Загадочная леди - Бэлоу Мэри. Страница 25

По меньшей мере. И это еще не все.

Затем она танцевала с лордом Пелхэмом.

– В конце концов, миссис Уинтерс, – сказал он, с поклоном приглашая Кэтрин на танец и одобрительно оглядывая ее своими необыкновенно синими глазами, – почему только Нэту можно танцевать с самой красивой дамой в этом зале?

– Ах вы, льстец! – ответила она с улыбкой. – Но такие люди мне по душе, милорд.

С ним было легко говорить и смеяться. Однако говорить и смеяться не очень-то удавалось – слишком быстрый танец требовал внимания.

– Я полагаю, следующим будет вальс, – сказал лорд, провожая Кэтрин по завершении танца. – Я рад, что миссис Адамс настолько просвещенная дама, что прививает этот танец в деревне. Я же предпочитаю его всем другим. Вы умеете танцевать вальс, миссис Уинтерс?

– О да, – ответила она. – Вальс – прекрасный танец. Романтичный.

Однако сердце ее билось отчаянно, и ей показалось, что в зале вдруг стало очень жарко и очень душно. Кэтрин пожалела, что у нее нет с собой веера. Наверное, подумала она, охваченная паникой, ей лучше сбежать в дамскую комнату и отсидеться там, пока вальс еще не начался. Виконт все это время танцевал только с мисс Хадсон, миссис Адамс и леди Бэрд. И было бы очень странно, если бы первый вальс он танцевал с дамой, совершенно чужой в этом доме.

Но в таком случае он скорее всего вообще не собирается танцевать с ней. Возможно, именно поэтому ей захотелось убежать и спрятаться. Было бы обидно видеть, как он приглашает на танец другую.

Но тут к Кэтрин подошел сэр Клейтон Бэрд. Он беседовал с ней минуты две, а затем пригласил ее на вальс. О Господи! Это по крайней мере смягчит удар. Она уже протянула сэру Клейтону руку, но тут у нее за спиной раздался голос:

– Весьма сожалею, старина, но я уже пригласил даму на этот танец. Может быть, миссис Уинтерс оставит за вами какой-нибудь из следующих танцев.

Кэтрин резко повернулась. Опершись на уже протянутую руку виконта Роули, она даже не взглянула на сэра Клейтона и позволила вывести себя на середину зала. Хотя они стали одной из первых пар, хотя все взгляды, без сомнения, были обращены на них, все равно она была ужасно рада. Ведь именно этого она и ждала, ради этого и явилась на бал.

– Вы едва не отдали вальс моему зятю, миссис Уинтерс, – сказал виконт, не сводя с нее взгляда своих темных глаз. Они стояли лицом друг к другу, стояли в ожидании – музыка еще не заиграла. – Я бы очень рассердился. Вы ведь не знаете, каков я, когда рассержусь, не так ли?

– Вы хотите сказать, что лучше бы мне не знать этого? – спросила Кэтрин. – Полагаете, затрепетала бы от страха? Думаю, вы ошибаетесь, милорд.

Мне известно, что вы были офицером-кавалеристом во время войны, но я-то вовсе не один из ваших необученных новобранцев.

– Я никогда не приглашал на вальс кого-либо из моих необученных новобранцев, – парировал виконт. – Вот это был бы настоящий скандал!

Кэтрин невольно рассмеялась и была вознаграждена веселым блеском темных глаз.

– Так-то оно лучше, – заметил виконт. – Вы слишком редко смеетесь, миссис Уинтерс. Интересно, было ли такое время, когда вы смеялись от души?

– Того, кто лопается со смеху по любому поводу, милорд, я могу счесть либо очень неумным, либо очень незрелым человеком.

– А я уверен, – продолжал Роули, не обращая внимания на ее слова, – что такое время, безусловно, было. До того, как вы приехали в Боудли. Но почему именно сюда? Вы, наверное, были тогда совсем еще молоды. Осмелюсь предположить, что вы были очень романтичны и очень привязаны к вашему мужу. Когда же его не стало, вы поклялись никогда больше не смеяться.

О Господи! Боже! Скорее бы зазвучала музыка – только бы не вспоминать о прошлом.

– Или еще… – неумолимо продолжал виконт. – Ваш брак оказался столь неудачен, что вы приехали сюда, в деревню. Однако так и не научились вновь смеяться от души.

А ведь сегодня вечером она явилась сюда, чтобы повеселиться. Кэтрин поджала губы.

– Милорд, – сказала она, – вы позволяете себе дерзости.

Его брови взметнулись:

– А вы, мадам, испытываете мое терпение. Это было не самое лучшее вступление к вальсу – к танцу, который она только что назвала романтичным. Но тут заиграла музыка, виконт шагнул к партнерше, левой рукой обнял ее за талию, правой же взял за руку. Кэтрин положила левую руку ему на плечо, и они закружились в танце.

Когда-то она танцевала вальс. Часто танцевала. Вальс всегда был ее любимым танцем. И она часто представляла себе: как это, должно быть, замечательно – вальсировать с мужчиной, который что-то значит для тебя! В этом танце есть что-то сокровенное и романтичное – вот оно опять, это слово.

Однако в вальсе с лордом Роули не было ничего романтичного. Сначала возникло ощущение – столь жгучее и всеобъемлющее, что ей показалось, она вот-вот лишится чувств. Его рука, лежавшая на ее талии, жгла огнем. Кэтрин ощущала жар всего его тела, хотя их тела не соприкасались. Она чувствовала запах его одеколона. И не только одеколона. Ей казалось, она чувствует его душу, его сущность.

А потом ее охватило ликование. Виконт был превосходным танцором, он кружил ее по бальному залу уверенно, не сбиваясь с ритма и не сталкиваясь с другими парами. Она же чувствовала, что еще никогда в жизни не была так близка к тому, что называют “танцем в воздухе”. И никогда не была так безмерно счастлива.

Но в какой-то момент Кэтрин почувствовала себя неловко. Она случайно перехватила взгляд миссис Адамс. Перехватила в тот момент, когда эта леди провальсировала мимо них со своим мужем. На лице миссис Адамс играла улыбка, в глазах же горела ярость.

Тут Кэтрин поняла, что кружилась в вальсе так, словно для нее не существовало ничего на свете, кроме мужчины, с которым она танцевала. Она вдруг осознала, что они кружатся по бальному залу, заполненному множеством гостей, и что этот танец когда-нибудь закончится. Танец закончится, но оставалась целая жизнь, которую ей придется прожить здесь, среди этих людей, – вот только виконта Роули, который очень скоро уедет, тут не будет.

Интересно, что же с ней произошло за эти пятнадцать – двадцать минут? Кэтрин посмотрела на виконта: что выражает его лицо?

Виконт смотрел на нее не отрываясь.

– Господи, как же меня тянет к вам, Кэтрин Уинтерс. – Однако слова эти, казалось, противоречили его холодному взгляду.

А Кэтрин подумала о том, что именно это имеют в виду те, кто осуждает вальс. Этот танец пробуждает страсти, которые не должно пробуждать. А ведь ей предстоит вновь вальсировать с ним перед ужином.

– Я вижу, милорд, – заметила она, – что вы начинаете повторяться. Мы уже говорили об этом. Вопрос исчерпан.

– Так ли? – Сейчас он смотрел на ее губы. – Так ли, Кэтрин?

Она понимала, что виконт – опытный и умелый соблазнитель. Повеса. Он был не первый такой в ее жизни. Роули знал, какой властью над ней обладает, когда произносит ее имя. И Кэтрин действительно была тронута.

Она промолчала. Потупившись, уставилась на булавку с бриллиантом, сверкавшую в складках его галстука.

– Я рад, – сказал виконт, когда музыка наконец смолкла и он вел Кэтрин через зал. – Рад, что вы не ответили на мой последний вопрос, мадам. Мне было бы крайне неприятно назвать вас обманщицей, Вальс перед ужином – не вздумайте отдать его кому-нибудь другому. Не сердите меня, вам понравится. – Он поднес к губам ее руку и поцеловал. Потом повернулся и отошел.

Кэтрин решила, что теперь уж ей необходимо уйти. Уйти, не дожидаясь последнего вальса перед ужином. Пора это прекратить. Рушится все, что она старательно создавала в течение нескольких лет. И возможно, потребуется еще пять лет, чтобы восстановить душевное равновесие, снова обрести покой, которого она лишилась несколько недель назад. И даже не исключено, ей никогда уже не удастся вернуться к той жизни, которую она вела. Потому что останутся воспоминания. Но и уехать она не может. Пугала сама мысль – начать все снова среди совершенно чужих людей. Впрочем, она в любом случае не смогла бы уехать. Ей следует остаться здесь – на всю жизнь.