Противостояние. Книга первая (СИ) - "Сан Тери". Страница 30

Я помню день, когда Айгура Канто вошёл в комнату, чтобы проведать больного, а я встретил его - стоя. Спустя четыре месяца он уже не ночевал на моей койке круглосуточно. От обязанностей его никто не избавлял, но мастер заходил каждую свободную минуту, проведывал.

Он не приносил сладости. Когда я смог говорить внятно, рассказал, как было дело, опуская подробности. Однако сжатый кулак и тихий стон подсказали, что он понимает, читает по лицу, по энергетике всё, о чем умалчиваю. И я знал, что мне не придётся искать палачей. Канто не позволит им жить, вытащит тварей из-под земли, заставив Илларию содрогнуться. Магистру не приходилось его отговаривать. Канто сгоряча не действовал. Ждал, обдумывал, анализировал,  прикидывая возможность схлестнуться, не ставя свои интересы выше интересов клана.

Иногда Айгура приходил по ночам, и ему приходилось переступать через дрыхнущего на полу Наргиса. Свернувшись калачиком на матрасе, Наргис напоминал верного пса, караулящего сон хозяина. Выгнать его из моего жилья не мог даже магистр, поражаясь такой фанатичной преданности. Но на хмете, который потерял веру во всех богов и демонов разом, явление спасителя в камере оставило неизгладимый отпечаток.

Перед Наргисом предстал окровавленный демон и, швырнув  оружие, сказал:

- Сражайся!

Понимая, что это - ответ на все его мольбы и молитвы, Наргис дал себе клятву следовать за ним до конца, стать своему рыцарю верным оруженосцем.

Воображение своих кровников мне удалось поразить неизгладимо.

Окровавленный демон расчищал путь, работая двумя клинками, словно мельницей, усеивая дорогу трупами; на лице сверкали только два нечеловеческих сапфировых глаза, которые к тому же светились в темноте. Всё остальное покрывала кровь - своя и чужая. От тела исходил яркий столп магического пламени, говорящий о том, что горят резервы. На резервах я их и вытащил.

Правда, впоследствии Анжей признался, что поразил его отнюдь не демон, а возраст избавителя. Он серьёзно собирался бросить труп, но понял, что, если оставит умирать за чужой грош ребёнка, который и пожить-то толком не успел, простить себя не сможет до конца дней. Анжею, как и инквизиторскому дознавателю, и в голову не могло прийти, что я - самостоятельно действующий профессиональный убийца, не раз забиравший чужие жизни. И назвать меня ребёнком - означает быть кретином.

Моя попытка встать увенчалась успехом исключительно по причине отсутствия Наргиса. Настырный хмет убрался на улицу, решив наколоть дров. Необходимость сидеть без дела его утомляла, и он постоянно изобретал себе всяческие занятия.

Весна радовала первоцветами, поила воздух прохладой и свежестью. В открытые окна врывался сквозняк, заполненный манящими запахами солнца и деревьев, но внутри пылали жаровни, создавая необходимый баланс.

Меня поселили в отдельном доме за храмом - подальше от глаз посторонних, так что присутствие Наргиса было оправданным.

Несмотря на помощь, я его терпеть не мог. Хмет - я не сомневался в этом ни единой секунды - был добрым малым, благородным, не лишённым высоких порывов. Но он обращался со мной как с беспомощным инвалидом или ребёнком, не способным выполнять элементарного. Я, конечно, был инвалидом, но, не оказывай он мне ежесекундную помощь, мог бы справляться сам, потихоньку. Это заставило бы меня двигаться, приходить в норму быстрее, однако Наргис отбирал у меня абсолютно все возможности. Я понимал, что отношусь к нему несправедливо. За чужую заботу принято благодарить, а не злобно рычать сквозь зубы. Но Наргис вызывал у меня депрессию. Канто, грозящий содрать заживо кожу и подвесить меня поджариваться на медленном огне, воспринимался куда более привычно, хоть и обзывал постоянно кретином.

- Конфеты! Он угостил его конфетами!

Говорили, что выкрикивая это, Канто хохотал, словно безумный! А потом ломал стену, разбивая в кровь кулаки, не переставая повторять эти слова. У него не укладывалось в голове! Я же взрослый; нас учили множеству вещей; но самое элементарное, житейское, подчас выпадало - из-за изоляции от внешнего мира. В мировоззрении ребёнка из храма пряники действительно могли расти на деревьях, а мятные пастилки - выстилать крыши.

После моего случая магистр пересмотрел систему обучения, проведя экзамен среди детей. Результаты удручали: пробелы вскрывались такими пластами, что к моменту моего выздоровления была пересмотрена вся учебная программа, и рацион питания в том числе.

- За один рисовый шарик...

У главы ночных случилась тихая истерика - он плакал и смеялся одновременно. Ему это казалось нелепым, но мне - нет. Мне было стыдно.

Не сразу удалось мне выбраться из одеял. Опасаясь, что меня продует сквозняком (от самой мысли об этом опасении хотелось тихо удавиться), заботливый Наргис замотал меня потеплее. Пришлось немало поднапрячься, чтобы выбраться из кокона и заставить тело работать как надо. Я вспотел, потратив почти час и ощущая себя диверсантом. Стоило Наргису заглянуть - я притворялся спящим, стоило убраться - продолжал своё занятие.

Утром и вечером Канто тренировал меня пассивно, чтобы не атрофировались мышцы. Тренировки не проходили бесследно - мне удавалось возвращать утраченный контроль, и прогнозы Канто были самыми благонадёжными. Он не сомневался, что я начну ходить, вот только простого умения ходить мне было мало.

Тело послушалось, уступив силе и неукротимому желанию подняться. Желанию, призывающему двигаться, преодолевая боль и сопротивление ослабевших мышц. Потому что если я не встану сейчас, нет смысла вставать позднее. Я хорошо понимал, что чем больше времени проходит, тем меньше шансов на то, что я когда-либо смогу восстановиться как боец.

Каждая секунда времени, потраченного впустую, отбрасывала меня назад. Я хотел большего, умолял Канто дать мне нагрузку, но учитель только пальцем у виска крутил и в доказательство перестал удерживать мою ногу на весу.

Канто разжать пальцы - нога бессильно упала вниз, оставшись лежать неподъёмным бревном.

- Что в этом ты предлагаешь мне нагрузить, Реми?.. - поинтересовался он скептически и, заметив реакцию, смягчился. - Реми, дай себе время. Ты будешь ходить.

О том, что буду ходить, я знал. Как и о том, что, если буду следовать его темпам, реабилитация займёт пару лет, не меньше, и я потеряю всё, что у меня есть сейчас. Я не понимал, каким бредом были мои суждения, как странно они выглядели и воспринимались окружающими. Превратившись в инвалида, я не мог ходить, а рвался к планке прежней гениальности, не в состоянии смириться с тем, что её больше не будет, я стану самым обычным человеком.

Я не хотел быть обычным человеком. Не желал понимать, что для меня это было бы решением, способом выйти из системы убийств и зажить мирной жизнью в клане. Завести семью, детей. Мне такое и в голову не приходило, а если бы пришло, я бы удивился, узнав, что магистр Гавейн спит и видит сосватать мне свою двадцатилетнюю внучку.

Мне удалось заставить тело сползти на пол, и я рухнул, опрокинув стоявший на тумбочке таз. Проклиная Наргиса недобрыми словами, но цепляясь за опору кровати, сумел выпрямиться. Сбил кувшин, перебирая ногами по полу. Но, проклятые боги... когда Канто и Наргис ворвались в комнату, я стоял!