Барабаны осени. Книга 1. О, дерзкий новый мир! - Гэблдон Диана. Страница 77

— Я был неправ, — сказал Джейми.

Охваченная напряжением, я уже двинула колено вверх, и только после этого до меня дошел смысл его слов. Но прежде чем я успела остановиться сама, Джейми зажал мою ногу между своими ногами.

— Я сказал, что я был неправ, Сасснек, — повторил он с легким раздражением в голосе. — Соображаешь?

— А… ну да, — пробормотала я, чувствуя себя несколько глуповато. И попыталась осторожно высвободить коленку, но Джейми по-прежнему крепко сжимал бедра.

— Ты не хотел бы меня отпустить, а? — вежливо спросила я. Мое сердце все еще бешено колотилось.

— Нет, не хотел бы. Теперь ты будешь слушать?

— Полагаю, да, — все так же вежливо ответила я. Не похоже, чтобы я сейчас могла заняться чем-нибудь другим.

Я находилась достаточно близко к нему, чтобы даже в темноте заметить, как изогнулись его губы — слегка, совсем чуть-чуть. Он на мгновение еще сильнее сжал мое колено, а потом отпустил.

— Это ужасно глупая ссора, и ты знаешь это не хуже меня.

— Нет, я не знаю. — Мой гнев отчасти утих, но я совсем не намеревалась позволять Джейми вообще спустить на тормозах всю эту историю. — Может быть, для тебя это и не важно, а вот для меня — другое дело. И это не глупо. И ты это понимаешь, иначе бы не согласился признать собственную неправоту.

На этот раз губы Джейми изогнулись сильнее. Он глубоко вздохнул и положил руки мне на плечи.

— Ладно, хорошо. Мне следовало рассказать тебе о Бирнесе; это я действительно признаю. Но если бы я это сделал, ты бы туда поехала, даже если бы я тебе объяснил, что это судороги… а я хорошо знаю, что это такое, мне уже приходилось их видеть. Но ты, даже зная, что помочь нельзя, все равно бы туда отправилась, верно? Или нет?

— Верно. Даже если… ну да, я бы обязательно поехала.

На самом деле я вообще ничего не смогла бы сделать для Бирнеса. Тот тип обезболивающего, который использовал Майерс, не помог бы в случае столбняка. И ничто, кроме инъекции кураре, не смогло бы ослабить эти судороги. Я ничего не могла дать Бирнесу, кроме своего собственного присутствия, но весьма сомнительно, чтобы он смог это оценить… или просто заметить. И все равно я чувствовала себя обязанной быть рядом с больным.

— Я должна была бы пойти, — сказала я, уже несколько мягче. — Я врач. Неужели ты не понимаешь?

— Конечно, понимаю, — проворчал он. — Или ты думаешь, что я тебя совсем не знаю, Сасснек? — И, не дожидаясь ответа, он продолжил: — Там, на лесопилке, много было разговоров о том случае… ну, так оно и должно быть, правильно? И если бы этот человек умер в твоем присутствии вот такой смертью… ну, никто бы не решился, пожалуй, прямо заявить, что ты его убила… но люди вполне могли такое подумать. То есть не то, что ты его убила намеренно, а просто — решили бы, что ты позволила ему умереть самому, чтобы, так сказать, избавить его от веревки.

Я положила руки на колени и уставилась на них; мои пальцы были почти такими же бледными, как атласная ткань под ними.

— Вообще-то мне такое приходило в голову.

— Я отлично это знаю, — сухо произнес Джейми. — Я же видел твое, лицо, Сасснек.

Я втянула в грудь побольше воздуха, — как будто чтобы убедить саму себя, что вокруг не витает больше густой запах крови. Но пахло только смолой, чудесной сосновой смолой, — и это был чистый и живой аромат, немножко вяжущий, слегка щекочущий ноздри. Я вдруг очень живо припомнила свой госпиталь и хвойный дезодорант для воздуха, которым все пропиталось насквозь, но который все равно не мог уничтожить затаенный запах болезней.

Я сделала еще один освежающий вздох и подняла голову, чтобы посмотреть на Джейми.

— А ты удивился бы, если бы я убила его?

Он немного удивился.

— Ты могла бы это сделать, если сочла бы, что это к лучшему. — Сам по себе вопрос о том, могла ли я убить человека, он просто отмел, как несущественный, поскольку посчитал куда более важным другое. — Но мне кажется, не слишком мудро было бы с твоей стороны, так сказать, руководить обеими смертями, если ты понимаешь, о чем я.

Я поняла, и уже не в первый раз ощутила ту невидимую сеть связей, частью которой он был, а я не могла стать никогда. Эта страна и ее обычаи были такими же чужими для него, как и для меня; однако он не только знал, о чем говорят люди вокруг, — в конце концов, это можно было без труда выяснить, посидев в таверне или погуляв по рынку, — но и то, о чем они думают.

Но что меня раздражало куда сильнее, так это то, что ему прекрасно были известны и мои мысли.

— Значит, поняла, — сказал он, всматриваясь в мое лицо. — Я знал, что Бирнес наверняка умрет, и ты ему ничем не поможешь. Но если бы ты узнала о его болезни, ты бы обязательно отправилась к нему. А потом он бы умер, а люди… ну, может, они и не стали бы вслух рассуждать о том, как это странно, что оба мужика скончались, так сказать, под твоими руками, но…

— Но они бы об этом подумали, — закончила я за него. Теперь он уже улыбнулся по-настоящему.

— Люди за тобой наблюдают, Сасснек.

Я закусила губы. К добру ли, к худу ли, но на меня и в самом деле обращали внимание, и это внимание стало бы куда более пристальным, если бы я позволила себе совершить еще одно убийство.

Джейми выпрямился во весь рост и, ухватившись за ветку, чтобы не свалиться в воду, шагнул из лодки на берег и поплотнее завернулся в плед.

— Я обещал миссис Бирнес, что заберу вещи ее мужа с лесопилки, — сказал он. — Ты можешь не ходить со мной, если не хочешь.

Лесопилка мрачной глыбой вырисовывалась на фоне звездного неба. Она не могла бы выглядеть более зловещей, даже если бы очень постаралась. «Куда ты пойдешь, туда же и я».

Я подумала, что теперь знаю, что именно он делает. Он хотел увидеть все в целом, прежде чем принять решение; увидеть, осознавая, что все это может принадлежать ему. Шагая между цветочными клумбами и через фруктовый сад, проплывая в лодке мимо обширных сосновых лесов, посещая лесопилку — он оглядывал все это хозяйство, предложенное ему, взвешивал и подсчитывал, решая, с какими трудностями ему придется столкнуться и может ли и должен ли он принять этот вызов.

В конце концов, мрачно подумала я, дьявол тоже настоял на том, чтобы показать Иисусу все. Он постарался изо всех сил, и возвел Его на крышу храма, чтобы Он увидел все города мира и все его соблазны. Единственной проблемой в нашем случае было то, что если бы Джейми решил сигануть вниз, ему на помощь вряд ли явился бы легион ангелов, готовых поддержать его, чтобы он не сломал ноги — а заодно и все остальное — о плиту шотландского гранита.

Рядом с ним была только я.

— Погоди, — сказала я, выбираясь из лодки. — Я с тобой.

Горы пиленого леса по-прежнему лежали рядом с лесопилкой; никто не увез отсюда ни бревнышка с того дня, как я в последний раз была здесь. Ночная тьма поглотила все расстояния, лишив окружающее перспективы; кучи не так давно распиленных бревен, казалось, плыли над невидимой землей, то где-то вдалеке, то вдруг совсем рядом, так что я задевала их юбкой. В воздухе пахло опилками и сосновой живицей.

Я совершенно не видела, куда ступают мои ноги, — и из-за темноты, и из-за воланов собственной юбки цвета слоновой кости. Джейми держал меня за руку, чтобы я не споткнулась и не расшибла себе нос. Сам он, разумеется, никогда не спотыкался. Возможно, это было результатом того, что он всю свою жизнь прожил в глубоком убеждении: после захода солнца просто не может быть никакого света, и от этого в нем возникло нечто вроде радара. Ну да, подумала я, как у летучей мыши.

Где-то впереди, за хижинами рабов, горел костер. Было уже очень поздно; почти все должны были уже спать. В Вест-Индии в такой час стучали бы барабаны (впрочем, они стучали там все ночи напролет) и звучали бы ритмичные напевы; рабы причитали бы над каким-нибудь умершим, — такими причитаниями заканчивалась каждая неделя. А здесь было совершенно тихо. Ни звука, кроме шороха сосен, ни огонька, кроме костра на опушке леса.