Перевал Дятлова, или Тайна девяти - Матвеева Анна Александровна. Страница 13

Физически больно было читать этот текст, написанный человеком, который уже потерял свою дочь, но еще не смирился с этим. Тело Люды Дубининой пока не нашли… И ее отец пишет:

…слышал разговоры студентов УПИ, что бегство раздетых людей из палатки вызвано взрывом и большим излучением… заявление зав. административным отделом обкома КПСС т. Ермаша, сделанное сестре погибшего т. Колеватовой, о том, что остальные, не найденные сейчас 4 человека могли прожить после смерти найденных не более 1,5- 2 часа, заставляет думать, что вынужденное, внезапное бегство из палатки вследствие взрыва снаряда и излучения вблизи горы 1079, "начинка" которого вынудила… бежать от нее дальше и, надо полагать, повлияла на жизнедеятельность людей, в частности на зрение.

Вот это да! Людин папа достаточно смело высказывал свои соображения. По тем временам - беспримерно смело… Кстати, мне тоже приходило в голову, что дят-ловцы были ослеплены. Дело в том, что костер возле кедра горел полтора или два часа. И для того чтобы поддерживать огонь, кто-то (вероятнее всего, дятлов-цы - пока мы ничего не знаем о присутствии на перевале еще каких-то людей) залезал на этот самый кедр - высоченный, раскидистый - и прыгал по веткам, чтобы их сломать. Кроме того, срезал ножом ветки растущих рядом тоненьких березок, несмотря на то что их легче было сломать руками. Тогда как в двух шагах от костра, по свидетельству поисковиков, находился валежник! То есть ребята ничего не видели… (Если даже предположить, что кругом была темная ночь, все равно не сходится - свет луны и отражение его снегом сделали бы свое дело.)

Свет снаряда 2/11 около семи часов утра видели в г. Серове. Наблюдала это, по рассказам студентов УПИ, некая группа туристов, пребывавшая в то время в походе у горы Чистоп. Думаю, что предполагаемый снаряд был пущен извне территории СССР, и потому меня удивляет, почему не были закрыты туристические маршруты из г. Неделя…

И кроме этого, если снаряд отклонился и не попал на намечаемый полигон, по моему мнению, ведомство, выпустившее этот снаряд, должно выслать на место его падения и разрыва аэроразведку для выяснения, что там он мог натворить, и для оказания потребной возможно помощи.

…Если аэроразведка была сделана, то можно предположить, что она подобрала остальных четырех человек.

Изложенным здесь моим личным мнением я ни с кем не делился, считая это не подлежащим разглашению.

Бедный Александр Николаевич! Еще оставалась у него маленькая надежда, что дочку забрали спасатели из аэрогруппы… Через две недели найдут Люду и троих парней, а в начале мая их похоронят.

В конце странички была сделана пометка карандашом, видимо, рукой Светы:.младший брат Люды - Игорь, живет в Березовском, инженер.

Я прижала к себе листочки. Горе отца, потерявшего любимую дочь, до сих пор витало над страницами.

В папке остался еще один протокол допроса свидетеля. Владимир Михайлович Слободин, председатель профкома УПИ, которому после гибели сына еще и влепили строгий выговор (Господи, в какие времена они жили?..), подробно высказывал свои соображения о виновниках беды. Их искали только среди организаторов похода. Владимир Михайлович ссылался на разные документы и постановления, доказывая, где оплошали руководители спортклуба и УПИ, просил наказать их… Особенно должно было влететь Льву Гордо, председателю спортклуба.

Несчастные и наивные родители, до своей смерти так и не узнавшие причину, по которой у них отобрали самое главное в жизни, весь ее смысл - детей… Родители дятловцев боролись за правду, как львы. Боролись всеми возможными тогда способами - писали заявления, давали показания, добивались приема у начальства, расспрашивали студентов и туристов… Сами отправлялись на место происшествия, но там, кроме молчаливых снегов и холодного ветра, ничего и никого не повстречали.

Света говорила, что никого из них уже нет в живых. Наверное, их души повстречались с душами убитых детей - убитых природой, людьми или сверхъестественными силами…

Теперь они знают правду.

Листки выпали из моих рук, и я заснула моментально, безо всяких переходных периодов.

11.

Я шла по красивому заснеженному городу. Он снится мне довольно часто: удачный гибрид Свердловска, Екатеринбурга, Ленинграда и Санкт-Петербурга. Шумят, раскачиваясь, будто деревья, тонкие и высокие дома, неподвижны редкие сосны с общипанными верхушками, машины едут скучным и скученным потоком. Одно за другим зажигаются окна, веселый пьяница падает на раскатанной до блеска дорожке. Громко, старательно матерится и встает. Я иду в старой шубе, подняв воротник обеими руками. Совсем стемнело - только снег чуть светится, и видны грязные края сугробов.

Передо мной - старик, он бредет аккуратно, словно боится разбудить в себе болезнь резким движением. Неспешные, правильные шаги, как машина: раз-два, раз-два. Дорожка узехонькая, мне приходится подстраиваться под этот солдатский ритм. Но я куда-то тороплюсь, поэтому вскоре его спина, прикрытая старым шерстяным пальто, в котором, наверное, очень холодно, оказывается прямо перед моим носом, так что я даже могу уловить запах лекарств, летающий рядом.

Он оборачивается, погружает в меня блекло-голубые глаза.

- Эмиль Сергеевич?

- Здравствуй, Анечка, - мы встаем плотно в сугробе (на месте стой, раз-два!).

- Вас же, то есть… вы же… - я совершенно не могу артикулировать.

- Что-что? Ах, ну да, это совершенно неважно! Анечка, я что хотел тебе сказать - ты вот сейчас читаешь документы все подряд, это, конечно, хорошо, но ты найди там у меня такой картонный конвертик - посмотри, что внутри. В первую очередь. И еще, Аня, - у тебя ведь не все бумаги по этому делу! Ира моя никогда аккуратницей не была. И не увидела еще несколько листочков, я их как раз в тот… м-м-м… день смотрел. Ты уж найди их, пожалуйста.

Я кивнула, держась за воротник шубы. Прямо от меня убегала абсолютно свободная дорога, протоптанная в глубоком снегу. Но я никуда больше не спешила. Как тот ямщик.

Утром этот сон благополучно забылся. Я проснулась в замечательном настроении и подумала, что надо бы пойти прогуляться, тем более на улице немного потеплело. Так мне показалось.

Уже на выходе меня тормознул телефонный звонок. Редактор из Москвы. Тот самый, что отказался от моего романа. Нет, в смысле романа со мной он был как раз очень не против, несмотря на лысину; ему не хотелось издавать произведение с "недостаточным эротическим контекстом". Что он имел в виду, мне в общем-то понятно. Блестел при этом глазками и облизывался, что абсолютно укладывалось в искомый им "контекст".

- Здравствуй, деточка, - заговорил редактор, и мне показалось, что я чувствую запашок, как будто мой собеседник не почистил зубы поутру. В Москве как раз было раннее утро, так что редактор звонил из дома. - Ты подумала о том, что мы говорили?

- Да, - сказала я, тоскливо глядя на дверь. Очень хотелось на улицу - проветрить голову. И тело. И шубу.

- Ты переделаешь?

- Может быть, мы созвонимся попозже?" Короткие гудки. Я аккуратно положила телефон на подзарядку. Странно, этот разговор меня совершенно не расстроил, хотя насчет эротического контекста - дело дохлое. Видимо, романа не будет. Никакого. Я вышла вон из опостылевшей за несколько дней квартиры.

Как хорошо было на улице! Тот самый зимний день, что представляют себе эмигранты в далеких Парижах и Нью-Иорках… Морозно, но совсем не холодно, и даже снег скрипит по-деревенски, синеватый, плотный, настоящий. Будто мы и не в городе-миллионере!

Я медленно пошла по своей улице вниз. Улица Декабристов. Странно - насколько сильно прикипаешь к названию, настолько же оно теряет смысл… Когда-то здесь шли декабристы в Сибирь, а теперь, не спеша и с удовольствием, плетусь я, придерживая полы шубы, и параллельно мне течет многорядный поток машин.

Справа парк, я часто тут гуляю. Дорога удобная - спуск с горы. Слева - магазин, а я помню, что когда-то в этом здании работала пивная под названием "Кафе Восточное", там можно было встретить самых разных замечательных людей. Где они теперь?