Мама Стифлера - Раевская Лидия Вячеславовна. Страница 18

— А это я, Витя. — Я вздохнула, и потрепала полуобморочную тушку по щеке. — Пойдём, самовар вздуем, родимый.

Самовар мы вздувать даже не начали, как у меня в сумке раздался голос: „Здравствуй, дорогой друг. Пойдём бухать?“

— Меня вызывает Таймыр. — Веско доложила я Паше, и вышла в прихожую.

— Чего тебе? — Рявкнула я в трубку, одновременно дёргая ручку на двери в туалет.

— Воды-ы-ы-ы… — Стереозвуком в оба уха ворвался Ершовский стон.

— Какой, блять, тебе воды, уёбище поносное? — Я слегка занервничала. — Ты в сортире сидишь, квазимода! Хоть упейся там из бачка! Хоть жопу мой! Хоть ныряй бомбочкой! Долго я буду с твоим гуманоидом тут сидеть? Я его боюсь, у него глаз дёргается, и вилы на кухне стоят, прям возле холодильника.

Раздался щелчок, и дверь туалета приоткрылась. Я расценила это как предложение войти, и вошла.

И очень зря.

— У Паши воды нет! — Простонала с унитаза Ершова, и заплакала. По-настоящему.

Мне стало не по себе. Присев на корточки, я схватила Юлькины ладони, и начала их гладить, приговаривая:

— А мы ему купим водичку, Юль. Купим пять литров, и он попьёт. Он не умрёт, ты не переживай. Я щас сама…

— Дура, блять! — Юлька выдернула из моих рук свои ладони, и трагически воздела их к небу. — У него воды в доме нет! Вообще! В кране нет, в трубах нет, и в бачке унитазном, соответственно, тоже нет, я проверила! Но поздно. Ничего уже не исправить.

С этими словами Ершова вновь завыла как оборотень.

— Ты насрала? — Я начала издалека.

— Нет! — На ультразвуке взвизгнула Юлька. — Я не насрала! Я навалила мамаев курган! Я, блять, сижу на его вершине! Что делать-то будем, а?! Как мы кал утопим?

Честно сказать, я дохуя раз в своей жизни попадала в дерьмовые ситуации. В дерьмовые и идиотские. Но это ведь было до сегодняшнего дня. И теперь я точно могу сказать: у меня никогда не было дерьмовых и идиотских ситуация. Не было. Пока я не вошла в этот сортир. Дерьмовее ситуацию представить трудно. Но делать что-то было нужно. И срочно. Потому что у Юльки истерика, а у Паши-гуманоида вилы на кухне, нехороший взгляд, и нет воды.

Я поднялась с корточек, и твёрдо сказала:

— Короче, я пойду за водой, а ты пока закидывай свой курган салфетками. Иначе мы его не потопим. Я-то знаю.

Юлька смотрела на меня как на Вову Невопроса. Затравленно, и с ужасом. Я похлопала её по спине:

— Всё будет хорошо. Ведь я с тобой.

И я даже криво улыбнулась. Почти позитивно. После чего покинула туалет.

Юлькин Рики Мартин со взглядом Чикатилы, сидел на кухне, крепко прижав к себе вилы, отчего я не решилась подойти к нему близко, и крикнула из прихожей:

— Что-то жажда меня одолела, Витя! Дурно мне что-то. И Юлии тоже подурнело малость. Нервы, духота, чувства — сам понимаешь. Не найдётся ли у тебя стаканчика водицы? Литров пять-десять?

— Пепси есть. — Паша не отпускал вилы, и пугал меня ещё больше чем Юлька. — И пиво Очаковское. Поллитра осталось ещё.

— А как же ты срёшь, Витенька? — Действовать надо было решительно. Юлькины стоны из туалета доносились всё сильнее и сильнее.

— К соседям хожу. — Рики Мартин поднял вилы, и постучал ими в потолок: — У нас по всему стояку воду перекрыли, уж три дня как. У соседей снизу трубу прорвало.

— Заебись. — Я широко улыбнулась. — Дело крепко пахло говном. Причём, в прямом смысле. — Пепси я не пью, а у Юлии с пива отрыжка. Нам бы водицы обычной. И поболе. Сгоняй-ка в магазин, Витёк. А мы тут с Юлей пока закуску постругаем. Ну, что стоишь? Бери свои вилы — и пиздуй, за оградой дёргай хуй, как говорится.

Паша кивнул, бережно прислонил вилы к холодильнику, и вышел из квартиры, закрыв нас с Юлькой с обратной стороны на ключ. А ведь я была уверена, что он неизлечим. Приятно иногда ошибаться в лучшую сторону.

— Ну что? — Высунулось в прихожую заплаканное Юлькино лицо. — Я всё закидала. Когда топить будем?

— Через пять минут. Расслабься, и постарайся больше не срать.

— Мне кажется, я больше никогда уже срать не буду… — Юлька всхлипнула, и снова скрылась в своём убежище.

Через пять минут я постучалась к Юльке, и принесла ей щастье.

— Держи. — Я бухнула на пол пятилитровую канистру „Святого источника“, а Юлька отшатнулась.

— Блять, неудобно-то как… Святой водой говно смывать.

Я устало присела на край ванны, и достала из кармана сигареты.

— Слушай, ты или туда, или сюда. Или мы смываем говно „Святым источником“, или я ухожу домой, а ты объясняй своему Вите, почему ты навсегда остаёшься жить в его сортире.

Ершова секунду боролась сама с собой, а потом с усилием подняла канистру над унитазом.

— Куда-а-а?! — Я вырвала у Юльки тару с водой. — Он второй раз в магазин не пойдёт, он нас вилами подхуячит! С умом воду трать, дура. Давай, я буду лить, а ты ёршиком помогай.

Последующие пять минут мы с Юлькой совместными усилиями топили кал.

Кал не топился. Более того, кал начал вонять. А на что стал похож унитазный ёршик — я даже рассказывать не буду.

Стук в дверь заставил нас с Юлькой вздрогнуть.

— Юлия, а вы там уже попили? — Раздался голос за дверью.

— В любой другой ситуации я бы сейчас ржала как ебанутая. — Тихо прошептала Юлька, и зачавкала в толчке ёршиком как толкушкой для картошки. — Но кажется, у меня щас будет истерика.

— Не будет. — Я подлила в Юлькино пюре святой воды, и крикнула:

— Допиваем уже третий литр! Скоро выйдем!

За дверью что-то заскрипело. Видимо, Пашины мозги. Скрип был слышен минуты полторы, а потом снова раздался голос. На этот раз вкрадчивый:

— А вы там точно воду пьёте?

— Нет, мы подмываемся! — Юлька воткнула ёршик в унитаз, и выпрямилась. В выражении её лица угадывалась решимость. — Ты же хочешь ебаться, Павлик?

Я мысленно перекрестилась. Одной проблемой меньше, Юлькино слабоумие чудесным образом самоисцелилось.

— А вы сами хотите? — Последовал еврейский ответ из-за двери.

— Мы-то? — Юлька кивнула мне головой, давая знак, чтобы я снова подлила в пюре водицы. — Мы, Паша, тут уже полчаса ебёмся, ты не представляешь как. Я три раза кончила, а Лидка раз пять, не меньше.

Я посмотрела на Юльку с благодарностью, и снова начала лить воду.

За дверью снова послышался скрип мозгов, потом сопение, и, наконец, звук расстёгиваемой молнии…

Мы с Ершовой переглянулись.

— Блять… — Тихо сказала Юлька, и села на край ванны.

— Сука, он щас дрочить будет… — Внезапно во мне открылся дар предвидения.

— Эй, девчонки? Чё молчите? Кто щас кончает? — В голосе Паши послышалось нетерпение. Юлька растерянно посмотрела на меня.

— Ершова, у него вилы… Вот такущие, блять.

— Тогда начинай. — Юлька снова яростно заработала ёршиком, а я заголосила:

— Да, зайка, ещё! Давай, малыш, не останавливайся! Соси сосок!

— Если он щас ответит „Соси хуёк — у нас глазок“ — все наши труды пойдут прахом. Я снова обосрусь. — Юлька заглянула в унитаз, и подала мне знак подлить воды.

— Киску! Киску лижите! — Исступлённо орали за дверью, и чем-то чавкали.

— Чо смотришь? — Я исподлобья глянула на хмурую Юльку. — Лижи давай.

— Какая у тебя киска, Лида! — Заорала Юлька, затрамбовывая своё пюре в унитазную трубу. — Как она свежа! Как нежна! Как лыса! Кончи мне в рот, маленькая сучка!

— Кончаю-ю-ю-ю! — Заорала я, и одним махом опрокинула всю оставшуюся воду в унитаз.

— Я тоже кончила. — Юлька заглянула в толчок, и покачала головой. — Штирлиц, вы провалились. Кал не утонул.

— Оу-у-уа-а-а-а-а-ы-ы-ы-ы, мама-а-а-а-а!!!! — Послышалось из-за двери, и Юлька бросила на пол ёршик.

— Дёргаем отсюда, Лида. Дёргаем, пока он не отошёл. На счёт „Три“. Раз… Два… Три!

Юлька резко толкнула вперёд дверь, и выскочила первой, наступив на скорчившегося у туалетной двери Павлика. За ней рванула я, краем глаза отметив, что выход из квартиры находится гораздо ближе, чем вилы.

— Ы-ы-ы-ы-ы! — Снова взвыл бывший Юлин возлюбленный. А вот нехуй дрочить под дверью, которая открывается наружу.