Противостояние. Книга первая (СИ) - "Сан Тери". Страница 56

Я не знал причины и не смог понять: почему? Почему он так и не спросил меня? Не думаю, что его устраивало положение дел. Мы не ссорились, но... Что-то изменилось. Возможно, мы прозрели, и увидели пропасть под ногами, пропасть, которую упорно не желали замечать. Финал жизненного дна, где наша история не могла продолжаться, не имея продолжения. Без определения, без называния причин. Пришло время дать отношениям имя, озвучить вслух то, что мы оба боялись произнести.

Любовь – не флажок на веревочке, чтобы болтаться в воздухе придуманных иллюзий. Влюблённость не готова выдержать свалившийся груз серьёзного чувства, начинающихся обязательств друг перед другом, и этим она отличается от любви - способностью на жертвы и компромиссы. Я со страхом ожидал расплаты. Требований объясниться, гнева. Вопросов, похожих на удары ножа, что вонзятся в щит обмана.

Люди порой не понимают, как звучит ложь. Насколько она уродует глаза. Ложь и чувство вины – парочка изворотливых демонов, способных самого красивого человека сделать мерзким в зерцале собственной совести. Но, если разобраться, никому из нас не нужна правда.

Лории хватило одного моего кивка. Тихого "прости" и совершенно беззвучного "это не повторится". Я обещал, что не уйду. Всё. Ничего иного не было нужно. Мы продолжили отношения с того самого места, где остановились. Продолжили форму существования, которую можно было расценить, как отношения. Думаю, можно расценить. Мы жили вместе. Каждый сам по себе - но вместе.

В те дни я начал верить, что это возможно.

<center>***</center>

Когда я приходил в гостиницу, Лория ждал меня в номере. Бывало и наоборот. Мы не договаривались о встречах – они просто случались, сами по себе, и я не могу объяснить, что за древний инстинкт нас вёл.

Однажды Лория предложил подыскать апартаменты более удобные, но мне не захотелось покидать знакомую обстановку. Глупая сентиментальность или привычка – я привязался к этой комнатушке с рассохшимися стенами, чьей единственной достопримечательностью мог считаться фигурный балкон – роскошь, оставшаяся от прежнего владельца. Новому хозяину не приходило в голову тратить деньги на реконструкцию: к чему бессмысленное вложение финансов? Аристократия район не жаловала, а беднякам гостиницы не по карману. Разве что провинциальным дворянам на службе. Собственно, они и составляли основную массу клиентов, приносящих регулярный доход и позволяющих заведению худо-бедно держаться на плаву.

В комнате почти не было мебели: кровать, стол, умывальник с кувшином.  И летящая вуаль зелёных занавесей, которые педантичный Лория, заметив мою заворожённость, потребовал немедленно отстирать. Тончайший кенсайский шёлк. Хозяин гостиной и не подозревал, что на окне у него висит целое состояние. Последние производители кенсайских тканей разорились лет сорок назад, и с тех пор технология изготовления и плетения основы считалась утраченной. Я мог бы осчастливить владельца одним словом, но мне слишком нравилось смотреть на занавески. Игра солнца порождала на деревянному полу причудливые узоры, они оживали, двигаясь в такт движениям ткани. Глядя на эту игру, я видел воина с клинком в руках. Танцующего человека, сотканного из теней.

Мастера храма рассказывали о мечнике с ржавыми волосами, что пришёл на закате, перебросив через плечо алые ножны. Не было в храме воина сильнее и быстрее, чем Золотая птица Тиер Тан, способный обогнать ветер, умеющий превращаться в настоящую тень. Он убивал стремительно и беспощадно, успевая оборвать жизнь между двумя ударами сердца. "Лунные призраки" боялись Тиер Тана и вздохнули с облегчением, когда он исчез, успев отправить немало церковников на встречу с их богом.

В столкновении "Лунных призраков" с инквизицией, начавшемся после уничтожения клана Сильвермэйн, ржавый мечник стал силой, которая обеспечила ведьмаче победу. Он не оставлял живых. Резал людей как скот. Ведьмаче содрогнулись от чужой жестокости.

Под покровом темноты кровь лилась рекой, и сама земля стенала от злодеяний, но не разверзлась под ногами нечестивца. Инквизиторы убили беременную жену Золотой птицы, и сердце ведьмаче взывало к мести. Это не просто слухи. Я спросил у наставника: "Правда ли, что женой Тиер Тана была моя старшая сестра?" - и наставник ответил: "Да".

Брак заключили официально. "Лунные призраки" не имеют права обзаводиться семьями, однако Тан никогда не слушал запретов, жил по зову сердца. И поплатился за это страшно.

– Не просто так, не ради прихоти создаются запреты, – сказал мне мастер в тот вечер, когда я расспрашивал его о Золотой птице. И в словах наставника слышался упрёк в мой адрес. – Жестоко приходится платить за нарушение клятвы, Рем. В день, когда жена Тана погибла, он сошёл следом за ней, но перед этим много врагов забрал за собой. – Мастер замолчал, оборвав историю.

Былые дни сражений воспоминаниями оживали на его изрезанном морщинами лице. Когда-то он и сам участвовал в битвах, но пришло время вложить меч в ножны. В тот день, когда воин не может взять клинок, его начинают считать мёртвым. Я знал многих "мертвецов", живущих в нашем храме и имеющих семьи под прикрытием стен. Здесь, на горе Призраков, нам почти ничего не угрожало: слишком труднодоступным виделся путь…

Однако всё меняется с течением времени. Порой и реки способны потечь вспять. Трудно верить, что так будет продолжаться неизменно. Мы всегда готовы сражаться, но точно так же - при первых признаках серьёзной опасности готовы сняться с насиженного места и уйти. Множество тайных дорог существует у "Лунных призраков". На случай предательства есть и такие, о которых знают лишь старейшины храма. Но за двести лет обитания в горах никто так и не смог обнаружить наш дом.

Текли годы, сменяя друг друга, а заказы у храма не переводились. Людям по-прежнему требовалась высшая справедливость. Не в силах найти её у бога или властей, не имея возможности обратиться к закону, несчастные и обездоленные, богатые и бедные приходили на развалины храма в долине, находили плиту с лунным цветком и оставляли свои просьбы.

В глубине души я жаждал сравняться с ржавым воином, однако мастер покачал головой, сказав, что нет смысла мечтать о несбыточном.

"Тиер Тан ушёл, и огонь его сердца погас. Этот огонь делал людей живыми. Всё, к чему он прикасался, становилось иным".

Когда мастер говорил о смерти Тиер Тана, его глаза увлажнялись. А я думал о том, насколько великим человеком был воин теней. Он умер, а глаза учителя продолжали помнить о нём спустя двадцать три года. Моё сердце ускоряло бег. Я мечтал о днях прошлого, пытался представить себе лица своей семьи, понять, как выглядела сестра и родители, похож ли я на них. Я ни с кем не делился этими мыслями: понимал, что в живых никого не осталось. А у меня не осталось ничего, даже самой простой камеи с портретом, ни единой зацепки о собственном прошлом.

Убийца не имеет прошлого, он – чистый белый лист, живёт тем, что ему дали, ради целей, которые ставит перед ним храм, однако... Человеку нужно во что-то верить или иметь нечто для себя. Какие-то собственные корни, памятки прошлого. Мне хотелось что-то разыскать, понять, кто я такой. Узнать настоящее имя. Эти мысли меня волновали. Но, к сожалению, следов о прошлом почти не осталось. Развалины моего дома за двадцать лет поросли травой и почти исчезли под слоем дёрна.