Вторая жизнь - Марченко Ростислав Александрович. Страница 45

— Что это они, жаловаться побежали? — поинтересовался я, спускаясь по лестнице.

— Если бы. — Опять улыбнулся воин. — Убивать тебя они побежали. Как Бьерну сынка со сломанной рукой принесли, за меч схватился и со своими ближниками наглого эльфа убивать устремился. Чуть до бойни в замковом дворе не дошло. Еле-еле успокоили. Естественно, деду твоему сразу доложили. Он на утро суд и назначил.

Дневные неприятности как оказалось, судом не исчерпывались. По пути, по закону подлости, нам встретился ночной ссыкун, несколько изменившись в анфас и профиль — с распухшими челюстью и сломанным носом в комплекте с шикарными синяками под обоими глазами, но все же вполне узнаваемый.

— Ты!!! — Увидев, устремился ко мне, вытянув указующий перст в мою сторону.

— Я тебе сейчас еще и палец сломаю, — не дал я ему высказать претензий. — Тыкать пальцами, по меньшей мере, невежливо. Хочешь что высказать, найдешь меня после обеда. А пока на тебя нет времени.

— Да я тебя… — остановившись, тем ни менее, на безопасном расстоянии.

— Заткнись, — оборвал его сопровождающий меня хольд. — Не до тебя.

Тип замер, похоже, он был из дружинников и моего сопровождающего прекрасно знал.

Владетельный дедуля был страшно зол, как впрочем, и я сам. Юноша, любящий нарушать положения статьи 159-й Административного Кодекса Российской Федерации, добил те остатки хорошего настроения, что уцелели от утреннего общения с двумя весьма симпатичными, несмотря на синяки, девушками.

В слишком знакомом зале было достаточно много народа, к счастью в доспехах всего двое, стоящих за спинкой кресла ярла. Сам ярл сидел в кресле в белой траурной рубахе, без вышивки.

Сторону обвинения представляла кучка орков, душ восемь, включая обоих пострадавших. За прокурора канал коренастый жилистый тип в возрасте, с весьма кровожадным выражением лица рассматривающий меня.

Сторону защиты никто не представлял. Во всяком случае, явно.

Речь свою прокурор начал с матюгов, пройдясь по моим родителям, родителям моих родителей (у дедули дернулся уголок рта, лицо стало не менее кровожадным, чем у прокурора, зал в районе кресла ярла возмущенно зашумел) и прочим родственникам. Потом пояснил, что его сын ужасно покалечен и от меня ему, Бьерну Черному Мечу, нужна только кровь. Потом увидел физиономию деда, несколько сбился с мысли и согласился удовольствоваться вирой, но только в том случае, если я дополнительно к ней самой оплачу услуги доктора, в смысле мага. Если же маг не поможет, то так и быть, тогда я за свою добрую волю останусь жить, но руку он и мне сломает.

Дед тем временем справился с чувствами, морда приняла безмятежное выражение, только глаза продолжали злобно зыркать в сторону обвинения, которое, по причине своей низкой квалификации, не удосужилось подготовиться к процессу. Например, разузнать родственные связи обвиняемого, но, тем не менее, лихо высказывающего свое к ним отношение в несколько рискованных выражениях. За которые, вообще-то, в Оркланде обычно убивают. Если, конечно, матершинник не намного выше уровнем.

Мне стало смешно. Всякие шансы получить с меня что-то по суду обвиняющая сторона потеряла начисто. А насколько я понял ярла, он еще и слов этого Бьерна ему не простит. Кто бы за тем не стоял. Можно сказать, передо мной стоял и брызгал слюной в мою сторону без пяти минут труп, имеющий весьма призрачные шансы уцелеть и то, только если вовремя подскажут, в какое дерьмо его занес длинный язык.

Потом прикинул свои дальнейшие действия, пока ярл начал допрашивать пострадавших. Четыре полосы на щеке более-менее сохранившего боеспособность не дали ребятам увернуться от признаний о цели визита. О вторжении в мою комнату они, кстати, умолчали.

— Что, без насилия никак было не обойтись? — Презрительно ухмыльнулся ярл.

— Да кто они такие, чтобы отказывать! — Закипятился пострадавший, — рабыни! Эта эльфийская сука кровь мне пустила.

В зале захихикали. Дед тем не менее сохранил серьезность. Несмотря на явное презрение, которое своим обвинением вызвал пострадавший, его серьезность от этого никуда не делось. Раб за пролитую кровь свободного подлежал смерти. Если, конечно, не защищал имущество или интересы хозяев. Так же понимание среди орков встречали рабы, убившие за свою женщину, хотя тут в большинстве случаев решал хозяин. Обвинение хозяина раба в убийстве, как владельца движимого имущества, на тинге перспектив не имело, но возможность кровной мести могли заставить поступиться совестью и правосудием представителя слабого рода. Тут же обе девушки были свободны, а я вообще посторонний, который, кстати, вообще не имел права кого-то калечить или убивать, вступаясь за рабыню. Даже если рабыня — это моя женщина.

— А почему ты решил, что они рабыни? — спокойно спросил дед. — Они просто пленницы, пришлют выкуп, опять станут свободными. И не просто свободными, а из хороших родов.

Юноша открыл и закрыл рот. Строго говоря, дед был прав, при всей призрачности границы между рабами и пока просто пленными она в орочьих понятиях все же присутствовала. На островах, бывало, пленниц даже в жены брали, в материковых кланах такое было гораздо реже, но тоже случалось. Не говоря уже о том, что весло забитого трофеями корабля с недостатком численности в команде психологически гораздо комфортнее вручить пленному, а не рабу.

— Какая разница! — Заорал папаша Бьерн, чувствуя, что упускает инициативу. — Пусть пленницы, но все равно не свободные. Это не его женщины, не в праве он был свободных за них калечить.

— Как дело было? — Не обращая на него внимания, обратился ко мне ярл.

Я обрисовал ситуацию.

— Проснулся оттого, что за стеной кричат и бьют кого-то. Потом у меня выбили дверь (тут я слегка приврал, щеколда закрыта не была), появилась эта морда. — Указал на поцарапанного, выразив жестом как можно большее презрение обоим приятелям.

Бьерн сжал кулаки. Сам виноват, сразу видно, что у него сынок собой представляет, по одним собутыльникам — наглое чмо, с претензиями. Сам Бьерн был явно весьма умным, жестким и сильным мужиком, добившимся всего своим горбом, на сынке которого, к несчастью, природа отдохнула. И друзей себе нашел таких же. Теперь тупорылый сынок с не менее тупорылым другом втравили папу в очень большие неприятности. Не в последнюю очередь, видимо, по причине приукрашенной версии событий, приведших к получению телесных повреждений, что озвучили отцу.

— С бабой в кулаке, — продолжил я, — залепил ей такую плюху, что чуть голова не отлетела. Платье рванул и на кровать бросил. А там я. Я ему и сказал, мол, все, друг, спасибо, можешь идти.

— Врешь, ублюдок, — заорал Бьерн и толкнул поцарапанного, — говори, как дело было!

— Он сказал мне, что бы я эльфийку, — по стенам зашептались, — в покое оставил.

— Конечно, раз ко мне в комнату не только затащил и на кровать бросил, но и даже платье разорвал, то я счел это подарком, так сказать, за счет будущей дружбы. Чтобы меня не оскорбило вторжение ночью в мои покои. — Ярл ухмыльнулся. По стенам тоже послышались смешки, судя по всему, симпатии были на моей стороне. Слишком резкие ночные вторжения обществом не одобрялись, хозяин был обычно вправе прикончить визитеров, не разбираясь, что им там понадобилось. Я продолжил эксплуатацию успеха. — Мол, спасибо за женщину, тебе очень благодарен, но ты тут лишним будешь. Подсказчиков мне не надо, сам справлюсь.

Общество начало посмеиваться довольно откровенно. Оппонент ощерился, на изукрашенной кровоподтеками и черными синяками зеленой морде выражение смотрелось довольно забавным.

— В моей комнате на моей кровати для посторонних места нет. А кто решит, что есть, будет потом на своих кишках валяться. — Сделав паузу для пущего эффекта, абсолютно серьезным голосом добавил я.

— И что дальше? — продолжил расспросы ярл.

— А дальше он зачем-то за кинжал схватился. — Пожал я плечами. — Пришлось его бить, пока не зарезал.

— Я за эльфа его принял, — попытался оправдаться виновный. В зале заржали.