Любовница по ошибке - Робинсон Мэгги. Страница 15

К Роберту она не сможет обратиться никогда.

Свист! Бэй, насвистывая, поднимался по лестнице. Как неосмотрительно с его стороны так открыто предупреждать ее о своем появлении. Она подняла подсвечник над головой. Через мгновение он опустится наголову Бэя.

– Шарли? Откуда ты знаешь мое самое любимое...

С яростным воплем она опустила канделябр. Она бы ударила точнее, если бы не закрыла глаза, но она всегда боялась вида крови и увечий. И в результате получился скользящий удар по плечу, достаточно сильный, чтобы по полу покатились инжир и земляника со сливками. А сама Шарлотта оказалась прижатой к стене серебряным подносом, резные края которого врезались ей в живот.

– Ой!

– Вижу, – хмуро глядя на нее, произнес Бэй, – я ошибся, поверив, что ты больше не будешь делать глупостей. Что ж, посмотрим. Попытка мошенничества и жульничества, две попытки хищения, а теперь еще и покушение на убийство. Я начинаю думать, что ты очень невысокого мнения обо мне, Шарли.

– Я не собиралась убивать вас, я хотела лишь слегка оглушить, – мрачно возразила Шарлотта. – И вы этого заслуживаете за то, что удерживаете меня здесь силой, да еще и пыткам подвергаете.

– Пыткам? – Он расплылся в широкой пугающей улыбке. – Ты еще не видела и намека на пытку. Я тебе не говорил, что целую неделю был гостем одной французской банды? Очень долгую неделю. Она была весьма поучительной. – Ткнув ее еще раз подносом, он со злостью швырнул его на стол. Затем сунул в рот птифур и с удовольствием пожевал.

Шарлотта стояла как вкопанная, сознавая, что если она бросится бежать, он в мгновение ока догонит ее. Она вдруг поняла, что все еще держит в руках подсвечник. Бэй был настолько уверен в ее неловкости, что даже не позаботился отобрать оружие. Вздернув подбородок, она гордо прошествовала и вернула подсвечник на каминную полку, чуть смазав эффект, поскользнувшись на фиге и едва не шлепнувшись на пол.

– Уж лучше пусть меня арестуют, – заявила она. – Ньюгейтская тюрьма покажется просто гаванью респектабельности по сравнению с Джейн-стрит. Составить компанию самым гнусным преступникам гораздо предпочтительнее, чем провести еще хоть один день с вами.

– Ты ранишь меня в самое сердце. – Теперь он ел ломтик миндального торта, облизывая пальцы. – Тебе не хочется десерта? Миссис Келли – настоящее сокровище.

– Мне от вас ничего, кроме свободы, не нужно! – воскликнула она. – Вы бесчеловечны! Уверяю вас, что я абсолютно невиновна и в сговоре с Деборой не состояла. А она и пальцем не шевельнет, чтобы вызволить меня отсюда. Она уже получила все, что хотела. Сомневаюсь даже, помнит ли она вообще, что у нее есть сестра.

– Ну, ну, Шарли, не принижай. Я знаю тебя всего два дня, но уже никогда не смогу забыть. Немедленно сними эту отвратительную ночную рубашку.

– П-прошу прощения?

– Не притворяйся глухой. Хотя я вовсе не против немоты. Никому не нужна любовница-мегера. Ночную рубашку, будь любезна.

С большой неохотой Шарлотта стянула через голову рубашку и протянула ее Бэю. Он скатал ее в комок и швырнул в окно, где поздней ночью у рубашки состоится тайное свидание с ботинками. Спасибо, что хоть не сжег. Комната только-только проветрилась. Шарлотта поежилась, стоя перед ним совершенно обнаженной. Никогда прежде она не обнажалась перед мужчиной, даже перед Робертом.

– Ложись в постель, Шарли. Боюсь, что мне придется снова привязать тебя. – Он имел наглость изобразить сожаление.

Шарлотта прикусила губу.

– Ну пожалуйста, не надо. Я буду хорошей.

– В этом я не сомневаюсь. Ты едва ли не лучшая из всех, кто у меня был. – Он одарил ее самодовольной улыбкой. Чудовище. Сравнивать ее с другими женщинами! Возможно, с сотнями женщин по всей Европе! Все у него сводится к постели. И именно потому, что он так изощренно совершенен и искушен в любовных играх, она не уступит ему, не попадется на его уловки ни этой ночью, ни когда-либо в будущем. Она будет лежать как бревно, абсолютно бесчувственная, невосприимчивая к его прикосновениям. Она раскинулась на белых простынях, подобно языческой жертве, и сомкнула глаза, пока он покрепче затягивал каждый хитроумный узел.

Она не будет смотреть на Бэя. Она не будет разговаривать с ним. Она не будет...

– Ох! – Что-то холодное шлепнулось ей на живот. Не будь у нее грудь такой до нелепости большой, она смогла бы увидеть, что он там сделал.

– Я без ума от тебя, Шарли, – произнес он восхитительно тихим шепотом. Потом склонился над ней и принялся слизывать малину и взбитые сливки у нее с живота. Шарлотта старалась лежать тихо, не шевелиться – и ей это почти удавалось, но когда его язык обогнул пупок, а затем погрузился в него, она подскочила. По-видимому, покончив с ее животом, он зачерпнул десерт из миски и растер розовый комок на соске, затем отступил назад, чтобы полюбоваться своим творением.

– Это возмутительно! Это неправильно!

– Полностью согласен. Я тут кое-что упустил. – Он украсил и другую грудь, соорудив на самом венчике холмик из густых сливок с прослойками малины. Шарлотта чувствовала, как от холода и возбуждения у нее твердеют соски. Затем Бэй продолжил возбуждать ее, слизывая, буквально высасывая у нее с груди сладкую смесь, а его липкий палец неторопливо прокладывал дорожку в низ живота, к заветным завиткам. Сообразив, куда он теперь собирается пристроить малиновый мусс, Шарлотта открыла рот, чтобы высказать свой протест. Не может быть, чтобы он сделал что-то столь скандально непристойное.

Но он сделал это. Порочный блеск в его глазах мог сравниться с блеском серебряной ложки. Шарлотта задохнулась от приступа холода и осознания того, что вскоре последует. Ее напрасные попытки сопротивления вызвали у него лишь довольную ухмылку и смешок.

– Так уже лучше. Много лучше. Розовое на розовом. Лежи тихо. Если сможешь. – Он держал теперь уже опустевшую ложку и рисовал что-то на бедре, пока малиновый мусс сползал вниз. Край ложки звякнул, когда Бэй дописал свое тайное послание. Что он там пишет? Чего ждет? Она не будет умолять его остановиться. Она не будет умолять его начать.

Он отступил на шаг и окинул ее оценивающим взглядом. Она была полностью открыта, раскинувшись настолько широко, насколько он смог привязать ее, не причинив особых неудобств. Она залилась краской, в полном замешательстве оттого, что он увидит, как она желает, жаждет его. Бесполезно было притворяться равнодушной – ее твердые соски смотрелись, как спелые, свежие ягодки. Да она сама была десертом, роскошным банкетом, накрытым для плотских наслаждений и утех.

И тут он склонился над ней. Наконец-то. Ей ничего не оставалось, как принять его порочные действа, да и не хотелось ничего другого. Он раздвинул ее складки, просунул сначала один теплый палец, затем другой и задвигал ими вверх-вниз, словно обмывая сердцевину. Холодок сливок, жар его губ, сомкнувшихся на бутоне, все шире и глубже распространяли спирали вожделения. А сам он был еще одет, отказывая ей в доступе к тому, что ей хотелось заполучить больше всего на свете.

Шарлотта закрыла глаза, полностью, безоглядно позволяя увести ее через край. Она отдалась на милость мастера соблазнения, чье изощренное умение и сноровка начисто вымели из спальни всякие признаки окружающей реальности. И не имело никакого смысла разглядывать намалеванные небеса на потолке, когда Бэй увлекал ее в собственные, ни с чем не сравнимые райские кущи. Шарлотта чувствовала каждое прикосновение его языка и губ, каждое поглаживание, дыхание и дрожь их тел. Ее кожа пылала, голос охрип. А он никак не мог остановиться, хотя надо быть слепым и уж несомненно глухим, чтобы не заметить, что она уже бессчетное количество раз отрывалась от грешной земли, уносясь в неземную даль. Даже если бы у нее были свободны руки, она не смогла бы оттолкнуть его ни за какие рубиновые ожерелья в мире. Утонченные ласки многократно превзошли все когда-либо испытанные ею ощущения. Его губы, зубы, пальцы трудились в извращенном сатанинском согласии. Это был злодей. Гениально талантливый злодей, который точно знал, как отпереть все запоры, извлечь чопорную Шарлотту из ее добровольного заключения и сделать свободной. Слишком свободной. Она утонет и растворится в этой свободе, унесенная прочь силами, которые никогда и вообразить себе не могла.