Дикая Лиза - Мельникова Ирина Александровна. Страница 19

Морозов некоторое время с ненавистью смотрел на горы, потом перевел взгляд на фотографию Саши. Здесь ему только-только исполнилось девять месяцев. Это был крепкий и круглощекий малыш, с живыми веселыми глазенками. Но черная ленточка, перечеркнувшая уголок фотографии, подтверждала, что у него был сын, но теперь его уже никогда не будет ...

Виталий выругался. Сильный спазм сжал его горло, он закашлялся, а рука вновь потянулась к пачке сигарет.

В этот момент, как всегда без стука, вошла теща. Всю свою жизнь Зинаида Тимофеевна, выпускница монтажного техникума, ни дня не работавшая по специальности и преподававшая художественную вышивку на каких-то ускоренных курсах, считала, что все вокруг ей чего-то должны и многим обязаны. Сначала речь шла о муже, тихо скончавшемся от острой сердечной недостаточности на тридцатом году супружеской жизни, затем ее претензии перекинулись на дочь, а после отъезда той в Москву благополучно перекочевали на зятя.

Поджав тонкие губы, она обвела быстрым взглядом кабинет, полную окурков пепельницу на столе, неприбранную постель на диване, и вперила осуждающий взгляд в зятя.

– Почему не идешь завтракать? Сейчас подойдет машина. Слава уже звонил.

Слава был бессменным на протяжении десятка лет водителем Виталия, и без напоминаний Зинаиды Тимофеевны Морозов знал, что машина за ним подойдет минута в минуту в семь тридцать утра. При виде бледного лица и тонких губ тещи, ее высокой костлявой фигуры у Виталия всякий раз поднималось в душе глухое раздражение. Но сегодня он неожиданно озвучил свое недовольство, тем самым дав понять этому мерзкому созданию, вырядившемуся в брючный костюм погибшей дочери, что его терпение окончательно иссякло.

– Не превращайте меня в несмышленого младенца! – произнес он с расстановкой, не отводя взгляда от тещи. – Не стоит напоминать мне о вещах, о которых я знаю лучше вашего. Я не собираюсь завтракать дома, потому что мне осточертели ваши омлеты и овсянка. Позаботьтесь лучше о Кате. Не стоит забывать, что девочке требуется полноценная белковая пища, а не то, что полезно стареющему женскому организму.

Про стареющий женский организм слетело с языка непроизвольно, но теща побледнела до синевы на губах, и Виталий тут же покаялся, что опустился до столь мелочной мести.

Но, к чести Зинаиды Тимофеевны, она мгновенно пришла в себя и, смерив зятя ненавидящим взглядом, произнесла дрожащим от негодования голосом:

– Скоро я избавлю тебя от своего присутствия, но учти, Катю я тебе не отдам. Нельзя оставлять девочку с человеком, у которого на первом месте работа и...

Теща обвела быстрым взглядом кабинет и – о счастье! – заметила все-таки пустую бутылку из-под виски. Виталий неосмотрительно спрятал ее за штору, которую сам же и отвернул в сторону.

– ...И пьянство! – добавила она с торжеством. – Я лишу тебя, сударь, родительских прав, я ославлю тебя на весь белый свет. И тебя не спасет ни твое высокое положение, ни деньги, которых ты успел изрядно нахапать! У меня найдутся люди, которые помогут опубликовать в газетах некоторые подробности твоей гнусной жизни. Возможно, им будет интересно узнать, по какой причине моя Альвина покинула тебя...

– Сбежала с любовником, вы это имеете в виду? – вежливо справился Виталий.

– Да, она сбежала! – воскликнула теща с пафосом и воздела руки к небу. – Но потому, что ты завел себе молоденькую любовницу, а бедную Альвину превратил в кухарку, домработницу, родильную машину! – Теща закрыла лицо руками и разрыдалась.

Прежде это было сигналом к прекращению ссоры, но раньше она никогда не приписывала ему наличие любовниц, и Виталий взбеленился:

– Что за чушь вы несете? Какие любовницы? Ваша дочь наставила мне рога, а вы пытаетесь обвинить меня во всех смертных грехах. Можете болтать что угодно и публиковать какие угодно инсинуации в мой адрес, но Катю вы не получите. К тому же я, кажется, дал вам неделю, чтобы вы покинули мой дом. Но теперь я передумал. Даю вам только три дня на сборы. В четверг вас отвезут в аэропорт. Мне надоело, что вы постоянно настраиваете девочку против меня, рассказываете ей жуткие истории про мои нечестивые похождения. Объясните, о какой женщине идет речь, которую вы прочите Кате в мачехи? Почему изо дня в день вы внушаете ей мысль, что я вот-вот женюсь и брошу ее на произвол судьбы? Вы думаете, прежде чем говорите или что-то делаете? Катя вчера поднялась ко мне в кабинет вся в слезах. С ней случилась форменная истерика. Мне понадобилось два часа, чтобы убедить ее в том, что я не помышляю о женитьбе. И у меня нет женщины, которая реально бы претендовала на роль ее мачехи! Зарубите это себе на носу! И учтите, я не советую вам затевать судебную волокиту! Я не любитель драться, но за Катю я сломаю хребтину любому!

– Ты поплатишься за эти слова! – произнесла теща с интонациями героини дешевого телесериала. И, закатив глаза, трагическим тоном изрекла: – Ты еще вспомнишь меня, Виталий! Забыл, сколько я сделала тебе добра? Но добро быстро стирается из памяти, и теперь можно вытирать о беззащитную больную женщину свои грязные подошвы.

Тема о беззащитной и больной женщине была бесконечной, и Виталий прервал ее раз и навсегда:

– Я не хотел бы сейчас взвешивать, как в мелочной лавке, кто кому и сколько причинил добра и сколько зла. На том свете все сочтется, но сейчас мне некогда выяснять с вами отношения. Прошу в последний раз, покиньте мой кабинет! Мне надо переодеться. И предупреждаю, не смейте врываться ко мне без стука. Я же не вхожу в вашу спальню, когда мне заблагорассудится?

– Но я и не пью всякое пойло в одиночку! – Теща смерила его презрительным взглядом. – Смотри, так недолго и спиться...

– Этого счастья я вам не доставлю, – усмехнулся Виталий и демонстративно посмотрел на часы. – Ну же!

– Бурбон! – дернула костлявым плечом Зинаида Тимофеевна и, гордо задрав подбородок, торжественной поступью направилась к двери. На пороге повернула голову и злобно прошипела, вложив в последние фразы весь нерастраченный яд: – Ничего, еще попляшешь у меня! Я тебе устрою веселенькую жизнь, негодяй!

Бедное, измученное болезнями создание с такой силой хлопнуло дверью, что чуть не отвалились косяки.

Но схватка с тещей была лишь прелюдией перед грядущими испытаниями. Виталий об этом пока не подозревал и думал лишь о том, что сегодняшний рабочий день будет едва ли не самым напряженным и длинным на нынешней неделе. Впрочем, она только начиналась, а в народе так и говорят: как зачнется, так и закончится.

Виталий вышел из кабинета и направился в соседнюю комнату. Она находилась рядом с бывшей супружеской спальней, в которую Морозов не заглядывал с момента обнаружения побега жены. Все здесь напоминало ему о былых счастливых моментах, которые воспринимались сейчас без всякой ностальгии, с горечью, а то и с откровенной ненавистью. По прошествии двух десятков лет он наконец-то понял, что никогда не был особенно любим, а решение Альвины отправиться с ним в Сибирь продиктовано было одним-единственным желанием – насолить бывшему мужу и заставить его мчаться следом за ней в даль несусветную и, обливаясь слезами, умолять вернуться в священные театральные конюшни.

Но Тальников оказался мудрее и обошелся малой кровью. Послав вслед непутевой подруге несколько непечатных выражений, почти мгновенно нашел ей замену. Теперь же для Виталия оставался непонятным тот факт, почему вдруг признанного театрального мэтра потянуло на немолодую уже женщину, на несостоявшуюся актрису, которой Тальников, впрочем, передал почти все ведущие роли в своем театре. По слухам, Альвина вполне прилично с ними справилась, но все-таки звезд с неба не хватала. Или стареющего ловеласа поманило в теплое семейное гнездышко, которое Альвина при желании могла создать без особого труда? Его не испугало ни наличие грудного ребенка у нынешней пассии, ни полное отсутствие у нее средств к существованию. Роман Тальников был богат, и жалкая проза бытия волновала его меньше всего. Вероятно, воспоминания о первой чистой любви согревают души даже подобных циников и эгоистов, к которым, несомненно, принадлежал Роман Тальников. Так думал Виталий Морозов, быстрым шагом минуя свою прежнюю спальню.