Кровная связь - Айлс Грег. Страница 31

– Нет.

– А как же наличие слюны в ранах?

– И опять же, слюна может принадлежать Малику. Но более вероятно, что это слюна сообщника, если он у него есть. Или убийца вообще может мазать раны слюной посторонних людей.

– Откуда, черт меня побери, он может ее взять?

Я пожимаю плечами.

– У одного из своих пациентов? Пока что анализ слюны показал лишь, что она принадлежит белому мужчине кавказской национальности.

Шон переваривает услышанное.

– Пожалуй, все, что нужно Малику, – это плевок какого-нибудь парня, которого, как он знает, нам и в голову не придет проверить. Здесь все более-менее понятно. – Он отпивает глоток кофе. – Но мне не дает покоя этот парализующий выстрел.

– Он не всегда оказывает парализующее действие. – Я перебираю отчеты о вскрытии предыдущих жертв. – Назови его обездвиживающим.

– Это игра слов. Все дело в том, что стрелок – мастер своего дела.

– В факсе, который ты мне прислал, говорится, что Малик служил во Вьетнаме. Санитаром, по-моему. Это значит, что он, скорее всего, участвовал в боевых действиях.

– Одно это не делает его прекрасным снайпером. Особенно в обращении с пистолетом.

– У Малика есть огнестрельное оружие, зарегистрированное на его имя?

– Есть. Автоматический «кольт» сорок пятого калибра.

Убийства были совершены с помощью пистолета тридцать второго калибра.

– И вы уже обыскали дом Малика?

– Сверху донизу. Но оружия не нашли, причем никакого.

– А что же вы нашли? Дом психотерапевта… Там наверняка должны быть всякие необычные штуковины.

Шон машет рукой, делая знак, чтобы я не отвлекала его. Он всегда мыслил более прямолинейно, нежели я.

– Давай пока остановимся на оружии. Если хочешь знать мое мнение, то выбор оружия для такого преступления представляется мне по меньшей мере странным.

– Да, оно скорее подходит для дамской сумочки. Обычный пистолет «на всякий случай», а не оружие для преднамеренного убийства.

Шон согласно кивает.

– Или запасной пистолет полицейского.

– Во всяком случае, свое дело он сделал. – Я указываю на снимок обнаженного тела полковника Фрэнка Морленда с аккуратной дыркой во лбу. – Мы должны узнать, не посещает ли Малик тир или стрельбище. Попробуй выяснить, не знает ли кто-нибудь его как хорошего стрелка.

– Оперативная группа уже занимается этим. Нужно выйти за рамки привычного, Кэт. Придумай что-нибудь такое, что они упустили. Что-нибудь вроде зубных протезов.

– Ты собираешься рассказать оперативной группе мою теорию на этот счет?

– Конечно, – небрежно роняет Шон. – Я поддерживаю постоянный контакт с Джоном Кайзером. Для федерала он совсем неплохой парень.

– Ты собираешься сказать ему, что это моя теория?

Шон замирает, на лице его появляется выражение неуверенности.

– А ты хочешь, чтобы я упомянул об этом?

– Что, если я отвечу «да»?

– Если ты скажешь «да», я расскажу ему о том, что это твоя идея.

Я в упор смотрю ему в глаза.

– Я говорю «да».

– Ну хорошо. Я скажу ему.

Шон выглядит искренним, но я не могу не думать о том, сдержит ли он свое обещание.

Фотография полковника Морленда наводит меня еще на одну мысль. При расследовании некоторых серийных убийств тщательный осмотр первого места преступления зачастую позволяет раскрыть дело «по горячим следам». Причина проста. Серийные убийцы, подобно всем одержимым и увлеченным людям, с практикой обретают все больший опыт и сноровку. А вот при совершении своего первого убийства они часто нервничают – может, они вообще не собирались никого убивать, – поэтому совершают грубые и нелепые ошибки. Ошибки, которые они никогда не допускают и не повторяют позже. Вот только убийца НОУ, судя по всему, не принадлежит к их числу.

– Синдром первой жертвы, – говорю я, зная, что Шон поймет, что я имею в виду.

– Да?

– Он ничего нам не дал.

– Правильно.

– Почему?

– Этот малый – гений в своем роде. Или чудовище. – Шон качает головой, и на лице у него появляется нечто похожее на уважение. – То же самое, как если бы он откуда ни возьмись появился на стадионе «Янки-стэдиум» и запустил не берущуюся подачу. И с тех пор он только и делает, что подает не берущиеся мячи.

– И о чем это говорит?

– Или он уже убивал раньше, или…

– Или ему многое известно об убийствах, – заканчиваю я.

Шон кивает.

– Да.

– А кто может много знать об убийствах?

– Полицейский.

– Кто еще?

– Технический эксперт. Судебно-медицинский эксперт. Патолог. Любитель детективной литературы.

– Психиатр, – негромко добавляю я.

На Шона мои слова, похоже, не производят впечатления.

– Может быть. К чему ты клонишь?

– Я хочу сказать, что в самый первый раз любой убийца совершает ошибки. Необязательно технические. Например, он может ошибаться в выборе жертвы. Почему первым был убит полковник Морленд? Или это случайность? Я так не думаю. Тому должна быть веская причина.

– Над этим ломает голову и Кайзер, Кэт. Оперативная группа изучает семью каждой жертвы буквально под микроскопом.

– Потерпи немного, я еще не закончила. Есть ли возможные подозреваемые в семействе Морленда? Он же не местный, правильно? Поселился здесь после выхода в отставку.

– Да, у него здесь живет дочь, а в Билокси сын. Его дочь, Стэйси Лорио, профессиональная медсестра.

Шон перебирает стопку бумаг на столе и находит фотографию размером пять на семь дюймов. На ней запечатлена блондинка тридцати с чем-то лет с суровым выражением лица.

– Тридцать шесть лет, разведена. Работает в двух местах. В частной клинике, а по вечерам – в изоляторе Тоуро.

– Алиби на даты совершения убийств?

– Железобетонное.

– Сын?

Шон находит еще одну фотографию, на этот раз моментальный снимок для бумажника. На нем изображен симпатичный мужчина в синей форме.

– Фрэнк Морленд-младший. Майор военно-воздушных сил. Служит на авиабазе Кислер. Имеет большую семью, примерный семьянин. Увешан медалями до пупа. Его алиби тоже непробиваемое.

– И никто из них не замечен в связях с Маликом?

– Мы ничего не обнаружили.

– Проклятье! – Я ерзаю на стуле и отпиваю глоток кофе. – Хорошо, давай пока оставим это. Поговорим лучше о пациентах Малика. Вы еще не знаете, не лечил ли Малик кого-либо из членов семьи Джеймса Колхауна?

На губах Шона играет слабая улыбка.

– Держу пари, тебе это понравится.

– Что именно?

– Малик по-прежнему отказывается предоставить нам эти сведения.

– Он еще не дал вам список своих пациентов?

– Нет. Он настаивает на сохранении отношений между врачом и пациентом в тайне.

– Но в таком деле это не пройдет, правильно?

Шон качает головой.

– Нет. Мы можем убедить судью, что существует высокая вероятность того, что убийца выбирает свои жертвы из базы пациентов Малика. Это создает непосредственную угрозу жизни что является вопросом общественной безопасности. В таких случаях врачебная тайна может быть нарушена.

Шон знает, о чем говорит. Три года назад он получил степень по юриспруденции, обучаясь на вечернем отделении. Собственно говоря, ему не очень хотелось учиться, но после того как его ранили при исполнении служебных обязанностей, он позволил жене убедить себя в том, что пришла пора подумать о смене работы. Надеясь улучшить климат в семье – не говоря уже о финансовом положении, – Шон записался на вечернее отделение, продолжая днем работать детективом. В своем выпуске он был седьмым по успеваемости, ушел из полиции и стал работать на юридическую фирму, занимающуюся уголовными делами. Меньше чем через шесть месяцев он почувствовал, что сходит с ума. Жена умоляла его вступить в штат сотрудников окружного прокурора, но Шон презирал этого деятеля. Он заявил, что возвращается в полицию и что ей придется смириться с этим. Но она так и не смирилась.

– Наш неизвестный субъект, или, говоря языком ФБР, НСУБ, убивает не самих пациентов доктора Малика, строго говоря, – замечаю я. – Он убил родственников двух пациентов. Это все, что вы можете доказать. Может быть, Малик рассчитывает, что этот факт поможет ему уберечь свои записи от полиции.