Дикая Лиза - Мельникова Ирина Александровна. Страница 20

Возможно, он заблуждался по поводу своего последнего предположения, но углубиться в мысли ему помешал звонок мобильного телефона, который он включал с «первыми петухами», потому что давно уже приучил себя вставать не позднее пяти часов утра, чтобы на свежую голову поразмышлять над проблемами, которые ни в какую не решались накануне вечером...

На этот раз трубка осталась на рабочем столе в кабинете, и Виталий, чертыхнувшись, вернулся обратно. И правильно сделал, потому что звонил его старый приятель, начальник краевого УФСБ Владимир Сенчуков. Конечно, само слово «приятель» не слишком сочетается с аббревиатурой ФСБ, но Сенчукова и Морозова объединяло не только МВТУ имени Баумана, которое они закончили с разницей в один год, но и игра за сборную училища по волейболу, а позже, когда судьба свела их в Сибири, редкая совместная рыбалка или иногда пробежка на лыжах. Причем по лыжам Морозов был всегда впереди, а Сенчуков брал реванш на рыбалке...

– Слушай, – сказал в трубку Сенчуков, – тебе надо срочно подъехать в управление. Желательно прямо сейчас!

– Прямо сейчас не могу! – ответил Виталий. – В восемь у меня важное совещание, потом встреча с журналистом из Москвы. – Он посмотрел на часы: – Через пять минут подойдет машина, а я еще без штанов.

– Ну и дела пошли! – вздохнул тяжело Сенчуков. – Совсем берега потеряли! Разбаловали вас! Сам генерал госбезопасности тебе звонит, а ты кобенишься.

– Между прочим, я тоже генерал! – огрызнулся Морозов. – Говори, что случилось? Опять твои контрразведчики узбекского шпиона поймали?

– Не язви! А то обижусь! – вздохнул прямо в трубку Сенчуков. – Дело гораздо серьезнее, чем ты представляешь! Нам удалось обнаружить кое-что интересное касательно пропавшего самолета, вернее части его пассажиров. Но это все! Остальная информация не по телефону. – И, уловив через мембрану участившееся дыхание своего собеседника, переспросил: – Так ты едешь? Или подождем, когда освободишься?

– Еду! – Не попрощавшись, Виталий отключил телефон и тут же набрал новый номер, теперь уже секретаря, чтобы предупредить ее о том, что совещание переносится на послеобеденное время, а визит журналиста откладывается на завтра. Никогда прежде Морозов не позволял себе подобных послаблений, но замаячившая впереди перспектива получения хоть какой-то информации о судьбе злосчастного самолета заставила его забыть о должностных обязанностях и почувствовать себя вновь человеком.

Ему хватило пары минут, чтобы облачиться в повседневную форму одежды: темно-серый пиджак, рубашку нейтральных тонов, скупой расцветки галстук и черные туфли. Возможно, приверженность к подобной весьма консервативной и скучной, на взгляд Альвины, одежде породила о нем мнение как о человеке сухом и рациональном, у которого разум преобладает над чувствами. Правда, Виталий не слишком считался с чужими взглядами на некоторые вопросы своего личного бытия. Себя он считал человеком излишне эмоциональным, поэтому, видно, и пытался скрыть свои чувства за личиной чрезмерной серьезности и отрешенности от всего, что мешало его деловым интересам.

Но сейчас ему не от кого было скрывать, насколько он потрясен свалившимся на него известием, поэтому ряд процедур, связанных с доведением внешнего вида до нужных параметров, Морозов проделывал уже на бегу, как-то набрасывал на шею кашне, натягивал на широкие плечи кожаное пальто, а на голову – шляпу. Ровно в семь тридцать он появился на крыльце своего особняка. Слава распахнул перед ним дверцу новенького «Лендкруизера», но шеф махнул ему рукой:

– Оставайся и жди меня! – И сам взгромоздился на водительское сиденье.

Обомлевший от столь неожиданного поступка «хозяина», Вячеслав не нашелся, что возразить, да так и остался стоять с открытым ртом, пока внедорожник не миновал ворота. И только тогда покачал в недоумении головой.

– Что за муха его укусила? Ишь, сорвался! Неужто самолет обнаружили?

Вячеслав был одним из самых верных людей Морозова, знал своего шефа как самого себя, поэтому неудивительно, что их мысли вот уже много дней текли в одном и том же направлении. И, кажется, не напрасно!

Глава 6

– Проходи! Присаживайся! – Сенчуков отошел от окна и жестом показал Морозову на стул, который располагался по правую сторону длинного стола для заседаний. Сам устроился напротив.

С пятого этажа серого здания, вознесшегося над центральной площадью краевого центра, хорошо просматривался местный «Белый дом» и все подходы к нему. Как-то Виталий пошутил, что сектор обстрела здесь просто замечательный, и в случае штурма хватит парочки пулеметов, чтобы отбить атаку. На что Сенчуков на полном серьезе ответил, что пулемет под столом у него всегда найдется и даже кое-что более стоящее.

Но в этот раз Виталию было не до шуток. Не раздеваясь и даже не сняв шляпу, он опустился на стул и, сложив, как примерный школьник, руки на столе, уставился на генерала.

Тот так же молча посмотрел на него, затем поднялся со стула и прошел к своему столу, взял тонкую, зеленого цвета картонную папку и вернулся на место.

Виталий ждал. Он знал, Сенчуков страшно не любит, когда лезут поперек батьки в пекло и преждевременно докучают ему вопросами.

– Слушай, здесь есть кое-что интересное. Насколько это реально и объективно, я сам пока точно не знаю, – сказал наконец Сенчуков и, положив папку на стол, придавил ее растопыренной ладонью. Папка лежала сейчас на одинаковом расстоянии от обоих генералов. Но Морозов не смел к ней прикоснуться, потому что заметил в правом верхнем углу особый гриф. Материалы о пропавшем самолете были засекречены. И это Морозову очень сильно не понравилось. Но он не подал вида. Возможно, Сенчуков никогда не покажет ему содержимое папки, и он не узнает, какие на самом деле материалы скрывались за ее картонными обложками.

Ему понадобилось почти нечеловеческое усилие, чтобы сохранить самообладание. И только выступившие на висках и лбу капельки пота сказали хозяину кабинета, что его визави уже на пределе.

– Сними пальто, – сказал Сенчуков, – у нас жарко. Летом продули систему, и теперь жарит, как в сауне.

Он продолжал удерживать папку ладонью, пока Морозов раздевался. Но пальто и шляпу Виталий бросил рядом на стул. Он боялся, что ноги его подведут и он не сможет встать из-за стола.

Сенчуков убрал ладонь с папки, пододвинул ее к себе, достал очки... Виталию казалось, что прошло не менее получаса, пока Сенчуков наконец достал из папки несколько листков бумаги с мелким, набранным на компьютере текстом и поднял на него взгляд.

– Слушай сюда, – сказал строго генерал, – и не делай поспешных выводов. Пока существуют отдельно взятые факты и версии, которые мои ребята тщательно проверяют. – Он встал и подошел к огромной карте края, висевшей на стене кабинета. Склонившись, обвел ладонью почти в самом низу карты участок территории, если судить по масштабу, километров этак в пятьсот в поперечнике. – Смотри, примерно над этим районом была потеряна связь с самолетом, – сказал он и выпрямился. – На полтыщи верст вокруг, если не считать трех староверческих деревенек, никакого жилья, ни одного человека. Охотничьи избушки заброшены, потому что в прежние времена охотников сюда забрасывали вертолетом. Теперь для охотхозяйств это непозволительная роскошь. Кругом – горы и дикая тайга. Буреломы, сушняк, никаких тебе троп и мостов через реки. Люди сюда проникают, конечно. По рекам, на моторных лодках. Грибы, ягоды, сам понимаешь... Но с недавних пор это тоже стало проблематично. Теперь тут биосферный заповедник федерального значения.

– Не тяни! – глухо сказал Виталий. – Говори, нашли самолет или нет?

– Не нашли! – быстро ответил Сенчуков. – Но есть информация, что кое-кто из пассажиров спасся.

– Альвина? – Морозов побледнел и приподнялся со своего места.

– Нет, не Альвина! – Сенчуков махнул ему рукой, приказывая сесть. – Тут другое! Но дай слово не дергаться и выслушать все, что я сейчас скажу. – Он вернулся к столу, но не сел, а встал напротив Алексея и оперся о спинку стула. – Ты в курсе, район возможного падения самолета мы проверили очень тщательно. Мы предполагали, что какое-то время он мог лететь без связи, возможно, летчики пытались планировать, если произошли сбои в работе двигателей. Пока у нас на руках нет ничего, что могло бы подтвердить или опровергнуть наши догадки. Мы не знаем, что произошло на борту. Катастрофа могла произойти от чего угодно. Не исключаем и террористический акт.