Четыре Ступени (СИ) - Квашнина Елена Дмитриевна. Страница 66

- Ты ещё детский сад вспомни. Ну, так что же Оля?

- Она назло мне выбрала тебя. Помнишь выпускной вечер? Нет? Ты вспомни. Тогда и выбрала. Почему-то непременно тебя. Я действительно разозлился. Не хотел знать вас обоих. Меня тошнило от той игры, которую вела Лёка. Вернее, я тогда думал, что это игра. Как малыши в песочнице, право слово. Злость, кстати, быстро прошла. Не до вас стало. Много разных новых впечатлений навалилось: универ, группа, первые выезды в поле, девчонки. Ага, и девчонки тоже. Куда без них? В нашей общаге царила свобода взглядов на отношения полов. Нужно было и через это пройти. Я в общаге почти каждый вечер просвещался. Меня тогда к юбкам очень тянуло. Иногда я Лёку вспоминал. Как-то по-хорошему вспоминал, тепло, душевно. Увы, она не казалась той девушкой, какая мне нужна. Не та, не единственная. И я не искал с ней встреч. А если учесть её чувства ко мне, встреч я не только не искал, наоборот избегал всячески. Мы и с тобой ведь почти не виделись. Я и подумать не мог, что ты наконец увлёкся по настоящему. И, по закону подлости, увлёкся ею. Время бежало, бежало. Я всё куда-то бежал вместе с ним. Вдруг - ваша свадьба. Я словно споткнулся на бегу. Поражён был до глубины души. Значит, она не играла. Значит, я её неправильно понял. А как похорошела. И замуж выходит. Поражался не столько её выбору, сколько вообще замужеству. Да ещё раньше, чем я женился. Сильно зацепило. До того момента для меня само собой разумелось, что она навсегда останется в девках, и до гроба будет любить одного меня. Вдруг такой абзац. Я был влюблён в неё - это ясно. Просто раньше себе отчёта не давал. Бегал, гулял и подсознательно был уверен: меня при любой ситуации ждут, при любых обстоятельствах и на любых условиях примут, если приду. Не ждали, однако. Весь вечер на вашей свадьбе я ругал себя последним дураком. Прошляпить такую девушку! Мои подружки ей в подмётки не годились. Я ненавидел себя, тебя, её. Особенно себя и тебя. Когда провожал вас, еле сдерживался. Честное слово, в ту ночь я вполне был готов убить тебя.

- И ты мне так спокойно об этом говоришь?

- Ты же просил объяснить. Я объясняю. Мне, между прочим, приходилось постоянно отгонять разные хмельные мысли. Тебе приходилось? То-то. Нелёгкое занятие, доложу я тебе, брат. Почему именно я оказался третьим лишним? Почему её мужем стал ты? Почему я элементарно не переспал с ней в то время, когда она была влюблена в меня? Картины одна другой безобразней бесконечно прокручивались в голове. Нет, не болезнь, Паша. Совсем другое. Тебе не понять. Ты одиннадцать лет был счастлив, а я - нет. Поэтому всё помню. До слова, до жеста. У меня внезапно пропала уверенность в себе. И, провожая вас, я не решился что-нибудь предпринять.

- Уверенность или самоуверенность?

- А как хочешь, так и считай. Без разницы. Да и что я мог сделать? Ты же знаешь Лёку. Всё кончилось, едва начавшись. Надежды не было. Помнишь, у Булгакова Мастер говорит, что любовь поразила его, как финский нож? Я испытал нечто похожее. Немного иначе, правда. Из-за отсутствия надежды любовь вошла в меня гвоздём. Намертво засела в сердце. Вы начинали свою семейную, тогда казалось, счастливую жизнь. Мне оставалось пугать кошек в ночных переулках и стоять под вашим окном. Будь уверен, два этих дела творились добросовестно и достаточно долго. Дальше были самоуговоры, самобичевание. Не слишком помогало. С немалым трудом и не сразу взял себя в руки. Госэкзамены отвлекли, да. На какое-то время удалось забыть о вас. Но в ожидании распределения лихорадка началась сначала. Я не остался на кафедре, как мне предлагали, я сбежал. Сперва в Сибирь, потом ещё дальше. Тогда казалось, что исчезнуть из Москвы - единственный способ излечиться. По принципу “с глаз долой - из сердца вон”.

- И? Силы воли не хватило?

- Почему? Расстояние и время действительно лечат. Насколько это возможно. Я считал, что вылечился. Кроме того, первый год работы - это тебе не фигли-мигли. Приехал в партию баловень, дамский любимчик и балбес. Дрянью я был порядочной. Мне всегда всё легко давалось. А в поле надо вкалывать по-настоящему. Видимостью бурной деятельности и личным обаянием не прикроешься. В поле ты как на ладони. У меня порой доходило до предельного отчаяния. Вот вы все с ума посходили из-за истории с медведем. А мне до сей поры за неё стыдно. Это же последним кретином надо быть, чтобы так попасть, как я попал. И в холодной воде торчать, брюхом на топляке, замерзать и ничего не делать - глупее не придумаешь. Мог ведь плыть. Не-е-ет, у меня от страха не только руки-ноги, но и мозги переклинило. Неделя в тайге тоже по собственной дурости. Начальнику партии из-за меня столько доставалось - ой-ой-ой. Кстати, все россказни про меня - настоящие россказни. В действительности эти истории иначе выглядят. Некоторые - не лучше, чем приключение с медведем. И за многие из них стыдно. Одно утешает. Я таки каждый раз преодолевал свою паршивую натуру. Вообще, нужно было многое ломать в себе, жечь калёным железом. Видишь? Я честен с тобой. В нашей партии меня не слишком жаловали. За многие грехи, особенно за трёп.

- Это и теперь за тобой водится.

- А без шуток жить скучно. Тогда, несмотря на весь мой трёп, жилось мне совсем не весело. Борьба за уважение людей тяжко давалась. Москва с её проблемами отодвинулась, почти забылась. И вдруг умер отец. Я приехал сюда. Отец умер, с работой туфта, Маринка на меня наехала, без дома оставила. Вся моя борьба показалась бессмысленной, никому не нужной. Сломаться, Паша, легко. Деньги у меня по тем временам имелись хорошие. Коньяк на московских прилавках вполне… ничего себе. За каким чёртом ты нашёл меня тогда на бульваре?

- Благодарности от тебя, Вишня, сроду не дождёшься. Спасибо скажи. Попал бы по пьяни под случайный мотор и всё, поминай, как звали.

- Может, мне этого хотелось? И, кстати, не хотелось тащиться к вам. Чтобы Лёка меня таким увидела? Пьяный, небритый, грязный, несчастный своим одиночеством и никчёмностью.

- Чего ж потащился?

- Не устоял перед соблазном. Очень Лёку хотел увидеть. Я ведь и на бульваре за тем оказался. Кто-то из ребят сболтнул, что периодически по вечерам её там видит. Я и попёрся. Так… издалека посмотреть.

- А перед тем выпил для храбрости? Да на старые дрожжи? Так я и думал. Увидел бы ты её, как же. Держи карман шире. Ты меня у самого своего носа разглядеть не мог. Ладно, ладно, не ершись. Ответь на один вопросик. Давно хотел у тебя узнать, что тогда сделала Оля? Почему ты бросил пить? Я два дня старался. Ничего не получилось. Она за двадцать минут тебя в порядок привела.

- Ну, не за двадцать, конечно, минут, но… Очень просто, на самом деле, без хитростей. Привела в ванную, поставила перед зеркалом и сказала: “Посмотри, свинья, на кого ты стал похож! Тряпка, не мужик”. За точность сейчас не поручусь, а смысл примерно такой. Как кипятком обварила.

- Значит, спасла тебя своим презрением?

- Не мгновенно, но помогло. Тебя она таким способом не лечила?

- Повода не давал.

- Тогда ты не поймёшь.

- Интересно, чего?

- Моей благодарности. За презрением последовало так много настоящего тепла. Любви, если хочешь. Протянулась такая доброжелательная рука… Одинокий и одичавший мужик, каким я был в то время, не смог оттолкнуть эту руку. Всем естеством к ней потянулся. И не смог не полюбить. Не только как женщину. Как человека, прежде всего. Я понял, что полюбил Лёку, когда уезжал. Понял, что это настоящее, навсегда, на всю жизнь. Другую уже не полюблю. Надеюсь, разницу между “влюблён” и “полюбил” просекаешь? Почти два года я терпел. Не вылезал из экспедиций. Хватался за самое трудное. Делал себя достойным её. Не выдержал, дал слабину. Смертельно хотел её видеть. Напросился к вам в гости. Знал - не откажете. Знал так же, что не должен ехать. И приехал. Уже потом догадался разбить свой отпуск на две части. Таким образом, мог видеть Лёку не один, а два раза в год. Мне, в принципе, хватало. Ещё письма. Какие она мне писала письма! Ты-то писать ленился. Или не хотел. А у меня ближе вас никого не было, Маринка не в счёт. Я перечитывал письма Лёки постоянно. Обдумывал. Носил их под рубашкой, на груди. Чтоб никто не видел, не смеялся. Специальный непромокаемый мешочек для них сшил. Собственноручно. Зря ухмыляешься, Паша. Ты ведь сейчас меня мысленно с собой сравнил? А мне уже давно не стыдно. Любовь стыда не ведает. Нормальный мужик такие вещи с полпинка просекает. Письма Лёкины я больше не прячу.