Просто любовь - Бэлоу Мэри. Страница 34

Сиднем рассмеялся, все еще глядя на нее. По правде говоря, он был глубоко тронут. Он чувствовал, что, говоря так, Энн не старалась всего лишь утешить его.

– Спасибо, мисс Джуэлл, – сказал Сид. – За все годы, прошедшие с тех пор, как это со мной случилось, не нашлось никого, даже среди членов моей семьи, особенно среди членов моей семьи, рискнувших столь откровенно поговорить о том, как я выгляжу.

Внезапно Энн поднялась со скамьи и подошла к одной из решеток, за которые цеплялись розы. Она наклонила голову, чтобы понюхать один особенно красивый красный цветок.

– Я сожалею, – сказала она, – о том, что произошло раньше.

Многое случилось раньше. Тем не менее, Сиднем понял, о чем она говорит.

– Это моя вина, – сказал он. – Я не должен был даже думать о том, чтобы поцеловать вас.

Но он не думал. В этом была вся проблема. Если бы он думал, то никогда бы не подошел к ней так близко. Он отпустил бы ее руку сразу же, как только Энн восстановила равновесие, и отошел от нее.

Энн повернула голову, чтобы взглянуть на него.

– Но это была я, – сказала она. – Это именно я едва не поцеловала вас.

Ее щеки внезапно зарделись.

Ах! Он не понял этого. Того, что она остановила себя, и теперь она чувствовала, что должна извиниться перед ним. Сид посмотрел вниз и смахнул соринку со своих бриджей.

Однажды, около трех недель тому назад, она прикоснулась кончиками пальцев к его щеке, а затем отдернула руку, словно обжегшись.

Сегодня она почти поцеловала его и снова судорожно отпрянула от него.

Внезапно Сиднем осознал, что Энн стоит прямо перед ним. Сид посмотрел на нее, собираясь улыбнуться и предложить пойти взглянуть на дом. Но ее глаза были такими большими и глубокими, что Сиднему показалось, что он может видеть сквозь них ее душу. И вновь Энн прикоснулась кончиками пальцев к тому же месту, которого касалась раньше.

– Вы не уродливы, мистер Батлер, – произнесла она. – Вовсе нет. Действительно не уродливы.

И, наклонив голову, прижалась губами к левой стороне его рта. Ее губы заметно дрожали, и Сиднем почувствовал, что ее дыхание у его щеки было весьма неровным. Но со стороны Энн это не было символическим поцелуем, призванным всего лишь доказать, что у нее достаточно храбрости, чтобы сделать это. Нет, ее губы оставались прижатыми к губам Сиднема так долго, что он почувствовал ее вкус и возжелал ее настолько, что ему пришлось сжать рукой скамью с силой, достаточной чтобы на деревянном сидении остались вмятины.

Подняв голову, Энн опять посмотрела на него как-то по-особенному, так, что ее взгляд сосредоточился на обеих сторонах его лица. И Сид заметил, что глаза ее полны слез.

– Вы не уродливы, – снова повторила она почти яростно, будто желая убедить в этом саму себя.

– Спасибо, – Сиднем заставил себя улыбнуться и даже тихонько засмеяться. – Спасибо, мисс Джуэлл. Вы очень добры.

Он хорошо понимал, чего ей стоило прикоснуться к нему таким образом. Она была сострадательной натурой. Не ее вина, что он чувствовал себя сейчас еще более безрадостно, чем раньше.

У нее был вкус солнечного света, женщины и мечты.

– Могу я показать вам дом? – спросил Сид, вставая.

– Да, пожалуйста. Я весь день ждала этого с нетерпением.

А затем он совершил нечто весьма огорчительное, нечто, чего не делал уже в течение длительного времени. Он предложил Энн свою правую руку, чтобы женщина могла опереться на нее.

Ничего особенного, если не считать того, что ничего не произошло.

Руки не было.

Она шагнула к нему, даже не заметив этого его жеста.

На краткий миг он забыл, что был всего лишь половиной человека.

ГЛАВА 10

Энн очень сильно ощущала его присутствие с того самого момента, как они вошли в прохладный безмолвный дом, и все то время, пока он показывал ей каждую комнату внизу и на верхних этажах. Энн воспринимала Сиднема Батлера как мужчину, как очень сексуального мужчину, к которому ее собственное женское тело испытывало желание, граничащее с болью.

Она была наполовину напугана этими ощущениями, наполовину – очарована ими.

Во время их поцелуя Энн была очень осторожна, стараясь не прикасаться к его правой стороне. Она буквально физически чувствовала эту его правую сторону, опасаясь, что, в конце концов, не выдержит и прикоснется к ней, подобно тому, как люди, боящиеся высоты, страшатся, что могут спрыгнуть с башни или с утеса.

Однако более всего она боялась не его правой стороны.

Целуя Сида, Энн прекрасно осознавала его мужественность и сексуальность, хотя во время поцелуя его губы оставались неподвижными, а его рука так и не коснулась ее.

Именно его мужественности она боялась больше всего.

Или, точнее, своей собственной ущербной женственности.

– Прекрасный дом, – сказала Энн через некоторое время. – Могу понять, почему вы так к нему привязаны. Великолепные квадратные комнаты с высокими потолками. И окна, наполняющие их светом.

В задней части дома окна смотрели на огород и лесистый склон, а из передних был виден цветник и парк. Со всех сторон дом окружала красота. И вдобавок к этому, всего лишь в миле от него раскинулись во всем своем великолепии море и побережье.

– Я влюбился в этот дом в свой самый первый приезд, – сказал Сид. – Есть места, подобные этому, которые покоряют твое сердце сразу и навсегда, хотя мы и не можем найти своим чувствам рациональное объяснение, в то время как другие места, столь же или даже более привлекательные, не в состоянии этого сделать. Мне очень нравятся Глэнвир и коттедж, в котором я сейчас живу, но они не являются тем домом, который мне нужен.

Энн тоже еще не нашла для себя такого места, хотя у нее было счастливое детство в доме ее родителей в Глостершире, и она воспринимала свой коттедж в Лидмере как благословенное убежище. Она также любила школу Клодии, где жила сейчас. Но все это не было домом. И она снова позавидовала мистеру Батлеру, у которого был Ти Гвин, и понадеялась, что герцог Бьюкасл согласится продать ему этот дом. Ти Гвин было местом, где человек мог пустить корни, которое мог оставить следующим поколениям. Это было место, где можно было стать счастливым, вырастить детей, где каждый мог…

Но мистер Батлер собирался жить здесь один.

И ей здесь жить не суждено. Не было никакого смысла мечтать об этом.

– В доме чувствуется приятная прохлада, – сказал Сиднем, когда они, осмотрев все комнаты, стояли в холле, пол, в котором был выложен плиткой. – Устроим ли мы наш пикник здесь, или вы предпочтете посидеть на лужайке?

– Здесь, – сказала Энн. – Позвольте мне сходить за корзиной.

– Мы принесем ее вместе, – ответил он.

Ей следовало бы предпочесть лужайку, подумала Энн десять минут спустя, когда они устроили свое маленькой пиршество за небольшим столом в утренней комнате. Они действительно перегрелись на солнце. Но снаружи было больше звуков природы, отвлекающих внимание, больше того, на что можно было бы смотреть, чтобы легче было отвлечься от того, что они – мужчина и женщина, находящиеся наедине друг с другом, и что между ними происходит нечто, о чем они оба знают и испытывают от этого чувство неловкости.

А потому в комнате царила напряженная атмосфера.

Повар Сиднема Батлера приготовил для них маленькие пирожки с мясной начинкой, сэндвичи с огурцом и яблочный пирог. А также в корзине нашлись большие ломтики сыра и неизменный лимонад. Энн разложила все это на столе по тарелкам, которые также имелись в корзине. И разлила напиток.

Они поели в тишине, а потом, заговорив, взяли для разговора одну из тех несущественных тем, которую могли бы выбрать для беседы незнакомцы. Они, должно быть, провели целых десять минут, обсуждая, как долго, по их мнению, продлится жаркая солнечная погода.

– В прошлое воскресенье после службы я слышал, как один член церковного прихода заметил кому-то еще, – сказал Сид с блеском в глазу, – что все мы обречены страдать из-за яркого солнца и жары, так же, как потом будем страдать из-за ужасной погоды. Вечный пессимист, я бы сказал.