Барабаны осени. Книга 1. О, дерзкий новый мир! - Гэблдон Диана. Страница 107

— Нет, я не знал этого, — ответил он, искренне заинтересованный. — А почему нельзя?

— Возможно, это из-за апостола Павла, — пожала плечами Брианна, доставая из сумочки расческу, чтобы поправить волосы. — Он думал, что женщины должны вообще всегда покрывать волосы, чтобы не вызывать вожделения. Старый нервный ворчун, — добавила она, убирая расческу на место, в сумочку. — Мама всегда говорила, что он просто боялся женщин. Считал их жутко опасными, — Брианна широко улыбнулась при этих словах.

— Они такие и есть, — он, поддавшись невольному порыву, наклонился и поцеловал ее, не обращая внимания на стоявших поблизости людей.

Она удивленно посмотрела на него, но потом приподнялась на цыпочках и поцеловала его в ответ, нежно и быстро. Роджер услышал где-то неподалеку весьма неодобрительное хмыканье, но ему не было дела до недовольных.

— В церкви, да еще в канун Рождества! — хрипло прошипел кто-то за его спиной.

— Ну, это еще не совсем церковь, Анни, это ведь просто преддверие, а?

— Да он к тому же еще и сын пастора, этот тип!

— Ну, будет тебе, Анни, ничего тут особенного, сапожники вечно ходят босиком, ты же знаешь, а дети если и идут по стопам отцов, то скорее в обратную сторону. Помнишь ведь ту историю, когда сын проповедника попался в лапы дьявола. Обычное дело. Идем же, ну!

Голоса затихли, их обладатели вошли в церковь под твердый стук толстых каблуков туфель дамы и более мягкий топот мужских ботинок. Брианна оглянулась и посмотрела им вслед, с трудом сдерживая смех.

— Ты не намерен отправиться в лапы дьявола?

Роджер улыбнулся, глядя на нее сверху вниз, и погладил по щеке. Брианна в честь Рождества надела бабушкино ожерелье, и чистые, сияющие жемчужины, казалось, впитали в себя свечение ее нежной кожи.

— Если я на что-то ему понадоблюсь, этому самому дьяволу.

Прежде чем Брианна успела сказать что-нибудь еще, их окутал клуб холодного туманного воздуха, влетевший в открывшуюся дверь церкви.

— О, мистер Уэйкфилд, никак это вы?

Роджер повернулся, и на него тут же уставились две пар глаз, горящих самым неприкрытым любопытством.

Две пожилые женщины, каждой из которых было явно за шестьдесят, стояли перед ним рука об руку, и плотных зимних пальто и маленьких фетровых шляпках, из-под которых выбивались седые волосы.

Они выглядели как близнецы.

— О, миссис Макмурд, миссис Хайз! Счастливого вам Рождества! — Роджер, улыбаясь, раскланялся с дамами. Мисси Макмурд жила через два дома от старого особняка и каждое воскресенье ходила в церковь со своей подругой, миссис Хайз. Роджер был знаком с ними всю свою жизнь.

— Так значит, решили приобщиться к римской вере, мистер Уэйкфилд? — спросила Кристина Макмурд. Джесси Хайз хихикнула, оценив шутку подруги, и красные вишенки, которыми была украшена ее шляпка, подпрыгнули.

— Ну, может быть, не прямо сейчас, а немножко позже, — все так же с улыбкой ответил Роджер. — Я просто проводил на службу свою подругу, видите? Вы знакомы с мисс Рэндэлл? — Он взял Брианну за руку и заставил ее выйти вперед, после чего вполне официально представил дам друг другу, внутренне умирая со смеху при виде того, как жадно старые леди рассматривали девушку, изучая малейшие детали ее внешности.

Для миссис Макмурд и миссис Хайз присутствие Роджера в этом здании говорило многое о его намерениях, — это был равнозначно тому, как если бы он дал огромное объявление на первой полосе вечерней газеты. К сожалению, Брианна этого не поняла.

А может быть, все-таки поняла? Она искоса посмотрела на Роджера, и в ее глазах играла улыбка, а ее пальцы чуть-чуть сжали руку Роджера, всего на долю секунды.

— Ох, смотри, Кристи, так уже тот малыш вышел с кадильницей! — воскликнула миссис Хайз, заметив появление в глубине нефа еще одного мальчика в белом балахоне, — он вышел из-за алтаря. — Идем-ка поскорее, а то нам места не останется!

— Приятно было с вами познакомиться, моя дорогая, — сказала миссис Макмурд, обращаясь к Брианне, и при этом так закинула назад голову, что ее шляпке явно угрожало падение с макушки на пол. — Ох, ну до чего милая и высокая девушка! — Она посмотрела на Роджера и подмигнула — Повезло ей, нашла парня себе по росту, а?

— Кристи!

— Иду, Джесси, иду, уже иду! Вы тут не задерживайтесь, уже пора! — Поправив шляпку, украшенную небольшим пучком перьев шотландской куропатки, миссис Макмурд неторопливо повернулась и последовала за своей подругой.

Колокол над церковью снова начал звонить, и Роджер взял Брианну за руку. Впереди, совсем близко, он увидел Джесси Хайз, оглядывавшуюся в этот момент назад, — и в глазах старой леди светилось раздумье, а улыбка казалась немного смущенной и понимающей.

Брианна опустила пальцы в небольшую каменную чашу, стоявшую у стены возле двери, и перекрестилась. Роджер вдруг понял, что жест Брианны, окунувшей руку в святую воду, показался ему до странности знакомым, несмотря на то, что это был чисто католический обычай.

Много лет назад, когда они с преподобным бродили как-то по холмам, они добрались до некоего священного источника, затаившегося в небольшой рощице. Рядом с тонким фонтанчиком стояла плоская каменная плита, на которой можно было рассмотреть остатки когда-то вырезанного изображения, почти стершегося, — это была лишь тень человеческой фигуры на камне.

Над маленьким озерцом темной воды висело ощущение мистической тайны; Роджер и преподобный отец некоторое время стояли перед источником молча, просто глядя на воду. Потом преподобный наклонился, зачерпнул пригоршню воды и так же молча, торжественно выплеснул ее на основание плиты, зачерпнул еще пригоршню — и омыл свое лицо.

Когда преподобный наклонился, Роджер заметил ветхие обрывки ткани, привязанные к ветвям дерева, возвышавшегося над источником. Конечно же, это были подношения… подношения, оставленные теми, кто молился перед этим источником, теми, кто приходил поклониться древней святыне.

Сколько тысячелетий соблюдался этот ритуал — сначала омыться священной водой, а уж после высказывать свои затаенные желания? Роджер тоже окунул пальцы в чашу, а потом неловко коснулся ими лба и сердца, мысленно произнося нечто вроде молитвы.

Они с Брианной нашли места на скамье в восточном трансепте, устроившись рядом с каким-то разговорчивым семейством, — родители суетливо усаживали поудобнее детей, — причем некоторые из малышей просто засыпали, едва усевшись, — укладывали поудобнее пальто и сумки, и бутылочки с молоком, а маленький, страдающий одышкой орган, невесть где спрятанный, играл «О, маленький град Вифлеем».

Потом музыка умолкла. Молчаливое ожидание повисло над всеми, и тут же орган взорвался новой мелодией, величественной вариацией на тему «Приди, Господь, мы дети Твои».

Роджер встал вместе со всеми прихожанами, когда процессия вышла в центральный проход. В ней участвовали несколько псаломщиков и прислужников в белых одеждах, и один из них размахивал кадилом, испускавшим клубы ароматного дыма, окутавшего людей. Еще один нес какую-то книгу, а у третьего было в руках большое распятие, и ужасающе вульгарная фигура на нем была измазана красной краской, чей кровавый цвет перекликался с цветом риз священника, золотых с алым.

Вопреки самому себе, Роджер почувствовал, что просто задыхается от отвращения; вся эта смесь варварской пышности с песнопениями на латинском языке казалась ему слишком чужеродной, слишком несоответствующей его подсознательным представлениям о церкви как месте, где обращаются к Богу.

Но по мере того, как месса продолжалась, все стало выглядеть чуть более нормальным; читали Библию, и Роджер слышал знакомые с детства слова, а потом его охватила привычная скука от долгого обряда, в которой было даже что-то приятное, и он рассеянно слушал обычные рождественские призывы к миру, доброте, любви… эти слова всплыли на поверхность его сознания, безмятежные, как белые лилии, плавающие в озере слов.

К тому времени, когда прихожане снова поднялись со своих мест, Роджеру все это уже совершенно не казалось таким уж странным и чужеродным. Знакомая жаркая духота молитвенного собрания была насыщена запахами мастики для паркета, влажной шерстяной ткани, нафталина, а заодно и слабым духом виски, которым некоторые из местных жителей подкрепились перед долгой службой, — и благодаря этому привычному букету Роджер почти уже не замечал сладкого, отдающего мускусом дымка ладана. А когда он вдыхал чуть поглубже, ему казалось, что он улавливал свежий запах травы, исходивший от волос Брианны.