Четыре Ступени (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна. Страница 24
- Я сейчас познакомлю вас с председателем методобъединения. Замечательный специалист. Редкий. По всем профессиональным вопросам вы будете обращаться к ней. Но я прошу вас не брать с неё пример в остальном. К ней - только за методическими консультациями.
То, как завуч предварила знакомство с коллегой, немного встревожило Светлану. На что намекала Галина Ивановна? О чём хотела предупредить? Толком, тем не менее, не посвятила в суть претензий к редкому специалисту. И пока они шли на другой этаж, Хмура молчала.
Прозвенел звонок с урока. Началась большая перемена. Отовсюду на лестницу высыпали школьники. Галина Ивановна здоровалась с попадающимися им по дороге учениками, почти каждому делала какое-либо замечание. По мнению Светланы, каждый раз вполне справедливое. Школьники старались проскочить мимо побыстрее. Конечно, никому не хочется выслушивать чистую правду, если она неприятна. Светлана искоса поглядывала на спутницу. Галина Ивановна нравилась ей всё больше. Захотелось научиться быть такой же спокойной, собранной, сдержанной, отпускать такие же, весомые в глазах других людей, справедливые реплики. И Светлана невольно выпрямила и без того несутулую спину. Подбородок её медленно поехал вверх. Она вовремя спохватилась. Ещё подумают, что новая “англичанка” глупо подражает. Светлана не желала выглядеть глупой и смешной. Такой, какой она увидела председателя методобъединения.
Что знакомство с редким специалистом явилось судьбоносным, Светлана поняла лишь много лет спустя, когда, оглядываясь в прошлое, пыталась найти точку отсчёта, начало верной дороги. Ну да, дороги, сделавшей её действительно человеком, научившей страдать, любить, понимать и прощать. Сначала же и мысль не могла мелькнуть об исключительной важности для судьбы нового человека.
У распахнутой настежь двери одного из кабинетов как монумент, как скала, неподвижно стояла высокая дородная женщина. Вокруг неё мелким шумным прибоем плескалась разновозрастная ребятня, радуясь перемене. Шум, гам, отдельные громкие выкрики, беготня. Светлана моментально оглохла. Женщина-скала, в первую же минуту привлекшая её внимание, вдруг раскрыла рот и гаркнула, легко перекрывая шум:
- Переверзев! Ты промахнулся! Подними свою бумажку и попробуй ещё раз, мазила.
Галина Ивановна поморщилась. А Светлана глазами поискала в толпе незнакомого пока Переверзева. И к собственному удивлению, обнаружила. Щуплый, похожий на обезьянку мальчишка лет двенадцати корчил обиженные гримасы женщине-скале. Можно было подумать, что вот сейчас она обидится. Подойдёт и возьмёт проказника за ухо. Или вмешается завуч. Ничего подобного. Галина Ивановна наблюдала, замерев в сторонке, не вмешивалась. Наблюдали вместе с ней и многие другие в коридоре.
Женщина-скала сложила пухлые руки на приличных размеров груди и столь презрительно усмехнулась, что Переверзев не выдержал. Шмыгнул носом, подбежал к пластиковому ведёрку для мусора и поднял валявшийся неподалёку бумажный комок.
- Давай, давай! - зычно подбодрила женщина-скала. - С прежней позиции, пожалуйста. Нечего задачу облегчать. Не позорься.
- Галина Ивановна, - робко поинтересовалась ничего не понимающая Светлана. - Что это такое? Что происходит?
Завуч, холодно созерцавшая происходящее, ответила, даже не повернув к Светлане голову:
- Точно не знаю. Могу лишь предположить. Вероятно, Переверзев на бегу попытался выбросить бумажку в мусорное ведро и не попал. Людмила Семёновна, как дежурный учитель, должна была заставить его поднять бумажку, выбросить в ведро. Да ещё и наказать при этом. Что она, вероятно, сейчас и делает. Своими собственными оригинальными методами. Вы потом её объяснения послушайте. Куда больше удивитесь.
Переверзев тем временем отошёл назад, придирчиво измеряя взглядом расстояние. Остановился на незримой черте. Потоптался, размахнулся и кинул бумажный комок в ведёрко. Не попал. Обернулся к Людмиле Семёновне. Та тряхнула копной тёмно-каштановых, крупно завитых кудрей. Громогласно пообещала:
- Третья попытка, Переверзев. Ещё раз промахнёшься, до окончания школы будешь ходить с кличкой “мазила”.
Шум начал стихать. Видно, угроза показалась нешуточной. Галина Ивановна откровенно хмурилась теперь. Переверзев, напуганный “радужной” перспективой, собрался, сосредоточился и сделал таки удачный бросок.
- Попал! - завопил он радостно. - Я попал, Людмила Семёновна! А вы говорили: мазила!
- Я и сейчас скажу, - вновь легко, без натуги перекрывая поднявшийся гул, невозмутимо ответствовала Людмила Семёновна. - Все, кто с первого раза не попадают в мусорный бачок, все - мазилы.
На лицах мелькавшей вокруг детворы появилось забавное выражение. Чуть ли не каждый первый прикидывал в уме, можно ли его назвать мазилой.
-Ну, хватит, - решила Галина Ивановна. - Пора положить конец этому безобразию. Пойдёмте, Светлана Аркадьевна, я вас познакомлю.
Безобразию надо было положить конец изначально. Светлана, идя вслед за Хмурой, недоумевала. Почему завуч сразу решительно не пресекла развлечение учителя за счёт ученика? Потом, спустя какое-то время она узнала, как свято Галина Ивановна блюдёт педагогическую этику. Но только в присутствии учеников.
Они подошли к женщине-скале, и Галина Ивановна церемонно провозгласила:
- Познакомьтесь, Светлана Аркадьевна, это и есть тот самый замечательный специалист, о котором я вам говорила. Людмила Семёновна Панкратова. А это, Людмила Семёновна, наша новая учительница английского. Вам в пару, так сказать. Кравцова Светлана Аркадьевна. Давайте пройдём в кабинет.
Людмила Семёновна выглядела лет на десять-пятнадцать старше Светланы. Имела соответствующие внешность и комплекцию. Но солидной не выглядела. В её глазах прыгали непонятные смешинки. Она величественно кивнула, явно кого-то пародируя, и пропустила их в кабинет. Вошла последней, закрыла дверь, повернула ключ в замке и встала в воинственной позе, уперев руки в бока.
- Ну! Давай! Прорабатывай!
Светлана деликатно отвернулась. Сделала вид, будто с любопытством разглядывает кабинет, стенды и таблицы, развешанные на стенах. Она готовилась к суховатой нотации и чуть не подпрыгнула от неожиданности, услышав вполне человеческую, возмущённую тираду:
- Люська, тебе сколько лет?! Это что, игрушки?! Ты ведёшь себя хуже учеников! Устроила цирк, понимаете ли! Кто тебя после этого уважать будет, кто будет слушаться?! Ты педагог или где?
Светлану немного покоробило употребление распространённого оборота “или где”. Но она моментально забыла о царапнувшем её недоумении, услыхав ответ женщины-скалы.
- Вот именно, что педагог! - весело отозвалась Панкратова. - И понимаю, как их учить надо. Ну, заставишь ты его пройтись по струночке. Ну, накажешь. Так он у тебя за спиной всё равно будет мимо ведра мусор швырять. А надо, чтобы он всегда туда попадал. И не только он.
- Да, надо, - согласилась Галина Ивановна. - Но не такими же методами!
Голос её звучал раздражённо. От сдержанной корректности не осталось и следа.
- А какими? Какими? - взвилась Панкратова. - Ты считаешь, в данном случае уместно?
- Вполне уместно.
- А ты не помнишь, кто сказал, что наказание воспитывает раба?
Наступила пауза сродни мхатовской. Светлана оторвала взгляд от шкафов с разнообразными книгами, папками, тетрадями, перевела его на спорщиц. Галина Ивановна выглядела сердитой, надутой. У Светланы неприятно сделалось на душе. Не может быть, чтобы завуч не знала, кто так сказал. Даже Светлана знала, хоть им историю педагогики преподавали в институте с пятого на десятое. Но разве можно в наши дни апеллировать к высказываниям Крупской, сделанным в сумасшедшее, дикое время? Ко всему, не была Крупская педагогом. Просто её товарищи разносили по кирпичику старый мир, ей же досталось громить педагогику. Нет, тут что-то не то было. Явно какой-то давний спор, сути которого Светлана не знала и понять не могла. Всем своим существом, тем не менее, была на стороне Галины Ивановны, а не этой… Люськи, пытавшейся воззвать к тени неопрятной старухи, воевавшей с гениальным Макаренко и отправлявшей лучшие детские книги на костёр. Светлана не любила сей исторический персонаж, жену вождя мирового пролетариата. Очочки эти её, мятые шляпки, вечно растрёпанные волосы, как будто заколок тогда не существовало. Уж для фотографирования могла бы и причесаться, подтянуть, поправить одежду. Мы не рабы, рабы немы. Или не мы? Галина Ивановна тем временем немного остыла, взяла себя в руки. Недовольно буркнула: