Смятение чувств - Бэлоу Мэри. Страница 25

Глава 8

Стэдвелл, август 1856 года

Дэвид предполагал, что на вокзале в Стэдвелле их встретит экипаж, поскольку он сообщил домоправительнице точный день и время своего приезда. Так и случилось. Однако это оказалась ободранная, тяжелая старая карета, которую тянула четверка лошадей, выглядевших так, будто им привычнее впрягаться в крестьянскую телегу или даже плуг. Кучер походил на садовника, вынужденного выполнять несвойственную ему роль.

Чего Дэвид не ждал, так это небольшой толпы, встречавшей их на вокзальной платформе, и больших белых бантов, украшавших опорные столбы платформы. Деревенский пастор, преподобный Колин Хэтч, выступил вперед, чтобы представиться, хотя о том, кто он такой, можно было и без этого судить по его церковному облачению. Откашлявшись, он с важным видом зачитал чистым звонким голосом, как это принято в англиканской церкви, приветственную речь, обращенную к виконту и виконтессе, содержащую также поздравление с их бракосочетанием.

– Насколько я понимаю, – спросил он, – вы заключили священные узы брака сегодня утром? – Свои слова он сопроводил поклоном.

Раздались жидкие, робкие аплодисменты собравшихся – жены пастора, владельца гостиницы и его жены, доктора и его жены, школьного учителя, торговцев и их жен, а также нескольких других человек, одежда и манеры которых позволяли предполагать, что они занимают достаточно высокое общественное положение, чтобы претендовать на членство в комитете, организовавшем эту встречу.

Дэвид улыбался. Боже милосердный, он такого совершенно не ожидал. Если бы он подумал о подобной возможности, то подготовил бы приличествующий теплый ответ. Но теперь ему пришлось ограничиться улыбками, нехитрыми словами благодарности и рукопожатиями, которыми он обменялся со всеми присутствовавшими. Он заметил, что Ребекка легко приспособилась к ситуации, не проявив какого-либо смущения, свободно двигаясь в этой небольшой толпе, беседуя и улыбаясь. Впрочем, ничего другого он от жены и не ожидал. Если бы и вправду пределом его желаний было найти подходящую виконтессу и хозяйку, то и в этом случае он остановил бы свой выбор на Ребекке.

Больше народа собралось на площади перед входом на вокзал. Это были люди, которые в силу своего положения в обществе не удостоились места на перроне. Они тоже аплодировали. Двое детей размахивали белыми шейными платками. Некоторые свистели, раздавался смех. Прежде чем помочь жене сесть в карету, Дэвид поднял руку в знак благодарности за оказанный прием и еще раз улыбнулся. Ребекка поступила так же.

Когда за ними закрылась дверь и карета тронулась, Дэвид с удовольствием посмотрел на Ребекку.

– Все это было совершенно неожиданно, – сказал он.

– Но приятно, – прокомментировала она.

– Мне следовало бы знать всех этих людей, – заметил он. – Стэдвелл принадлежит мне с самого моего рождения, а мне, Ребекка, уже почти двадцать девять лет. Уместнее было бы встретить меня шиканьем и возгласами недовольства. Лучшего я не заслужил. Я чувствую себя виновным за то, что пренебрегал своим долгом хозяина.

– Они постепенно с тобой познакомятся, – утешила его Ребекка. – И винить себя не стоит – все это в прошлом. Имело бы смысл терзаться, если бы ты до сих пор ничего не предпринимал, чтобы улучшить положение. Ты же все-таки начал что-то делать. Во всяком случае, ты уже сюда приехал.

– Думаю, ты права, – ответил Дэвид, хмуро разглядывая обветшалую внутреннюю обивку кареты. «Конечно, нет никакого смысла упрекать себя, – подумал он, – ведь все равно ничего уже нельзя изменить. Прошлого не вернешь, и чувство вины просто бессмысленно».

В Стэдвелле царило запустение. Верхушки массивных воротных столбов украшали каменные львы – вернее, некогда украшали. Один из этих самых львов валялся в траве позади столба с опустевшей плоской верхушкой. Казалось, он лежит там уже давно. Железные ворота были незаперты. Квадратная сторожка пустовала. В одном из ее окон было выбито стекло, и окно заколотили досками. Подъезжая к дому, экипаж переехал по мосту через реку. Берега реки поросли высокой травой – такой густой, что воды почти не было видно. Перед главным домом простиралась чистая и опрятная лужайка, которая, правда, больше напоминала красивый весенний луг, чем ухоженный садовый газон. Повсюду пестрели маргаритки. С западной стороны деревья подступили к дому настолько близко, что некоторые окна уже нельзя было разглядеть за их ветвями.

И все-таки дом выглядел именно так, как его помнил Дэвид: величественно и живописно. Выстроенный из серого камня не более ста лет назад, он был выдержан в лучших традициях архитектуры восемнадцатого века. Центральную часть дома выполнили в виде римской триумфальной арки. Четыре ее массивные колонны были увенчаны изваяниями античных богов, по всей видимости, устремленных навстречу победе. К центральной части примыкали по обеим сторонам двухэтажные флигели с высокими узкими окнами. К парадным дверям вела широкая каменная лестница.

Двухэтажный холл, отделанный мрамором, был прибран и чист. Правда, Дэвиду не предоставили возможность внимательно его оглядеть. В холле их встретила домоправительница, миссис Мэттьюз, которая, поприветствовав, представила штат, в большинстве своем вновь нанятых работников. Все они, выстроившись в шеренгу, напряженно вытянулись и приветствовали хозяина и хозяйку.

Дэвид собирался ограничиться кивком и милой улыбкой, а затем сразу проследовать дальше. У Ребекки, однако, были иные намерения. Она направилась к шеренге слуг и прошла вдоль нее, улыбаясь и обмениваясь с каждым из них несколькими словами. Слуги помоложе вначале глядели испуганно, но постепенно тоже заулыбались. Дэвид последовал примеру жены. Да, подумал он, ему, конечно, нужна в доме женщина, которая обучила бы его доброму, приветливому обхождению. В Крейборне, где он вырос, такой женщины не было

Они прошли в сопровождении домоправительницы через ведущую на лестницу арку и стали подниматься вверх по широким ступеням. Миссис Мэттьюз предположила, что его светлость и его супруга хотели бы, вероятно, осмотреть свои комнаты и освежиться перед поздним чаем, который будет сервирован в гостиной. Устилавший ступени ковер показался Дэвиду чересчур поблекшим и затоптанным.

Домоправительница пояснила, что обед подадут в семь, если только это одобрит ее светлость. Нового старшего повара, сообщила миссис Мэттьюз, срочно пригласили из Лондона. У него хорошие рекомендации.

– Семь часов – вполне подходящее время, – заверила домоправительницу Ребекка.

Несмотря на то что окна спальни Ребекки выходили на главный фасад дома и сквозь них светило позднее послеполуденное солнце, сама комната выглядела запущенной и мрачной. Некогда синие шторы на окнах и занавеси над кроватью приобрели к этому времени какой-то неописуемый цвет, больше всего похожий на серый. Так же выглядел и ковер. Но это было отнюдь не самое худшее.

– Простите, миледи, но, когда слуги готовили спальню к вашему приезду, выяснилось, что матрац заплесневел от сырости, – сказала миссис Мэттьюз, пытаясь пошире раздвинуть шторы на окнах, чтобы хоть как-то рассеять мрачное впечатление. – Мы еще не успели его заменить. На всякий случай я подготовила для вас, миледи, другую комнату, но… – Она многозначительно взглянула на Дэвида

Ее взгляд говорил, что господа – новобрачные и что спальня Ребекки соединена дверью со спальней хозяина.

– Это не важно, миссис Мэттьюз, – успокоил ее Дэвид. – Через пару дней моя супруга сама скажет, что она хотела бы здесь переделать. А пока она разделит со мной спальню хозяина. – Он произнес это деловым тоном и пересек комнату, чтобы взглянуть из окна вниз на ровные лужайки, очень старые деревья и протекавшую за ними реку. Через нее был переброшен трехарочный каменный мост, который молодожены едва ли могли заметить некоторое время назад из кареты. Дэвиду казалось странным, что он называет Ребекку «моя супруга». Все это звучало так нереально.