Канал Грез - Бэнкс Иэн М.. Страница 17

«Он хорошо относится ко мне лишь потому, что проводит со мной много времени. Он только притворяется. А что еще ему остается делать? Он ублажает меня; я старая и жалкая, и ему даже мысль такая не приходила в голову, а если я сама сделаю первый шаг, он с отвращением отшатнется, ведь по возрасту я гожусь ему в матери. Нет, все-таки я ему нравлюсь, но он не решается об этом заговорить или сделать первый шаг, боясь потерять мою дружбу, тут нужно откровенное кокетство, которое бы его поощрило. Но если я на это отважусь, он может надо мной посмеяться; мне будет стыдно, а тут очень узкий круг людей; это не Токио, не Саппоро, даже не университет… скорее что-то вроде оркестра. Оркестра на гастролях, когда все живут в одном отеле; такое сравнение, наверное, самое подходящее. Нет, лучше ограничиться дружбой, а то…»

Так она металась в замкнутом круге на попавшем в ловушку судне.

Она поправила его пальцы на грифе виолончели, склонившись головой над его плечом. Она стояла сзади, он сидел на стуле в ее каюте. Очередной урок. В очередной раз сладостное мучение.

– Хм-м… а что это за духи?

– «Кантуль», – ответила она, морща лоб над его пальцами, которым она старалась придать нужное положение. – Я их купила в Панаме, помните?

– Ах, да. – Он замолчал, и они оба стали смотреть, как она расставляет его пальцы так, чтобы они в нужных местах зажали струны.

– Когда я был в Японии, – сказал он, – женщины там почти не пользовались духами.

Она улыбнулась, наконец-то ей удалось поставить его руку как надо. Она перешла на другую сторону и принялась за ту руку, которая держала смычок.

– О, мы тоже душимся, хотя, наверное, не так уж много, – сказала она. – А я к тому же очень… вестернизованная женщина.

Она улыбнулась и повернулась к нему лицом.

Так близко! Она почувствовала, как дрогнула улыбка на губах.

– «Кантуль», – кивнул он, выговаривая это слово как она. – По-моему, очень приятные.

Она поймала себя на том, что смотрит на его рот.

Он еще раз понюхал и на мгновение наморщил лоб:

– Нет, опять пропало.

Ее сердце громко застучало. Он заглянул ей в глаза. Ее сердце! Он не может не услышать, он должен почувствовать его сквозь ее грудь, блузку, сквозь свою рубашку, плечо; должен!

Она склонилась ниже над его плечом, чтобы видеть виолончель. Сняла свою руку с грифа виолончели и поднесла к своей шее. Отведя в сторону прядь волос и пальцами отогнув ухо, тихо сказала:

– Ici. [21]

Они нашли затонувшую лодку, когда фал был почти полностью размотан. Филипп водил фонарем из стороны в сторону, и в какой-то момент, когда он повернул фонарь, они оба увидели, как на темном фоне блеснуло что-то белое. Когда он вновь навел фонарь на это место, перед ними появилась ровная белая линия, край чего-то искусственного. Явное изделие человеческих рук. Филипп обернулся к Хисако, указывая на него рукой. Она кивнула. Когда они подплывали к белому треугольнику, оранжевый фал изогнулся плавной дугой.

Это оказалась открытая лодка без мачты, длиной в шесть или семь метров. Она была сделана из стекловолокна и лежала на дне озера ровно, без видимых повреждений. Изнутри она была заполнена слоем ила толщиной около четверти метра. Интересно, как давно она затонула, подумала Хисако, и насколько точно можно это определить по накопившемуся внутри илу. Очевидно, это была рыбацкая лодка; на носу из-под ила проступали змеящиеся веревки, а посредине, словно пучок странных ячеистых водорослей, колыхался край сети. Филипп подплыл к корме и обнаружил подвесной мотор, который они сначала не заметили, потому что он был совершенно черный и сравнительно маленький. Филипп возбужденно указал на него.

И тут, словно некий призрачный звук, она услышала шум подвесного мотора.

Она напряглась; почувствовала, как расширились ее глаза. От ужаса у нее перехватило дыхание. С трудом переведя дух, она прислушалась. Филипп, словно ничего не заметив, продолжал изучать затонувший двигатель.

«Тр-р-р», – отчетливо раздавался в ушах резкий звук. Она потрясла головой, но звук никуда не делся, затем почувствовала облегчение, увидев, что Филипп тоже поднял голову; его лицо под маской было удивленным, даже встревоженным. Она кивнула, затем, ткнув пальцем в свое ухо, указала наверх и на подвесной двигатель в руках Филиппа.

Звук приближался. Ей почудилось, что она слышит работу не одного, а нескольких винтов, вращающихся на больших оборотах. Филипп торопливо сделал ей знак рукой и стал что-то делать со своими фонарями, выразительно показывая на них. Его фонари мигнули и погасли. Мгновенно поняв, в чем дело, она выключила свой.

Они очутились в непроглядной тьме. Серп луны был совсем тонок, а к вечеру ветер нагнал облака, и все небо над озером было затянуто тучами. До стоянки судов отсюда было больше километра. Глаза ее ослепли. Тело ощущало движение воды, фонари в руке казались невесомыми. Она отпустила их, чтобы почувствовать на запястье слабый рывок натянувшегося ремешка, который легонько потянет ее вверх. Затем снова подтянула фонари к себе. Шум винтов усилился, в нем чудилась злоба и ненависть; стон утопленника.

Какая-то черная сила стиснула горло, словно морская змея обвила ее шею. Она силилась продохнуть, стараясь сосредоточиться на тонком клокочущем звуке приближающихся лодок, но ужасное ощущение только усиливалось, перекрывая доступ воздуху, заставляя судорожно вздыматься горло. Она ощупала маску, шею. Руки ничего не нашли – шея была свободна.

Хисако обмякла, расслабила мышцы, покоряясь неизвестному.

Она зависла на месте, руки расслаблены, одна висит плетью вдоль туловища, другая поднята над головой в ту сторону, куда ее подтягивает слабая положительная плавучесть фонарей, ноги болтаются, голова опущена на грудь, глаза закрыты.

Понемногу удушье начало отпускать. Она не знала, поднимается вверх или опускается вниз.

Тюк, тюк, тюк.

Ага!

Звук моторов достиг пика громкости и начал удаляться. Ее ласты дотронулись до мягкого ила на дне озера, а она продолжала опускаться, ее ноги начали медленно подкашиваться, сгибаясь в коленях. Она почувствовала на бедрах холодное касание взбаламученного ила. Тогда она остановилась, достигнув равновесия.

Ну вот. Она сделала на пробу несколько глубоких вдохов. С этим все в порядке. Хисако открыла глаза и огляделась в кромешной тьме. Она поднесла к глазам часы – не только для того, чтобы узнать время, но желая заодно убедиться, что она еще видит. Циферблат тускло засветился перед глазами. Они пробыли под водой всего десять минут; в запасе еще остается уйма воздуха.

Звук подвесных моторов резко оборвался. Она подтянула к себе фонарь, так чтобы снова взять его в руку.

Она попыталась вспомнить, с какой стороны была затонувшая лодка. Вероятно, ее стоит поискать, чтобы найти Филиппа. А если она ошибется, выберет не то направление? Можно начать плавать расширяющимися кругами, пока не наткнешься на фал, который приведет ее к лодке… если она не проплывет выше или ниже его.

Можно всплыть на поверхность; волнения сегодня нет, и, ориентируясь по огням стоящих на рейде судов, она выплывет к катамарану. Но тогда ее могут заметить с лодок, которые где-то остановились, проплыв у нее над головой, а кто в них сидит – неизвестно.

Лучше немного подождать. Скажем, десять минут. Дождаться, пока не увидит фонарь Филиппа или пока не услышит, что лодки уплыли. Она отстегнула защелку на ножнах большого подводного ножа, висевшего у нее на боку, отчасти для собственного успокоения, чтобы показать себе, что сделала все возможное в сложившихся обстоятельствах, отчасти действительно для того, чтобы в крайнем случае было чем защититься.

Сидя на коленях в мягком иле среди кромешной тьмы, она ждала, медленно дыша и время от времени осматриваясь вокруг.

Тонкий воющий звук снова раздался через семь минут; первый мотор, затем второй… может быть, еще один. Она повернула голову в ту сторону, откуда, казалось, он доносился. Она решила подождать, пока не стихнут эти звуки, накинуть еще минуту и только тогда включить фонарь.