Увидеть лицо (СИ) - Барышева Мария Александровна. Страница 60

Как она могла появиться здесь?!

Борис судорожно сглотнул и зажмурился. Потом открыл глаза и посмотрел на пустую тумбочку. Обернулся и взглянул в мокрое стекло. Потом плотно закрыл шторы, схватил со стула рубашку и, надевая ее на ходу, быстрыми шагами вышел из комнаты, ни разу больше не оглянувшись. Дверь громко хлопнула за его спиной.

Ей казалось, что в доме достаточно хорошая звукоизоляция, но когда в комнате под ней кто-то со всей силы хлопнул дверью, звук получился такой силы, будто дверь хрястнула о косяк в миллиметре от ее уха. Кристина от неожиданности и испуга подпрыгнула на креслице, мазнув рукой по зеркальной крышке стола и смахнув на пол только что тщательно приготовленные кокаиновые полоски.

— Вот блядь! — зло сказала она, глядя на припудренный порошком пол. Потом повернула руку и лизнула предплечье там, где прилипли белые крупинки, с усилием дотянувшись до них языком.

Будь этот кокаин ее личной собственностью, Кристина не поленилась бы спуститься этажом ниже и устроить грандиозный скандал. Но кокаин был чужим — она нашла его на полке в своей комнате в золоченой китайской шкатулочке — чудный пластиковый мешочек и чудная серебряная трубочка. И порошка в этом мешочке оставалось еще прилично.

Брать его было очень неосмотрительно, даже опасно — это не сигареты и не вино, но Кристина ничего не смогла с собой поделать. Едва она открыла шкатулку, как руки сами потянулись и объяснять им что-либо было бесполезно. Они знали, что нужно ее телу и что нужно ее бедному усталому мозгу. И они знали, что в пакетике еще до того, как открыли его. Вообще-то Кристина редко баловалась кокаином, обычно предпочитая в качестве допинга смешной табак, но в этот раз, как назло, с собой ничего не было. А тут такой подарок!

Кристина деловито приготовила новые полоски и склонилась над ними, откинув на спину мешающие черно-красные пряди волос. Через несколько секунд она выпрямилась, несколько раз шмыгнула носом, потерла его большим и указательным пальцами и откинулась на спинку кресла, прислушиваясь к ощущениям. Потом бросила серебряную трубочку, и та легко звякнула о зеркальную столешницу, в которой отражался резной потолок из темного дерева. Звук получился удивительно значительным и наводящим на размышления. Кристина оттолкнулась ногой от пола, и кресло, в котором она сидела, несколько раз повернулось вокруг своей оси, и круглый потолок над ней медленно поплыл — от начала к концу и снова к началу. Кристина легко улыбнулась, подумав, что комната похожа на колодец — огромный колодец, в котором она — как отражение невидимой осенней луны.

Полки тоже плыли по кругу — множество полок на стенах, полок длинных и темных, полок, заполненных статуэтками и шкатулками, цветными свечами причудливых форм и связками ароматных благовонных палочек, металлическими кувшинчиками, чайничками и чашками, сверкающими кристаллами и расписными раковинами, и по все комнате — занавеси из стеклянных шариков, крошечных золотистых фигурок, ракушек — ажурные, блестящие, изящные, таинственные… Комната-загадка. Комната для нее.

Вращаясь в кресле, она слушала, как барабанят за окном дождевые капли. Звуки были разными, и Кристина сейчас могла бы безошибочно сказать, какая капля ударяется о землю, какая об асфальт, какая о цветок, а какая — о ветку дерева. Она слышала, как над особняком и бесконечным лесом неторопливо ползут сонные тучи. Она слышала шаги спускающейся к утру ночи. И она слышала, как горит свет — противный сверлящий звук, от которого у нее постепенно начинала болеть голова.

Кристина резко встала, отчего четки и цепочки с крестами и заговоренной жемчужиной коротко колыхнулись в вырезе ее халата. Раскинув руки, она несколько раз повернулась вокруг себя, запрокинув голову, полузакрыв глаза и тихо напевая, почти не шевеля губами:

Кристина улыбнулась и открыла глаза. Было так хорошо, не хватало толь-ко музыки и свет горел слишком громко. Она подошла к музыкальному центру и включила его. Поставила диск Оливера Шанти, за которым совсем недавно ходила в гостиную, и, нажимая на кнопку воспроизведения, усмехнулась, вспомнив дверь в комнату Ольги, захлопнувшуюся сразу, как только она открыла свою. Та тоже за чем-то бегала, и Кристина была почти уверена, что Ольга ходила на кухню. Она всегда безошибочно ощущала чью-то потребность в алкоголе или наркотиках.

Кристина погасила свет, щелкнула зажигалкой и пошла вдоль круглой стены, и вслед за ней одна за другой расцветали бесчисленные свечи и, закручиваясь спиралью, начинали тянуться вверх ароматные дымки благовоний. Вскоре комната наполнилась танцующими огоньками и прыгающими тенями.

Она взяла с одной из полочек очередную, еще не осмотренную шкатулочку — золотистую, расписанную павлинами — и снова опустилась в кресло.

Потолок, теперь казавшийся более низким, снова плыл над ней. Ее лицо то выступало из темноты, то вновь пропадало в ней, словно растворяясь, красно-черные волосы разметались по плечам острыми хищными прядями, на губах застыла отрешенная улыбка; поджав под себя ноги, она кружилась в самом центре мистической индейской музыки, постигая тонкости каждой проходящей мимо секунды, в то время как ее пальцы постигали содержимое шкатулки. Постепенно кресло кружилось все медленнее и медленнее, потом Кристина резко выпрямилась и, уперевшись в пол босой ногой, остановила его вращение. Встала, подбежала к выключателю, и тьма проворно разбежалась по углам, прихватив с собой и мистику. Обнаженные свечи приобрели нелепый вид, но Кристине сейчас было не до этого. Она снова плюхнулась в кресло, перевернула шкатулку вверх дном и высыпала ее содержимое себе на колени. При этом крышка выскользнула у нее из рук и со звоном ударилась о пол.

Ее пальцы, перебиравшие горку вещей на коленях, заметно дрожали. Она брала каждую и подносила близко к лицу, потом роняла и брала следующую.

Простенькое посеребренное колечко с пятью красными камешками. Два детских переливных календарика со сценками из старых мультфильмов. Красивая пестрая лакированная ракушка. Серебряная монета 1913 года, достоинством в двадцать копеек. Гашеные вьетнамские марки со змеями и цветами. Значок с головой ахалтехинской лошади. Несколько старых купюр по десять и двадцать пять рублей с профилем Ленина. Вкладыши-наклейки от жевательных резинок. Пластмассовые сережки-гвоздики в виде розовых бантиков. Ярко разрисованный маленький пупсик-ангелочек. И еще одни серьги — большие красивые серьги-подвески — янтарь, оправленный в серебро.

Нелепый бестолковый набор вещей, которому место в какой-нибудь детской шкатулке среди игрушек. Они и были в детской шкатулке. Когда-то.

Начальная школа, друзья, неизменные веселые и визгливые посиделки у кого-нибудь в гостях, пока родители на работе. Чего они только не собирали тогда — и монеты, и значки, и марки, и календарики… Разглядывали, хвастались, обменивались. Но не всем. Некоторые вещи владельцы наотрез отказывались менять на что-либо, считая их перлами своей коллекции. На них можно было только смотреть и завидовать. Она завидовать не желала.