хотите попробовать второй аппарат? – интересуется Джон, но я внезапно понимаю, что не хочу, что мне не терпится поскорее остаться один на один со своей девушкой. Но Вайолет так же внезапно высвобождается из моих объятий, и вот Джон уже пристегивает ее на горках.
Вторые горки не такие интересные, поэтому мы возвращаемся к первым, и я совершаю еще две поездки. В самый последний раз перед окончательной остановкой я протягиваю Вайолет руку, и она раскачивает ее взад-вперед и снова взад-вперед. Завтра я отправлюсь на воскресный семейный ужин к отцу, но сегодня я здесь.
Мы оставляем свои сувениры – крохотный игрушечный автомобиль, который купили в магазине «Все за один доллар», символизирующий для нас Гаденыша, и две куколки, мальчика и девочку, которые мы помещаем в пустую пачку из-под сигарет «Американ спирит». Все это укладываем в намагниченную железную коробку размером чуть больше ладони.
– Вот и все, – подытоживает Вайолет, прикрепляя коробочку к горке. – Это было наше последнее путешествие.
– Не уверен. Как бы здорово нам ни было, я не до конца уверен в том, что мистер Блэк имел в виду именно такие путешествия, когда рассказывал нам о проекте. Надо будет хорошенько подумать над этим вопросом и на всякий случай совершить поход еще куда-нибудь, для подстраховки. Меньше всего мне хочется выполнить задание наполовину, особенно сейчас, когда мы заручились поддержкой твоих родителей.
На обратном пути она открывает окошко, и ее волосы бешено раздувает ветер. Страницы тетрадки трепещут, но она продолжает писать, низко склонившись над ней, закинув ногу на ногу так, что получилось нечто вроде импровизированного столика. Это длится довольно долго, и я не выдерживаю:
– Чем это ты так увлеклась?
– Просто записываю. Сначала я писала про «Синюю вспышку», потом про старика, который выстроил американские горки у себя за заднем дворе. А потом у меня появились еще кое-какие мысли, которые мне тоже захотелось изложить на бумаге.
Я не успеваю спросить, что же это за мысли, а она снова наклоняется к тетрадке и продолжает что-то быстро записывать.
Мы проезжаем еще пару километров, она отрывается от тетради и говорит:
– Ты знаешь, что мне в тебе нравится, Финч? Ты интересный человек. Ты другой. И я могу разговаривать с тобой. Только сильно насчет этого не заморачивайся.
Воздух вокруг нас становится каким-то наэлектризованным. Кажется, если сейчас зажечь спичку, то все вокруг – и воздух, и автомобиль, и Вайолет, и я – мгновенно взорвется. Я не отрываю взгляда от дороги.
– А ты знаешь, что мне нравится в тебе, Ультрафиолет Марки-Ни-Одной-Помарки? Абсолютно все.
– Но мне казалось, что я не нравлюсь тебе.
Тогда я поворачиваюсь к ней. Она удивленно приподнимает брови.
Я сворачиваю на первом же съезде с шоссе, как только замечаю его. Мы проезжаем мимо заправки, каких-то забегаловок с фастфудом, потом я снова сворачиваю, и мы оказываемся на парковке. На вывеске я читаю: «Городская библиотека». Остановив Гаденыша, я выхожу и, обойдя автомобиль, оказываюсь у дверцы пассажирского места.
Я открываю дверцу, и Вайолет спрашивает:
– Черт! Что происходит?!
– Я не могу больше ждать. Думал, что сумею, но не получается. Прости. – Я протягиваю к ней руку и расстегиваю ремень безопасности, после чего вытягиваю ее наружу. Мы стоим лицом к лицу на этой отвратительной парковке рядом с мрачной библиотекой и каким-то дешевым кинозалом. Тут же продают фастфуд, и мне слышно, как в микрофон по громкой связи продавец интересуется, добавлять ли к очередному заказу жареной картошки и напиток.
– Финч…
Я убираю с ее щеки выбившуюся непослушную прядку волос. Потом осторожно обхватываю ее лицо и нежно целую. Поцелуй получается более страстным, чем я предполагал, и потому я сразу сбавляю темп, но тут понимаю, что она целует меня в ответ. Она обхватила меня руками за шею. Я прижимаюсь к ней, она прижимается к машине. Я поднимаю ее на руки, она обхватывает меня ногами. Мне каким-то образом удается открыть заднюю дверцу автомобиля, и я укладываю ее на сиденье, прямо на расстеленное там одеяло. Потом закрываю все двери, быстро сдергиваю с себя свитер, она снимает кофточку, и тогда я говорю:
– Ты сводишь меня с ума. Ты сводишь меня с ума вот уже несколько недель подряд.
Мои губы касаются ее шеи, она задыхается, и вот она произносит:
– Боже мой, где это мы?!
Она хохочет, я тоже смеюсь, она целует меня в шею, и я чувствую, как будто все мое тело сейчас взорвется. Ее кожа теплая и такая гладкая. Я провожу ладонью по изгибам ее бедер, а она покусывает меня за ухо, и потом моя рука проскальзывает между ее животом и джинсами. Она сильнее прижимается ко мне, и когда я начинаю расстегивать ремень, она осторожно отстраняется от меня, и только теперь я понимаю, что готов разбить себе голову о стены Гаденыша. Она девственница! Вот черт! Я сразу это понял по ее движениям.
– Прости, – шепчет она.
– Но ты ведь столько времени была с Райаном.
– Мы близко подошли к этому, но ничего не произошло.
– Правда? – Я глажу ее по животу.
– Неужели в это так трудно поверить?
– Это же Райан Кросс. Мне казалось, что девочки перестают быть девочками от одного только взгляда на него.
Она шлепает меня по руке, потом кладет свою ладонь на мою, на ту самую ладонь, которая лежит у нее на животе, и просит:
– Только не сегодня, хорошо?
– Спасибо и на этом.
– Ты меня понял.
Я беру ее кофточку и передаю ей, потом натягиваю свой свитер. Она одевается, а я смотрю на нее и говорю:
– Когда-нибудь, в один прекрасный день, Ультрафиолет.
По-моему, она выглядит немного разочарованной.