Мультики - Елизаров Михаил Юрьевич. Страница 47
Я склонился над ним. Борман во сне начал хныкать, жалобно и тонко, как маленький мальчик, которому снится кошмар. Я тронул его за плечо. Борман неожиданно открыл глаза. Я готов поклясться, что в первую секунду Борман узнал меня, потому что он попытался придать своему лицу свирепое выражение. Затем зрачки его точно вспыхнули ужасом и превратились в горелые спичечные головки. Борман заблеял, негромко, дребезжаще, как игрушечный барашек.
Я испугался и позвал нянечку. Но когда она прибежала, это блеяние перестало быть надрывным. Борман издавал звуки просто так. Из его перегоревших глаз улетучились последние отблески разума. Бормана я больше не навещал…
Со мной еще дважды случались совестливые рецидивы. Я побывал на квартире у Кули. Его соседка сказала, что Юрочку в марте забрали. Кажется, в армию.
Отец Саши Тренера, увидев меня за калиткой, пообещал спустить кавказского пса…
Больше я никуда не ходил. Что-то подсказывало мне, что рано или поздно я увижусь и с ребятами, и с самим Разумовским. Ведь говорил же Разум Аркадьевич на прощанье нарисованному Герману, что вслед за расставанием обязательно бывает встреча…
Летние каникулы я провел у бабушки в Краснославске. Родная с детства обстановка, старые приятели — все это помогло если не забыть, то подретушировать пережитый кошмар. Ушли тягостные мысли о реформатории, а вместе с ними и головные боли.
Я быстро втянулся в режим, однажды предложенный Божко: подъем в шесть тридцать, легкая зарядка, пробежка; отбой — в одиннадцать вечера. Телевизор — по минимуму и в освещенной комнате. И разумеется, никаких "мультиков".
Позже, по четным годам, я хитрил, наведывался и в видеосалоны, а когда славная эра видеосалонов завершилась, в кинотеатры, но при этом я всегда прикрывал один глаз, чтобы не позволить мерцанию овладеть мной — все, как учил Артур Сергеевич Божко…
За лето я здорово вытянулся. Рост придал мне уверенности. Я предпринял в сентябре попытку подружиться с Наташей Новиковой, но был показательно отвергнут. Впрочем, я особо не страдал. После известных событий в Детской комнате милиции Новикова воспринималась мной больше как нарисованный персонаж, чем реальный человек. С таким же успехом я мог бы обижаться на мою "семерку треф"… Поэтому я на удивление легко пережил вроде бы болезненный для моего самолюбия факт, что Новикова вскоре закрутила с Алферовым. Клянусь, вместо ревности я испытал лишь приступ болезненной жалости к несчастной паре. При взгляде на Новикову и Алферова мне неизменно вспоминались отрезанные головы Валерки Самсонова и Тани Санжеевой…
Учился я все лучше и лучше и к концу школы наверняка дотянул бы до медали, если бы классная, Галина Аркадьевна, не подгадила с географией — влепила четверку. Так что медалистами у нас в классе стали только Алферов и Лившиц. Но я не расстраивался. Я был уверен, что и так, без всяких позолоченных железяк сдам вступительные экзамены в педагогический…
В девяносто седьмом году до меня дошла грустная новость, что Алферов и Новикова трагически погибли в автокатастрофе. По словам бывших одноклассников, их хоронили в закрытых гробах — тела были полностью изувечены аварией, так что даже головы пришлось пришивать. Тогда я подумал, что ведь еще в девятом классе подозревал, что Алферов и Новикова приговорены и обречены…
В ту ночь со мной случился очередной приступ, но произошел он во сне. Меня снова окружал мрак детской комнаты, разреженный лишь желтым рассеянным лучом и прямоугольником экрана. Я падал, как подкошенный, навзничь, и моя отрубленная неморгающая голова смотрела на пустой перекошенный кадр с дырами перфорации. За моим затылком тарахтел, словно мотороллер, диапроектор. Пульсирующий луч с каждой секундой креп и наливался светом.
Но я не беспокоился. По опыту я твердо знал, что когда белая ослепительная яркость поглотит все пространство, я заново открою глаза и наступит утро.
