Алмазный эндшпиль - Михалкова Елена Ивановна. Страница 36

Антон поморщился. Котов, мерзавец! Сашка Котов, с глазками как у целлулоидного пупса, облапивший его перед поездкой, бормотавший что-то на ухо, словно пьяный… Котов, вечно желавший курьерам удачи с такой гаденькой ухмылкой, что хотелось стряхнуть с себя его пожелание, будто плевок. Теперь Белов не сомневался, что это именно его рук дело.

– Один тип из нашей службы безопасности, – пояснил он Майе. – Разве что целоваться ко мне не лез, а я, дурак, не сообразил, что все это не просто так. Они вели меня всю дорогу, и не было никакой необходимости в «живой» слежке: им и так было известно, где я нахожусь в конкретный момент. Они просчитали мой маршрут на коротком отрезке, и, когда я зашел во двор, «сержант» с напарником уже дожидались меня.

Майя напряженно думала.

– Зачем, – вслух начала она, – нужно отбирать груз у своего же курьера? Зачем убивать его? Ведь ты же не личный враг Хрящевского, правда?

Антон усмехнулся.

– Нет, конечно. Я – курьер, Майя. Мелкая сошка. Разменная монета!

– И зачем понадобилось тебя разменивать?

– Хороший вопрос. Я не знал бы ответа, если бы ты не рассказала мне о Вермане и той истории, в которую он влип.

Майя насторожилась.

– При чем здесь Верман?

Антон отошел от окна и сел на кровать. Марецкая не сводила с него глаз.

– Хрящевский затеял большую игру, цель которой – свалить Купцова, – сказал он. – Мы с тобой уже говорили об этом.

– И основным игроком в его партии выступает Моня, который должен подставить Купцова перед покровителем, – кивнула Майя. – Я помню. Но ты-то как оказался втянут в это дело?

– Думаю, Хрящевский захотел подстраховаться и с другой стороны. На случай, если Аман посмеет обвинять его, он решил запастись убойным аргументом – гибелью собственного курьера. Раньше ходили слухи о том, что именно люди Купцова нападали на перевозчиков, но подтверждения этим россказням не находилось. Вряд ли они правдивы, поскольку Аман Купцов действует совсем другими способами. Убийства курьеров не в его характере. Но Хрящевский наверняка собирался обставить все так, что виноватым выглядел бы Аман. Поэтому и было организовано убийство средь бела дня – чтобы привлечь как можно больше внимания к этому случаю.

– Но как бы Хрящевский доказал, что твоя смерть заказана именно Купцовым, а не кем-то другим? – возразила Майя.

– Самый простой способ – связать убийство и Купцова с помощью оружия. Те, кто охотился за мной, должны были сбросить на месте преступления ствол. Дальше все элементарно: сыскари находят оружие возле моего тела, убеждаются, что пули выпущены из него, пробивают ствол по базе и видят, что он принадлежит кому-то из охранников Амана. Тот, конечно, будет твердить, что пушку у него украли, но его никто не станет слушать. Выстраивается логическая цепочка: курьер Хрящевского убит человеком Амана Купцова. Уверен, что именно так все и задумывалось.

– Но поскольку ты остался жив…

– Но поскольку я остался жив, – продолжил Антон, – все пошло не так. Теперь, если узнают, что я не умер, меня должны прикончить хотя бы затем, чтобы я не начал болтать лишнего. Как сейчас, например.

Он замолчал, рассеянно барабаня пальцами по спинке кровати.

– Чертовски неприятно оказаться расходным материалом, – пробормотал он. – Пешкой. Хотя будь я ладьей, как Верман, это ничего бы не изменило. Какая разница, кем умирать – пешкой или ладьей?

– Никто не собирается умирать, – резко возразила Майя. – И при чем здесь Моня?

– Ты шутишь?

Они уставились друг на друга: Майя – с неожиданной враждебностью, Антон – недоверчиво.

– При чем здесь Моня? – повторила она.

Антон наклонился к ней, и Майя подавила желание отодвинуться назад. У нее возникло неприятное ощущение, что она только что выставила себя идиоткой. Темно-голубые глаза сверлили ее, и оказалось нелегко выдержать этот взгляд.

– Ты в самом деле не понимаешь, – бесстрастно констатировал Антон. – Хорошо, я объясню. Начинается передел ювелирного рынка, и в ход пойдут все средства. Они уже пошли: Вермана шантажируют, меня едва не прикончили. Хрящевский избавляется от конкурента. Григорий Стропарь ему не по зубам, Николай не рискнет замахнуться на такую махину. Но Амана он подведет под монастырь. А когда его план осуществится, Хрящ начнет подчищать за собой следы. Независимо от того, получится у Мони подсунуть Купцову бриллианты Хряща или нет, участь его решена, ведь он – свидетель, ключевая фигура на шахматном поле. Допустим, Верман решит рассказать обо всем Купцову…

– Не решит, он уже принял правила игры.

– Только допустим! Твой Моня далеко не дурак, он понимает, что недолго проживет после этого, потому и не идет к Аману. Но чего он, похоже, не понимает – так это того, что и после падения Купцова он тоже проживет недолго. Хрящевский никогда не оставит в живых такого серьезного свидетеля его игры! Поэтому Верман при любом раскладе не жилец. Ни он, ни все, кто замешан в этом деле. Хрящ избавится от каждого!

Побледневшая Майя молча смотрела на него, и Белов окончательно разозлился. Ужас, проявившийся у нее на лице теперь, когда она все поняла, привел его в ярость. Ее ужас показывал, насколько далека от него, Антона, эта благополучная красивая женщина, насколько ее мир спокойнее и безопаснее, как далеко ее дорога уходит в сторону от его собственной. Такую женщину он мог бы встретить в прошлой жизни, не в этой. А в этой их неумолимо разводило друг от друга, и он ничего не мог с этим поделать.

– Бросай своего Вермана и смывайся, – грубо посоветовал Белов. – Помочь ничем не поможешь, только под ногами будешь путаться. Заодно и тебя пристрелят под шумок, чтобы не сболтнула лишнего. Теперь дошло, во что ты ввязываешься?

Она молчала.

– Я уйду через час, – пересилив себя, добавил Антон. – В твоей квартире не должно остаться никаких следов моего пребывания.

Майя встала, словно соглашаясь. А в следующую секунду теплые руки обвились вокруг его шеи, как будто ничего и не было сказано, и на него пахнуло слабым горьковатым кофейным ароматом.

– Ты что, дурак? – дружелюбно спросила Майя. Она смотрела на него снизу вверх с каким-то детским любопытством и не собиралась разжимать руки, хотя он мотал головой и пытался выбраться из плена. – Ты думаешь, я сейчас все брошу и уеду, да? Моню брошу, тебя… Ты правда так считаешь?

– Слушай… Отпусти! – буркнул Антон. – Что за глупости! Ты что, ребенок? Хватит цепляться!

Но Майя продолжала обнимать его. Оттолкнуть ее Антон боялся и стоял, как идиот, не понимая, что ему делать. Еще этот ее странный, щекочущий ноздри запах… Он волновал, будоражил, заставляя забыть о благих намерениях. Эта женщина – высокая, гибкая, сильная – хотела его, не скрывая своих желаний, и сейчас Антон никак не мог сообразить, какого черта ему взбрело в голову отказываться от такого подарка судьбы.

– Ты можешь говорить что угодно, – сказала Майя, не дождавшись ответа, – но я никуда не поеду. И мне будет гораздо легче, если ты перестанешь обижать меня и грубить. И вообще…

Что «и вообще», она не закончила, тонкими пальцами пробежавшись по пуговицам на своей рубашке. Рубашка полетела на пол, и на полу через несколько минут оказалась очень кстати, потому что до спальни они так и не дошли.

Час спустя Майя задремала на его руке, промурлыкав перед тем, как закрыть глаза, что-то вроде «а ты хотел уйти…»

– Слушай, я только…

«…собирался защитить тебя», – должен был закончить Антон. Но замолчал. Ему не хотелось ничего говорить, а хотелось лежать, незаметно засыпая, ощущая тяжесть ее лохматой головы на руке и тепло дыхания на своей коже.

К тому же именно сейчас он окончательно понял, что не сможет сказать ничего, что изменило бы ее решение. Для Майи побег был сродни предательству.

Ему вспомнилась Лена – маленькая, хрупкая, похожая на олененка Лена. Большеглазое чудо, такое нежное, такое неприспособленное к жизни… Стоило им пожениться, и она немедленно уволилась, закатив напоследок на работе грандиозный скандал. Белов тогда удивился: он не представлял ее скандалящей, выясняющей отношения.