Золотой Мост (ЛП) - Феллер Ева. Страница 35

— Ты грызешь ногти, — установил Себастиано.

— Да, я постоянно делаю это, когда испытываю стресс, — вместо «стресс» я сказала «трудности», что в данном случае означало то же самое. У переводчика было хорошее чутье к нюансам.

— Какие именно трудности? — хотел знать Себастиано.

— Ах, их слишком много, чтобы я могла перечислить их все.

— Попытайся. Я с удовольствием тебя послушаю.

Удивленная и радостная я посмотрела на него. Он начал постепенно оттаивать!

- Ну, хуже всего то, что я скучаю по моему дому во Франкфурте. И... по Италии. Особенно по Венеции.

Бросив этот пробный шар, я затаила дыхание.

На лице Себастиано появилось раздражение.

- Почему это по Венеции?

- Я часто бывала там и очень люблю этот город.

- Что ты там делала?

- В первый раз я была там с моими родителями. Мой отец... ученый, я тебе уже говорила. Он занимается раскопками исторических мест. Так я познакомилась и полюбила Венецию.

Я выделила слово «полюбила» и пристально взглянула на него.

- Венеция, - медленно повторил он. Это прозвучало задумчиво и немного растерянно. - Я слышал о ней. Город, построенный в лагуне. Там много каналов и дворцов. А люди во время карнавала носят маски. Я думаю, что я когда-нибудь с удовольствием съездил бы туда.

Я взволнованно всматривалась в его лицо. Его глаза выражали глубокое раздумье. В его взгляде читались какая-то отрешённость и поиск одновременно. Он почти вспомнил! Мне нужно было лишь немного помочь ему и всё описать. Многолюдье вокруг Риалто. Дворец Дожей под весенним солнцем. Золотого ангела на Кампаниле. Высокие колонны на Пиаццетта. Если бы я только достаточно подробно объяснила ему всё, его память обязательно вернулась бы!

К сожалению, экипаж в этот момент вдруг остановился. Мы приехали.

Себастиано вознаградил кучера и приказал ему ждать до конца представления.

Театр находился напротив дворца, который мне уже описывала Сесиль, и поэтому театр на другой стороне носил его имя, речь шла о бывшей резиденции герцога Бургундии. Сам театр, который находился наискосок от него, обладал долгими традициями, по словам Сесиль, им следовали различные актерские труппы уже несколько десятилетий. Однако, ансамбль, в котором она была исполнительницей главных ролей, еще не был достаточно известным, как она самокритично заметила. Все же она была убеждена, что это было лишь вопросом времени, так как она возлагала большие надежды на написанные ею пьесы.

- Однафды фсе фудут у моиф ног! - уверенно провозгласила она, все еще с набитым шариками ртом.

Я взяла Себастиано под руку, и мы вместе вошли в фойе, средних размеров, множество свечей на стенах и люстры освещали зал. Он был не совсем заполнен, среди рядов скамей еще было достаточно мест, так что мы могли сесть впереди.

К моему удивлению, там же сидел Филипп, который в благоговейном ожидании смотрел на завешенную плюшевым бархатом сцену. Он привел себя в порядок и завязал его светлые волосы на затылке новым шелковой лентой. Его шляпа лежала у него на коленях. Когда Себастиано и я опустились на скамью рядом с ним, он удивленно повернулся ко мне.

— Анна! Что ты здесь делаешь?

- То же самое, что и ты - смотрю представление Сесиль.

Его взгляд упал на Себастиано, и на лице появилось пораженное выражение.

- Здравствуйте, - осторожно произнес он и бросил на меня вопросительный взгляд. Я едва заметно покачала головой. Нет, память к Себастиано еще не вернулась, но я работаю над этим.

Филипп понял и откашлялся.

- Очень рад, что ты здесь, Анна. Сесиль не упоминала, что ты придешь сегодня.

- О, это была совершенно внезапная идея.

- Это, безусловно, радует. - Филипп сдержанно, но приветливо кивнул Себастиано. - Желаю вам получить удовольствие от представления, месье.

- Спасибо, - ответил Себастиано. Он подозрительно взглянул на Филиппа, затем, прищурившись, посмотрел на меня. Было ясно, что эта встреча показалась ему странной, вероятно, такой же странной, как и обстоятельства, при которых он в первый и во второй раз встретился с Филиппом, который передал ему послания от Гастона и вместе с тем не произвел хорошего впечатления.

- Какое отношение ты имеешь к этому парню? - хотел знать Себастиано. Он говорил не особенно тихо, так что Филипп, который мог слышать каждое слово, смущенно уставился на свою шляпу.

Прежде чем я смогла придумать подходящее объяснение, нас отвлекли взревевшие фанфары. Я вздрогнула, потому что они зазвучали совсем внезапно и действительно очень громко. На сцену вышел тип, одетый в пестрое ярко-зеленое, как ясменник, одеяние, и задудел в фанфару, с которой свисал вымпел в тон его костюму.

Люди, которые все еще дремали на скамейках, сразу же проснулись и захлопали. Игрок на фанфарах, полный тип с высоко закрученными усами, был также диктором, так как, когда он закончил играть на трубе, начал расхваливать предстоящую пьесу и объяснять действия слегка неприятным голосом.

Речь шла о каких-то богах и нимфах, о мужественных героях, а также о коварных интригах, алчных торговцах и трагической любви. Я нетерпеливо выпрямилась и краем глаза бросила взгляд на Себастиано. Он все еще пристально смотрел на меня, и я поняла, что он бы все-таки вернулся к своему ранее заданному вопросу. Позже он обязательно будет настаивать на ответе.

Но пока он был отвлечен на какое-то время, потому что как раз начиналось представление. Бархатный занавес поехал в сторону, а усатый диктор исчез за кулисой, которая представляла собой большую стену с нарисованным на ней лесом. Одновременно с этим за сценой послышалась барабанная дробь, и в следующий момент на сцену вышла Сесиль. Все зрители как будто наэлектризовались, при возможности я также заметила, что пришли почти только мужчины, так как Сесиль, как всегда, предлагала достойный обозрения вид.

Ее фигура Мэрлин Монро была втиснута в шелковую тряпку, которая подчеркивала каждую округлость. На правое плечо, подобно водопаду, струились серебряные, белокурые локоны, левое же плечо было неприкрыто. Ее подведенные глаза сверкали в свете свечей, а на ее накрашенных губах играла соблазнительная улыбка. В воздушной одежде она танцевала по всей сцене, сделала несколько вращений и прыжков, при которых туда-сюда и вверх и вниз колебались не только ее волосы.

К тому же она отбивала такт на маленьком бубне и колокольчиками, которые она носила на ленте на щиколотке, дополняя все веселым звоном. Стихи, которые она исполняла во время происходящего, почти полностью погибали, так как каждый в зале был сконцентрирован на ее груди, которая грозилась выскочить наружу при каждом шаге. Короткий косой взгляд на Себастиано показал мне, что он тоже смотрел туда.

Лучше всего я бы встала перед ним и перегородила бы ему поле зрение, но это выглядело бы довольно странно, поэтому я преодолела кипящую ревность и сделала вид, будто ничего не происходило. Через некоторое время Сесиль прекратила танцевать и подошла к краю сцены. Исполненный, идеально акцентированным голосом (кажется, шарики действительно помогали!) она читала монолог, который состоял из стихов.

Правда, они не рифмовались, но по такту предложений я поняла — благодаря выбору немецкого, как основного предмета — в пятистопных ямбах Сесиль сообщала нам, что она была лесной нимфой, которая только что появилась из источника и при этом безумно влюбилась в случайно сидящего там юношу. Вообще-то он направлялся в город, где должен был сочетаться браком с богатой наследницей, которую выбрал для него его жестокосердный опекун. Сесиль выдавила из себя всхлипы, рассказывая об этом, что снова заставило дрожать не только её голос, но и грудь. Несколько уже было заскучавших зрителей тотчас же превратились в само внимание. Признавшись в нескольких дальнейших стихах в том, что её сердце разбито и она умрёт, если юноша женится на другой, она покинула сцену, печально склонив голову, и это было окончанием первой сцены.

Перед тем как исчезнуть за кулисами, она подмигнула мне и ухмыльнулась при этом. Ей заметно нравилось, что я пришла на ее представление.