Противостояние. Книга первая (СИ) - "Сан Тери". Страница 46

Целуемся, кусаемся, гладим, изучая, скользим кожей, словно два обезумевших угря, переворачиваемся, заплетаемся руками, ногами.

Лория напрасно пытается меня удержать, придержать, подстроить под себя - это бесполезно сейчас. Желание стать ближе доводит до исступления. Пьём друг друга губами от макушки до пяток, но жажду утолить невозможно. Вычерчиваем лезвиями языков, но этого мало. Нас обоих просто подбрасывает: каждое прикосновение - как разряд молнии - прошивает насквозь.

Пытаюсь отвертеться от изучения своей задницы на предмет проникновения.

Стоп. Мы так не договари... Успеваю сказать: "Что ты делаешь, Алиссин, помилосердствуй!"

Помилосердствуй - вот, действительно, правда. Такой причудливой позы моё тело даже на самых жесточайших тренировках не знало. Лория - бесцеремонный, грубый подонок. Стремление к садизму у всех инквизиторов в крови. Разворачивает полубоком, подхватывая за ногу, заставляя прогнуться в пояснице. Засаживает так, что я только воздух успеваю выхрипеть...

Прихожу в себя, продышавшись и отплевавшись от слёз, и сообщаю, что он - больной на голову ублюдок - сгорит в аду, если посмеет мне отказать потом... после... Алиссин молча перехватывает за шею, притягивая к себе, и бесцеремонно затыкает языком, начиная бешено двигаться; и мой язык совершенно не против заткнуться.

Лория безжалостен, абсолютно беспощаден, словно в бою: превращает любовь в сражение, пытаясь пронзить душу до горла, подчинить своей власти.

Это не боль и не наслаждение, это - единение одного человека в другом, непрекращающийся экстаз. Больно мне или хорошо, нравится или не нравится... Само понимание происходящего, понимание, что это он - его руки, его губы, запах.

... Ту часть, что немилосердно таранит задницу, я пока не в состоянии оценить по достоинству. Понимаю, что из всех неопытных любовников мне достался самый грубый и неумелый. Приходится изгибаться, подстраиваться, учить и учиться получать удовольствие от всего.

... Всё, что он может дать... всё, что я могу дать... мы вычерпаем до дна.

Неистовство в крови, кипящее желанием пламя, сладкий сумасшедший дурман. Мы нуждаемся друг в друге, а мне страшно. Боюсь собственных чувств. Страшно понимать собственную любовь, понимать, насколько она может оказаться огромной. Лететь в бездну без опоры, в пропасть, заполненную нежностью. Задыхаюсь в ней, будто в вате. В ней, в Лории, в себе.

Слов нет, но ладони заменяют слова: успокаивают, уговаривают, шепчут по коже беззвучно-ласково, утешают и забирают боль, плавят экстазом и дарят благодарность.

Нам не нужны слова. Как хорошо, что они не нужны.

- Алиссин.

Ночь сменяется рассветом, переходит в день. А мы, вопреки всему, нарушая все правила и запреты, по-прежнему вместе, не в силах расстаться, разлепиться не можем.

Пытаюсь вспомнить, что мы делали. Понимаю: занимались сексом без остановки несколько часов подряд. Лория атаковал мой тыл раз пять, а свой так и не дал. Попытка настаивать наткнулась на стену угрюмого молчания и настороженности, вплоть до готовности встать и уйти.

Вот сволочь.

Всегда ненавидел подобных эгоистов и шантажистов. Чуть что не так - сразу пылят и валят с лодочки, вручая весло. Мол, или так, или греби дальше один. Никаких компромиссов не хотят признавать. Но ничего, с моей лодочки так просто не свалишь. Она проворная, способна плыть по любым течениям и волнам, обходя пороги, минуя подводные камни. У моей лодки много опыта. Выхлопов не осталось, все закончились, так что...

Потом до меня доходит причина отказа; топлю его в нежности.

Ничего с этим не могу поделать. Смотрю на Лорию... нет, не смотрю - любуюсь каждой чёрточкой. Он спит, утомлённый, раскинувшись свободно, просторно, совершенно доверчиво отдавая свою жизнь в мои руки. Не понимает, насколько безрассудно поступил, глупый мой инквизитор. Любимый мой инквизитор.

Целую невесомо. Безумно хочется забраться на него, обнять, тормошить, но так жалко будить. Смотрю на него и понимаю, что не могу ни налюбоваться, ни насытиться. Со вздохом провожу рукой по мускулистому предплечью, накрывая одеялом до самого подбородка, пряча искушение от собственных глаз.

Спи, радость моя, сердце моё, спи. Я посижу сегодня рядом с тобой, посторожу твои сны. Ведьмаче не требуется сон - хватает пары часов. Все свои часы готов тратить на тебя, да только мне не придётся их тратить. Эта встреча - первая и последняя. Проснувшись утром, Лория уйдёт. Растает бесследно светлым миражом, исчезнет...

Лория не уходит. Остаётся. Это понимание не сразу достигает моего сознания, а когда достигает... Должно быть, именно так выглядит счастье.

Озадачиваюсь завтраком. Озадачиваюсь обедом. Кто-то должен об этом позаботиться. Моему прекрасному темноволосому инквизитору и в голову не приходит, что я ему не повар и не слуга. Он привык, что завтраки, обеды и ужины приходят в комнату сами, живут на столе. Булки, наверное, тоже растут на деревьях.

Лория улыбается, смотрит на меня, тая иронию в глазах, пока я, весь такой деловой и сосредоточенный, занимаюсь едой.

На улице прошёл дождь, и, бегая к молочнице за молоком, пока кто-то по-свински дрых, я успел попасть под ливень. Мокрые волосы липнут ко лбу, завиваясь белыми кольцами.

По комнате гуляет сквозняк с запахом грозы, листьев и весны, наполненный нотами сладкого - запахом сдобных булочек с сыром из кондитерской напротив.

Лория улыбается. Я поворачиваюсь объявить, что завтрак готов и, если его высочество соизволит поднять свою царственную задницу и откушать...

Алиссин молча распахивает объятия, раскрываясь мне навстречу. Ничего не говорит. У меня все слова застревают в горле, падают к его ногам, ползут муравьями на подгибающихся коленках... Бросаю всё и запрыгиваю с разбега. Просто рыбкой, наперевес, точно зная, что он поймает, не уронит, удержит сейчас. Эти крепкие руки способны удержать мир. "Что им один белогривый ведьмаче?"

Мне кажется, я топлю его в нежности, но понимаю: это он топит меня в нежности, заставляет захлёбываться его грубой неумелой лаской. Зацеловывает от макушки до пяток. Не умеет, но быстро учится - настолько быстро, что сердце побивает все рекорды тахикардии.

Мне казалось, что станет легче. Когда мы пройдём через близость, успокоимся, надышимся, насытимся. Но нет, не легче. Стало только сильнее, глубже. Я влюбляюсь в Лорию. Все эти минуты и часы превращаются в сладкий тягучий мёд, и я влюбляюсь в него. Влюбляюсь сильнее и сильнее, тону в нём. Человека не очень уместно сравнивать с болотной трясиной, но всё именно так и происходит.

Когда Алиссин поднимается первым, собираясь уходить, я понимаю, абсолютно точно понимаю, что пропал. Увяз по самые уши. Меня засосала любовь. Я, ведьмаче, люблю инквизитора. Для меня это навсегда, на всю жизнь. Алиссин Лория - песня моего сердца. У меня только одно сердце, и оно принадлежит моему инквизитору. Второго, запасного, сердца у меня нет, поэтому и других не будет. Мне хочется верить, что чувство взаимно, мне кажется, что оно не в одну сторону, - может, и Лория утонул во мне не меньше... Глупая птаха надежда.