Дикое поле - Прозоров Александр Дмитриевич. Страница 50
Степняк покосился на него, потом снова повернулся к Девлету:
– Умоляю, бей. Изгони его! Спаси себя и нас, спаси от его злобы наших нерожденных детей.
– Сегодня самый счастливый твой день, – поднялся со своего места русский и шагнул к нему, – ибо ты можешь прославиться в веках.
– Великий бей! – Татарин попятился, поднялся на ноги.
– Ты можешь прославиться в веках как воин, убивший настоящего ифрита. – Русский подступал к мурзе, сверля его холодным, как многовековой лед, взглядом. – Вот он я, перед тобой. Если я ифрит, то почему бы тебе, правоверному, не зарубить меня?
Алги-мурза вспомнил, как немногим более полугода назад он так же имел глупость попытаться напугать этого безумца, и оказался перед ним один на один, без всякой поддержки тех, кого считал сородичами и друзьями. И сабля в руке в тот миг отнюдь не казалась смертоносным оружием.
– Ну же, подойди ко мне и убей меня, проклятье Крымского ханства и твоей степи. Ведь я же злобный и ужасный ифрит, ты забыл?
Мурза, судорожно сглатывая, продолжал пятиться.
– Может, ты боишься, что у ифрита есть оружие? Тогда я его сниму. – Русский и вправду расстегнул ремень и сбросил на ковры меч. – Ну же, иди сюда и убей меня. Может, ты боишься, что на мне непробиваемая одежда? Хорошо, ее я тоже сниму.
Менги-нукер и вправду обнажился полностью. Алги-мурза даже разглядел на его плече синюю, въевшуюся в кожу надпись с очень похожими на московские буквами: «Не забуду ЛГУ », но это мало походило на каббалистику или персидские заклинания.
– Где твое желание уничтожить ифрита, правоверный? – Русский сцапал степняка за горло огромной ладонью и подтянул к себе. – Ты собираешься убивать меня, или нет?
Алги-мурза поморщился. Глупый хозяин мелкого рода выбрал неудачное время для сведения своих счетов с султанским посланником. Время, когда только что закончился один удачный набег и все с вожделением ждут нового. Сейчас самый последний нукер скорее заступится за неверного, приносящего удачу, нежели за самого близкого сородича.
– Ты что-то хотел сказать, любимец колдуний? – Русский приподнял мурзу над землей, а потом разжал руку, уронив его вниз.
– Я ошибся, – прохрипел перепуганный татарин. – Ты не ифрит.
– Ты ошибся, или колдунья? – наклонился Менги-нукер к самому его лицу.
– Ш-шаманка ошиблась, – попятился побледневший степняк, который никак не ожидал, что его оставят один на один с носителем Зла. – Ты не ифрит.
– Не слышу! – рявкнул русский, и несчастный захрипел во весь голос:
– Шаманка ошиблась!
– А зачем тебе шаманки, которые ошибаются? – осклабился ифрит. – Отдай ее мне!
– Но она… Родовая… От бабки к внучке…
– Я не понял, – склонил голову набок русский. – Она сказала правду?
– Нет! – испугался мурза. – Она соврала!
– Тогда зачем она тебе нужна? – Менги-нукер взял степняка за пояс и поднял до уровня своей груди. – Отдай ее мне!
– Она… – еще пытался спорить степняк, неуклюже болтаясь в воздухе. – Она родовая…
Русский разжал руку и склонился над рухнувшим татарином:
– Отдашь?!
– Менги-нукер хочет доказать шаманке, что он мужчина, – рассмеялся Девлет-Гирей, и гости поддержали его шутку новым взрывом хохота.
– Отдашь? – Русский присел рядом с мурзой, словно случайно направив локоть вниз, и от страшного удара у того едва не затрещали ребра, а перед глазами поплыли круги. – Отдашь?
– Отдам…
– Прости меня, хан. – Русский выпрямился и повернулся к Гирею. – Но степь велика, и шаманка может в ней заблудиться. Пошли с нашим гостем пару сотен людей. Пусть они проводят его до кочевья и привезут сюда подаренную мне колдунью.
– Менги-нукер очень хочет доказать шаманке, что он мужчина, – опять засмеялся Девлет и хлопнул в ладоши. – Эй, нукеры! Пусть первая сотня моих телохранителей поедет вместе с мурзой и привезет сюда их родовую знахарку.
Шаманкой оказалась чумазая, невероятно лохматая женщина с обилием колтунов в волосах. Один из нукеров Девлет-Гирея, подскакав к небольшому гостевому шатру, выделенному беем Менги-нукеру, скинул ее с седла и помчался дальше. Собственность русского поднялась на четвереньки и надолго встала в этой позе, очумело тряся головой. Одета она была в обычный татарский халат – грязный, со множеством подпалин. Из-под халата проглядывали такие же грязные шаровары из толстой шерсти, если не вовсе войлочные, того же цвета ступни слегка прикрывались сандалиями с подметкой из толстой кожи.
– Здравствуй, – кивнул Тирц, когда она поднялась на ноги. – Я и есть ифрит.
Он ухватил шаманку за ворот и со всей силы швырнул в шатер. Потом шагнул следом.
– А-а-а, – завыла та, поднимаясь на четвереньки, и совершенно по-обезьяньи запрыгала по ту сторону очага. Кинулась к выходу, надеясь проскочить мимо ифрита, но Тирц успел выбросить вбок ногу, попав ступней в живот. Колдунья сложилась пополам и скрючилась на полу.
– Ну что, – склонился над ней русский и брезгливо поморщился: – Фу, да от тебя воняет! Нет, в своем доме я подобной вони не допущу…
Он выхватил меч, опустил его невольнице на затылок. Та, попытавшись выпрямиться и отдышаться, хрипло заскулила, попыталась отползти, но кандидат физических наук успел просунуть меч ей за шиворот и рванул его вверх. Ткань с шелестом поползла в стороны.
– Ну, – Тирц поднял ее за грудки, дернул к себе, срывая одежду, потом перевернул и вытряхнул из штанов, ногой сгреб свалившиеся тряпки в холодный очаг.
– Не смей меня трогать! – зашипела колдунья. – Я вызову духов ночной крови, я выманю степных крикс, я нашлю на тебя земляных и травяных демонов…
Тирц опять наклонился к самому ее лицу, едва не коснувшись кончика ее носа своим и тихо, злорадно разрешил:
– Вызывай.
Потом схватил скрючившуюся и шарящую по телу руками шаманку за голень, поднял на полусогнутую руку, словно нес за уши пойманного зайца, прошествовал к широкой поильне, в которую начерпывали из неглубокого колодца воду для скота, и швырнул туда. Вода шумно плеснулась через края на землю, весело загоготали собравшиеся нукеры и мурзы, которые примерно такого представления и ожидали.